Мироходец - Абби Линн - Страница 47

– Я просто хочу сказать, что неведение пагубно, Урза, – добавил юноша, благодарно взглянув на возлюбленную.

– Пускай думают что хотят. Или ты предлагаешь нашептать о нашем плане в каждое ухо? – Мироходец махнул рукой. – Главное, мы избавимся от тритонов и дадим понять Фирексии, что Доминария может сопротивляться. Или ты хочешь затеять глобальную войну в Терисиаре? Мы уже проходили это, Мишра. Я не хочу войны. Никто не умрет.

– Тритоны умрут. – Девушка произнесла эти слова тихим, еле слышным шепотом, но в них слышалась такая скорбь, что по спине Рата пробежала дрожь и он обернулся.

Ксанча вспомнила Первую Сферу, других тритонов, вспомнила вторую Ксанчу, выкрасившую свои волосы в оранжевый цвет. Она могла бы убить эту Ксанчу в драке за еду, и та тоже могла бы убить ее, но, думая о мести Фирексии, она представляла прежде всего жрецов, гремлинов и демонов, но никогда не желала зла тритонам. Эти беспомощные, подневольные существа, подчас даже не подозревающие, зачем их забросили в другой мир, были ни в чем не виноваты перед Урзой. И не будут знать, почему умирают. Ксанча посмотрела в глаза Мироходца и не нашла в них ни сочувствия, ни жалости.

– Они должны умереть, – еще тише произнесла она. – В Доминарии им нет места.

«Место». Это первое в ее жизни слово заставило тритона содрогнуться.

– Не волнуйся, – обратилась она к Урзе, – я сделаю все, что ты потребуешь. – В голосе девушки слышались слезы. – Только не надо говорить, что никто не умрет.

– Ксанча, – шагнул к ней Мироходец, – никто не говорит, что ты…

Но она уже не слышала его. Закрыв лицо руками, тритон Ксанча выбежала из комнаты.

Глава 18

Они еще не раз возвращались к обсуждению плана Урзы, но спорили в основном о деталях. В целом идея оставалась неизменной.

Мироходец рассудил, что способности Ратипа лучше всего использовать для сборки пауков, и дал ему подробные инструкции. Работа эта оказалась для юноши не столько сложной, сколько утомительной и скучной, никак не подходящей его буйному темпераменту. Тем более что заряжать кристаллы белой маной мог только сам Урза.

В обязанности Ксанчи входили поиск фирексийцев по всему Терисиару и распространение смертоносных механизмов в городах и селах. Не доверяя изменчивому ветру, Урза сам отводил девушку в очередное королевство, вручал ей мешок с пауками, назначал место встречи и приходил через несколько дней, чтобы вместе вернуться в хижину.

Так пролетели осень и зима, в Оранские горы пришла ранняя весна. По расчетам Мироходца, следующее полнолуние Мерцающей Луны должно было состояться в канун летнего солнцестояния. Времени на осуществление плана оставалось совсем немного.

После каждого возвращения домой изобретатель запирался в своей мастерской, чтобы зарядить маной очередные добытые им кристаллы.

– Конечно, ты и сам мог бы это делать, – говорил он всякий раз выставляя юношу из комнаты, – но ты, наверное, соскучился здесь один, да и Ксанча хочет с тобой поболтать. А у меня есть пара идей, как улучшить мои механизмы, так что ступай отдохни и не мешай мне работать.

– Такой же сумасшедший, как всегда? – улыбалась Ксанча, когда юноша появлялся на пороге ее комнаты.

– Он сошел с ума гораздо раньше, чем умер его брат, – качал головой Ратип. – Неужели ты думаешь, что это можно изменить?

С наступлением весны Ксанча все чаще задумывалась о своем обещании освободить Рата и вернуть его в Эфуан Пинкар. До середины лета оставалось всего несколько месяцев, и, если юноша уйдет, они не успеют завершить подготовку к осуществлению плана. Она ждала и боялась этого разговора.

Однажды, поужинав и улегшись в постель, девушка почти уже задремала, но вдруг почувствовала, как на кровать уселся Ратип.

– Скоро год…

– Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя в Пинкар, – вздохнула Ксанча.

– Нет. Я не хуже тебя умею считать, Ксанча, и понимаю, что до мерцающего полнолуния без меня вам не успеть. Но я не знаю, что будет потом. У меня есть просьба…

Девушка удивленно взглянула на Рата:

– Какая просьба?

