Не бойся желаний - Чиж Антон - Страница 15

– Вы же… Вы же…

– Да, я Пансофий, – подсказали Варваре.

– Что? – вырвалось у нее. Имя не просто редкое. А ведь с ним приходится жить.

Гость смиренно вздохнул. Видимо, знал, что людям надо прийти в себя.

– Родители ждали девочку, решили назвать Софьей. Но появился я. Не пропадать же хорошему имени.

– Действительно, зачем пропадать, – сказала Варвара, радуясь, что маска скрывает эмоции. – Так вы не просто мудрый, а многомудрый.

– Да, так переводится, – согласился Пансофий. – Можно просто Софик. Так родители меня зовут.

Как же несчастного звали в школе? Помня детские нравы, Варвара боялась и представить. Проблема заключалась в другом: она должна была уйти минуты через две.

– Я поступать приехал, – сообщил Софик.

– В какой институт? – спросила Варвара, поглядывая на часы.

– В театральный.

– На актера?

– Нет, актера из меня не вышло, – опять вздохнул Софик. – И режиссера тоже. И художника. Ну и продюсер из меня не получится. Не мое это. В прошлом году провалился во всех московских театральных вузах. Поэтому буду поступать на театроведение. Деваться некуда.

«Если некуда идти – иди в театроведение». Этот лозунг всегда возмущал Варвару. Нет, что ли, других гуманитарных институтов? Почему бы не поступить в педагогический? Хотя такому учителю не выжить в первом классе. Театроведение, и только. Без вариантов.

Выхода у Варвары не осталось.

– Пансофий, – сказала она вежливо, но строго, не решаясь перейти на кличку. – Сейчас мне надо уехать. Вечером или завтра все подробно обсудим.

– Да, хорошо, я подожду. – Кажется, Пансофий собирался ждать на лестнице.

Пускать гостя из провинции, как требует закон гостеприимства, Варваре не хотелось. Дед об этом точно не просил. Ей будет неудобно оставаться вдвоем с молодым человеком. Еще неизвестно, как он пользуется унитазом и ванной. И что подумает Митя? В общем, Варвара нашла себе оправдания. Хотя совесть смотрела на нее с укоризной.

– Вот что, Пансофий, сегодня и завтра поживите в гостинице, у нас тут поблизости несколько мини-отелей. А там разберемся.

– Хорошо, поживу, – согласился гость из провинции.

– У вас есть деньги?

– Есть, много. Три тысячи рублей. Родители потом еще пришлют телеграфом.

Пансофий жил в финансовых привычках волжского городка. Варвара не имела права сразу толкнуть его в прорубь петербургских цен. Она спросила: привязан его номер к карте? Пансофий вынул кнопочный телефон, который мог быть привязан только к своему хозяину. А карту Петербурга еще не успел купить на вокзале.

Давненько Варваре не попадались многомудрые юноши с дремучими привычками. Профессору Тульеву Пансофий точно понравится. Опекать его придется тщательно. Чтобы не подвести деда и его слово. Она назвала адрес хостела, где трех тысяч хватит на несколько дней, и обещала завтра решить проблемы гостя из провинции. Пансофий принял заботу смиренно. Дал слово не заблудиться в трех домах. Ну или спросить дорогу, если потеряется.

Варвара выбежала на канал Грибоедова, считая минуты. И уткнулась в цветы.

– Варвара Георгиевна, можно украсть у вас минутку?

Студент Масарский протягивал ей букет алых роз.

– Что это? – резко спросила Варвара, любуясь густым кустом.

– Это вам. В знак моего уважения. Пожалуйста.

К цветущей красоте Варвара не прикоснулась.

– Всем курсом скинулись?

– Обижаете, Варвара Георгиевна, – ответил красивый студент. – Тем, кто мне нравится, я выражаю свои чувства без посторонней помощи.

– Зря потратились. Букет оставьте для своих сокурсниц. Зачет сдавать придется. И вам, и всему курсу. Простите, я спешу…

Смартфон звякнул колокольчиком мессенджера. Ингрид просила ждать: застряла в пробке на Лиговском проспекте. Изредка дорожные заторы бывают полезными. Образовался запас времени.

– Неужели считаете меня настолько мелочным?

Варвара просто не могла принять букет.

