Полет сокола - дю Морье Дафна - Страница 4

Много веков картина пролежала в кладовых дворца, пока, уже после Рисорджименто, ее не обнаружили во время реконструкции здания. С тех пор она украшала или – как ворчали некоторые возмущенные обитатели Руффано – оскверняла герцогские апартаменты. Эта картина, как и алтарный образ в Сан Чиприано, потрясала и в то же время зачаровывала меня, о чем Альдо отлично знал. Иногда он силой заставлял меня без ведома отца вместе с ним подниматься по ветхой винтовой лестнице башни и, открыв старинную дверь, ведущую прямо на верхнюю площадку, со сверхъестественной, как мне тогда казалось, силой поднимал на балюстраду.

– Вот здесь и стоял Сокол, – говорил Альдо. – И здесь его искушал дьявол. "Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею".

Далеко внизу лежал Руффано, пьяцца дель Меркато. Люди, машины, повозки как муравьи копошились на пыльной равнине. Не знаю, сколько лет мне тогда было. Наверное, пять или шесть.

– Сказать тебе, что сделал Сокол? – спрашивал Альдо.

– Нет, – молил я, – нет…

– Он распростер руки и полетел. Он стал птицей. И его руки были крыльями. Он парил над крышами своего города, и люди как зачарованные не сводили с него глаз.

– Это не правда! – крикнул я. – Он не мог полететь. Он не был птицей, не был соколом. Он был человеком и упал. Мне папа говорил.

– Он был соколом, – настаивал Альдо. – Он был соколом и полетел.

Во сне запомнившаяся мне страшная сцена повторялась вновь и вновь. Я цеплялся за балюстраду, Альдо стоял за мной. Затем с силой, несравненно большей, чем та, какой я обладал в детстве, я отпрянул назад, вырвался из его рук и побежал вниз по винтовой лестнице туда, где меня ждала Марта. Она звала меня: "Бео… Бео…" Ее руки были раскрыты, и она крепко обняла меня, даря ласку и утешение. Но откуда в мой сон вошел запах старой, изношенной одежды? Дешевого вина?

На этот раз, проснувшись, я почувствовал, что сердце бешено колотится у меня в груди и что я весь покрыт потом. Кошмар был слишком реален, слишком ярок, чтобы рисковать третьей с ним встречей. Я зажег свет, сел в кровати, вынул записную книжку и занимался подсчетами, пока меня не сморило от усталости. Я задремал и спал без сновидений до семи утра, когда меня разбудил стук в дверь, возвестивший о приходе официанта с булочками и кофе.

День начался по обычному распорядку. Ночь со всеми ее ужасами осталась где-то позади. Как всегда, начал звонить телефон, и через какие-то десять минут я с головой ушел в организационные мелочи предстоящих часов: планы тех, кто желал провести утро в магазинах и присоединиться к остальным за ленчем; планы тех, кто жаждал увидеть собор Св. Петра, но не хотел бродить взад-вперед по длинным галереям Ватикана.

Вниз, к автобусу и ожидавшему нас Беппо, который, в отличие от меня, провел вечер в тепле и уюте своей любимой траттории.

– А знаете, – сказал он, – нам стоит поменяться местами. Вы поведете автобус, а я буду крутить шашни с клиентами.

Это был намек на мой вид, на мое измученное бессонной ночью лицо. Я сказал, что согласен на его предложение.

Когда наше отдохнувшее стадо разместилось в автобусе, с нетерпением ожидая "Дневного Рима", готового показать им все свои красоты, я заметил, что одинокий варвар, ночной соискатель моего сочувствия, демонстративно меня не замечает.

Наша колесница свернула налево и проехала мимо той самой церкви, которая, непостижимым образом слившись с Сан Чиприано, превратила мой ночной сон в кошмар. Паперть была пуста, крестьянка исчезла. Я надеялся, что она уже потворствует своим слабостям и вновь разжигает внутренний огонь теми десятью тысячами лир, что я ей дал. Бывшие учительницы к этому времени успели забыть о ее существовании. Они листали путеводитель и перечисляли соседям, что из содержимого виллы Боргезе (первая остановка) нельзя обойти вниманием. Я нисколько не удивился, когда через двадцать минут увидел, как они торопятся мимо совершенно пристойных статуй, чтобы жадно впиться глазами в нагло развалившегося гермафродита.