– Я хочу, чтобы ты вернулась в Эфуан.

– Я?

– Мы уничтожим фирексийцев, а я думаю о шраттах. Вы давно не были в Пинкаре…

Ксанча покачала головой.

– Я бывала в Медране. Ты говорил, что день летнего солнцестояния – самый большой религиозный праздник и все собираются в храмах, поэтому я прикрепила нескольких пауков к алтарю. Ничего подозрительного я там не заметила. Даже шраттов. Мне кажется, краснополосые давно уничтожили их, возможно, им помогли фирексийцы. Но в любом случае это уже история.

– Вот-вот. Именно поэтому я и обратился к тебе с просьбой. Ты пойдешь в Пинкар и установишь нескольких пауков в храме Авохира и в казармах краснополосых…

Девушка попыталась возразить, но Ратип жестом остановил ее.

– Я разобрался в устройстве пауков и усовершенствовал их. Звук, который издают мои механизмы, способен не только разлагать масло. Его колебания могут обращать камни в песок, а песок плавить в стекло. В день мерцающего полнолуния и храм, и казармы взлетят на воздух!

– Но это все же твой бог, Ратип. Неужели ты хочешь взорвать храм?

– И храм, и казармы. Я хочу уничтожить и шраттов и краснополосых, чтобы прекратить наконец их бесчинства на моей земле. Ты поможешь мне, Ксанча? Сделаешь это для меня?

– Я поговорю с Урзой.

– Мне кажется, ему не стоит об этом знать…

– Ратип! – возмутилась Ксанча. – Я ухожу и возвращаюсь вместе с Урзой. Он дает мне мешки с пауками. Неужели ты думаешь, что его можно обмануть?!

– Просто не говори ему…

– Прекрасно!

– Ты поможешь мне? – Юноша заглянул в глаза Ксанчи, но та отвернулась.

– Мне нужно подумать.

Ни той ночью, ни в последующие дни Ратип не возвращался к этому разговору. Но однажды, когда они вновь остались наедине, Ксанча сама подошла к юноше и решительно произнесла:

– Завтра он отведет меня в Руссвор. Я точно знаю, что там нет фирексийцев. Но это недалеко от Пинкара, и я смогу слетать туда…

– Я знал, что ты согласишься, знал! – радостно воскликнул Рат, подхватил девушку на руки и понес к кровати.

Позже, когда он заснул, Ксанча приподнялась на локте и посмотрела в его лицо. В вечернем сумраке Ратип очень походил на ее любимый портрет Мишры. «Как ловко этот мальчишка заставил меня делать то, что ему нужно», – удивилась фирексийка и подумала о Кайле бин-Кроог.

На следующий день, когда Урза взял ее за руку, чтобы через межмирие отправиться в Руссвор, Ксанча была уверена, что он знает о пауках Ратипа, лежащих в ее мешке. Девушка краснела и не решалась поднять глаза.

– В этом нет ничего постыдного, Ксанча, – сказал Мироходец через минуту, стоя на холме перед Руссвором. – Он – юноша, а ты предпочитаешь быть женщиной. Я слышал, как вы смеялись вчера вечером. Никогда раньше ты не была такой счастливой, и я очень рад, что вы нашли друг друга. После мерцающего полнолуния я уйду и оставлю вас вдвоем.

С этими словами он растворился в воздухе. Поразмышляв некоторое время над словами Урзы, Ксанча прочитала заклинание, зевнула и направила летающую сферу к столице Эфуан Пинкара.

Рассвет застал ее входящей в город через главные ворота. Ничто не предвещало неприятностей, когда дорогу девушке преградил стражник в длинном черном плаще, отороченном полосами красной ткани. Долговязый худой мужчина оглядел ее с ног до головы, растянув тонкие бледные губы в мерзкой усмешке, и попросил назвать имя и цель посещения столицы.

– Ратип, – выпалила Ксанча первое, что пришло ей в голову, – сын Мидеа из Медрана.

– Зачем прибыл в Пинкар? – Стражник наклонился к разодетому в дорогие одежды коротышке и, выдохнув ему в лицо запах вина и лука, задержал взгляд на мешочке с монетами.

– Пришел помолиться на Священном Писании Авохира в пятую годовщину смерти отца, – отчеканила девушка, вспоминая слова Рата о том, что ритуал поминовения родственников в годовщину их смерти был одним из самых почитаемых в Эфуан Пинкаре.