Мироходец - Абби Линн - Страница 34

– С меня хватит, – придя в себя, зло проговорила Ксанча. – Я не хочу больше мотаться с тобой по вселенной!

Оглядевшись, девушка поняла, что находится в низкой землянке, и направилась к выходу.

– Там болото, а из еды только лягушки, – предупредил Урза.

– Мне не привыкать.

Ксанча выбралась наружу и зачерпнула болотной воды. Солоноватая на вкус, она вполне удовлетворила ее. Серые кривые стволы низкорослых деревьев тонули в облаках ядовито-желтого тумана. Урза показался в дверях.

– Осталось совсем немного. – Видимо, он старался говорить как можно мягче. С тех самых пор, как они покинули Фирексию, Мироходец не отдыхал ни секунды.

– Я так устала, – захныкала Ксанча.

– Но ведь ты спала всю ночь!

– Когда это было! И где! Я хочу жить на одном месте, хочу видеть, как сменяются времена года.

– Крестьянка, – презрительно фыркнул Урза, но фирексийка не обиделась. Она слишком хорошо помнила Первую Сферу, чтобы не ценить плодородные земли.

– Мне нужен дом, – настаивала Ксанча.

– Мне тоже. Мой дом – Доминария, но я не могу вернуться туда. Понимаешь? Я не могу найти мой родной мир во вселенной. Он словно исчез. К тому же фирексийцы следуют за нами по пятам. Я чувствую это.

– Но жрецы не путешествуют по межмирию, – неуверенно начала Ксанча, – они используют переноски. Правда, я не знаю, как они определяют направление поисков. Возможно, силовые камни…

Но не успела она закончить свою мысль, как Урза продолжал:

– Когда я найду Доминарию и пойму, что она в безопасности, я найду подходящий мир, соберу армию в три раза больше фирексийской и построю переноски для ее транспортировки. Теперь я знаю, как они устроены. Осталось только найти материалы…

Ксанча тяжело вздохнула и протянула Урзе руку:

– Пойдем.

«Совсем немного» оказалось тридцатью тремя мирами. Только тогда Урза убедился, что Доминария действительно вне опасности. Во время путешествия Мироходец рассказывал Ксанче о структуре вселенной. Девушка мало что понимала из этих объяснений, но очень ценила попытки просветить ее.

– Мне нужен друг, – сказал Урза однажды вечером, когда спутники остановились в очень старом, давно погибшем мире. – Кто-то, с кем я мог бы поговорить, кто смог бы меня выслушать и сказать мне что-нибудь в ответ…

Отблески костра отражались в его волшебных глазах, когда он шевелил угли. Разжигать огонь не было необходимости, но Ксанче иногда хотелось посмотреть на пламя и представить, что она сидит у своего очага. Так было уютнее.

– Но ты никогда меня не слушаешь! – Сидя на корточках, девушка поджаривала на ветке кусочек хлеба.

– Почему? Я слушаю. Просто ты все время повторяешь фирексийскую ложь и редко бываешь права. Но ты мой единственный и самый настоящий друг.

Ксанча чуть не расплакалась и, отвернувшись, сделала вид, будто что-то попало в глаз. Конечно, она понимала, что Мироходец все еще не доверяет ей, но предложение дружбы стало для нее неожиданным и дорогим подарком.

– Я никогда не предам тебя. – Голос ее дрогнул. – Я тоже хочу быть твоим другом, Урза.

Она накрыла его ладонь своей и заглянула в колдовские глаза. Рука Мироходца показалась ей каменной, но затем потеплела, ожила, и он улыбнулся по-человечески – понятно и просто.

– Я отведу тебя, куда ты захочешь, но предпочел бы, чтобы ты осталась со мной до тех пор, пока я не найду мир, подходящий для нас обоих, – сказал Урза и заметил, что в глаз девушки опять что-то попало.

Последние угли костра уже успели остыть, и Мироходец отправился прогуляться, как делал всегда, когда его спутница засыпала. Ксанча вытащила из-за пазухи нож и проверила его, потрогав острие. Собравшись с духом, одним решительным движением она рассекла грудь, чуть пониже левой ключицы, и вложила в разрез янтарный комочек своего сердца, а затем, закусив до крови губу и тихонечко подвывая от боли, туго перевязала рану изорванной на полосы рубахой.