– Не обижайтесь, Масарский. Вы перешли границу дозволенного в общении педагога и студента.

– Для вас это так принципиально?

– Без вариантов.

– И букет не возьмете?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Нет.

Масарский шагнул к ограждению и швырнул букет в канал. Розы сверкнули и исчезли в мутной воде. Красиво, как в романтическом кино.

– Теперь правила не нарушены? – Он показывал обиду, как умеет студент-актер. То есть переигрывая.

– Теперь нет, – ответила Варвара. Ей стало жаль букета. Можно было передарить Мукомолову. Произвести впечатление. Нет, это слишком.

– В таком случае, Варвара Георгиевна, вы не оставляете мне выбора.

– Да, зачет придется сдать. И пьесы прочесть.

– Я подожду.

– Чего?

– Через два года наш курс выпустится и граница между нами исчезнет. Ничего, что потеряем два года. Потом наверстаем.

Студент пережимал с оскорбленным видом, но был мил, как обиженный мальчик.

– Вы так в себе уверены? – спросила Варвара.

– Я убежден, что нашел ту, ради которой подождать два года – пустяк.

– Хотите откровенно?

– Об этом только мечтаю.

– Вы мне не нравитесь. Совсем. Окончательно. Теперь ясно?

Масарский кивнул.

– Это не важно. Между нами невидимая связь. Вы не видите, я – да.

Еще один специалист по тонким материям. Конкуренция у Марты нарастает.

– Между нами нет и не может быть ничего общего, – ответила Варвара так, чтобы убить все вопросы. Как надоедливых мух.

В ответ последовала плохо отрепетированная улыбка.

– Хотите, докажу?

– Не хочу.

– Можно попросить ваш смартфон?

Чтобы закончить с занудством, Варвара вынула то, что требовалось.

– Что у вас на заставке экрана?

Варвара провела пальцем. Под ворохом ненужных приложений в старинном кресле сидел господин крепкого телосложения, с роскошными усами вороненого отлива и русым вихром. На крепкой шее висел крест ордена Святой Анны. Взгляд господина был цепким и пронизывающим. Не потерял силу за прошедшие десятилетия. Даже наоборот. Снимок был начала прошлого века. Черно-белый.

– Кто этот суровый господин?

– Мой прапрадед, чиновник сыскной полиции, – ответила Варвара.

– Тот самый Родион Георгиевич Ванзаров?

– Тот самый.

– А теперь смотрите. – Масарский достал свой смартфон и включил экран. У него на заставке тоже была старинная фотография. Господин приятной наружности с аккуратной бородкой и усами, с цепочкой на жилетке и перстнем на мизинце вальяжно уселся в кресле, закинув ногу на ногу. У него было прекрасное настроение, он чуть заметно улыбался. Будто посмеивался над суетой потомков.

– Чему я должна удивиться? – спросила Варвара.

– Мой предок. Петербургский обыватель, но довольно состоятельный. Понимаете?

– Нет.

Масарский вытянул руку, приблизив свой смартфон к Варвариному.

– У кого еще на заставках предки? Кто еще помнит о своих корнях и бережет память о них? Только близкие по духу люди, редкие теперь. Те, между которыми невидимая связь! Через времена, через столетия! А может быть, мы не впервые встречаемся? Может, это уже случалось много раз в минувших эпохах? Когда я признался вам в симпатиях, я не шутил. Вы мне очень нравитесь, Варвара Георгиевна. Сейчас. И всегда. Во всех прошлых жизнях. Я в этом уверен…

Студент так полагается на свою природную мужскую красоту, что плохо осваивает актерское мастерство. За два года не научился играть достоверно. Фальшивит. И не понимает, как плохо лицедействует. Какая жалость.

Она убрала смартфон.

– Пересдача через четыре дня. Напомните сокурсникам.

Масарский не ожидал, что усилия окажутся бесполезными.

– А вы знаете, что актерам мастерской Боренко профессор Тульев сегодня поставил зачет? – попытался он оттянуть провал.

– Знаю, – ответила Варвара, она предполагала, что так и будет: профессору всегда лень слушать студенческий лепет, легче отвязаться. – Простите, я спешу.

– Постойте… У нас несчастье на курсе!

Варвара остановилась.

– Что случилось?