К утру ее уже била лихорадка, и Урзе хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Мироходец простер над ней свои исцеляющие ладони, и Ксанча пришла в себя.

– Теперь оно там, где должно быть, и я никогда его не потеряю, куда бы ты меня ни привел.

Ксанча хотела поселиться в таком мире, где ее приняли бы за свою. Урза же грезил только о создании новой армии. В огромной вселенной наверняка нашлось бы место, способное удовлетворить оба эти стремления, но главная проблема, мешавшая им осесть где-нибудь надолго, заключалась в том, что Урза не мог спать. Кошмары преследовали его всюду. Люди, дававшие им приют, вскоре отказывали в ночлеге, напуганные стонами странного постояльца и привидениями, блуждающими по округе. Мироходца боялись. Болезненная худоба, спутанные длинные седые волосы, изможденное бледное лицо, покрытое глубокими морщинами, и, главное, горящие огнем глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу. Все говорило о том, что незнакомец если не демон, то уж колдун-то точно.

Несколько раз доходило даже до стычек с крестьянами, возглавляемыми местными священниками. Набрать армию в таких условиях было невозможно. В лучшем случае Ксанче удавалось собрать один урожай, прежде чем они перебирались на новое место.

Как-то раз они нашли мир, очень похожий на Доминарию, какой та была до катастрофы Войны Братьев. Урза называл его Моаг. Именно о таком Ксанча и мечтала. Плодородные земли, хороший климат и приветливые жители – все это буквально очаровало фирексийку, и она упросила своего спутника остаться здесь подольше. Девушка предложила Мироходцу выстроить замок на самом отдаленном острове в море, где он смог бы отдохнуть и собраться с мыслями, не боясь причинить неудобство кому бы то ни было.

Как ни странно, Урза принял ее предложение, и вскоре над тихим пустынным островом вознеслась белокаменная башня, окруженная высокой крепостной стеной.

Несколько лет Мироходец сидел взаперти, не допуская даже свою недавнюю спутницу, а затем стал наведываться на материк – вербовать учеников – и вскоре заложил основу будущей армии. У далекого островка начали появляться корабли и лодки паломников и пилигримов, желавших поступить в подмастерья к Великому Изобретателю.

Ксанча обосновалась в крошечном домике на побережье, недалеко от рыбацкой деревушки, и даже разбила садик, в котором проводила почти все время, ухаживая за деревьями и грядками, с удовольствием наблюдая, как созревает урожай.

Встречались они редко, раз в месяц, в день, когда нарождается новая луна, и стали настоящими друзьями, потому что знали, о чем друг друга нельзя спрашивать.

Почти тридцать лет Ксанча наслаждалась радостями оседлой жизни, как вдруг в один прекрасный день все изменилось.

Путешествуя в своем летающем шаре над южной оконечностью материка, девушка почувствовала незабываемый аромат фирексийского масла. Запах был так силен, что Ксанча чуть было не разбила кристалл, подаренный Урзой накануне, но передумала звать на помощь Мироходца, решив сначала разузнать все подробнее.

Резкий аромат привел ее к недавно выстроенному храму огня, где приносили жертвы золотом и кровью. На паперти, возле ящика для подаяний, из которого вырывались языки пламени, сидел молодой послушник. «Помогите бедным», – произнес он тоном сборщика налогов, и, хотя все это сильно походило на вымогательство, Ксанча бросила в огонь несколько мелких монет.

Запах доносился из храма, поэтому, зевнув и прочитав заклинание, девушка вошла внутрь.

Нагретый воздух вибрировал над ритуальным огнем алтаря, поднимаясь к отверстию в сводах святилища. Не успела Ксанча сделать несколько шагов, как дорогу ей преградил рослый фирексиец, закутанный в черный плащ. Капюшон почти полностью скрывал лицо. Виднелась лишь седая борода. Его можно было бы принять за монаха, если бы не резкий знакомый маслянистый дух. «Неплохая маскировка», – почти порадовалась Ксанча за соотечественника. В руках, затянутых в перчатки, фирексиец держал длинный посох, вызвавший у тритона нехорошее предчувствие. Сама она была вооружена коротким мечом и пожалела, что не обзавелась хотя бы тяжелой булавой.