Все дальше и дальше, вниз к пьяцца дель Пополо, через Тибр к Замку Св.

Ангела, оттуда к собору Св. Петра и Ватикану. Затем, слава Богу, ленч.

Беппо, умный малый, съедал свой ленч в автобусе, там же читал газеты, спал. Ну а я, как всегда, играл роль дирижера, и в ресторане неподалеку от собора Св. Петра мне было не до отдыха. Миссис Тейлор уже потеряла зонтик, оставила, как ей казалось, в гардеробе Ватикана. Не буду ли я любезен как можно скорее им заняться? В два часа мы должны были выехать на осмотр терм Каракаллы, затем вернуться к Форуму и несколько часов провести в его развалинах. Здесь я обычно отпускал вожжи и предоставлял своих подопечных самим себе.

В тот день все вышло иначе. Я разыскал потерянный зонт и переходил виа делла Кончилацьоне, когда заметил, что несколько человек меня опередили и обступили Беппо, который вслух читал какую-то газетную заметку. Он подмигнул мне, наслаждаясь ролью переводчика. У его слушателей был потрясенный вид. В автобусе я увидел двух учительниц, и во мне проснулись дурные предчувствия.

– Чем вы так взволнованы? – спросил я Беппо.

– Убийство на виа Сицилиа, – сказал Беппо, – в сотне ярдов от отеля "Сплендидо". Эти дамы заявляют, что видели жертву.

Более голосистая из них с негодующим видом повернулась ко мне.

– Та бедная старая женщина, должно быть, это она. Водитель говорит, что ее нашли заколотой на паперти в пять часов утра. Мы могли бы ее спасти.

Это ужасно, я просто слов не нахожу.

Я был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Мой апломб как рукой сняло. Я вырвал газету из рук Беппо и стал читать. Заметка была короткой.

"В пять часов утра не паперти церкви на виа Сицилиа было найдено тело убитой женщины. Она была заколота ножом. По внешности потерпевшая походила на бродягу с явными следами опьянения. При ней обнаружено насколько мелких монет, в связи с чем случившееся, скорее всего, следует рассматривать как немотивированное убийство. Полиция разыскивает всех, кто видел эту женщину или заметил вблизи церкви что-либо необычное и может оказать помощь в расследовании преступлениям.

Я вернул газету Беппо. Группа ждала моей реакции.

– Это очень прискорбно, – сказал я, – но боюсь, не столь уж необычно. Убийства случаются в любом городе. Остается надеяться, что преступника скоро схватят.

– Но мы ее видели, – возмущалась учительница. – В десять часов вечера Хильда и я пытались поговорить с ней. Тогда она не была мертва. Она спала и тяжело дышала. Вы видели ее из автобуса, когда мы проезжали мимо.

Все ее видели. Я хотела, чтобы вы что-нибудь тогда сделали.

Беппо поймал мой взгляд и пожал плечами. Затем послушно направился к автобусу и забрался на свое сиденье. Разбираться – мое, а не его дело.

– Мадам, – сказал я, – я не хочу показаться бессердечным, но нас это не касается. Мы и тогда мало что могли сделать для этой женщины. А сейчас и того меньше. Этим займется полиция. А теперь… мы уже и так выбились из расписания…

Мнения разделились. Остальные члены группы успели присоединиться к нам и спрашивали, что случилось. Прохожие останавливались и глазели на нас.

– В автобус, – твердо сказал я. – Прошу всех в автобус. Мы задерживаем движение.

Даже когда все заняли свои места, возбуждение не улеглось. Варвары, избравшие своим спикером мистера Хайрэма Блума, придерживались мнения, что вмешательство в чужие дела до добра не доводит. Того и гляди, нарвешься на оскорбления. Англосаксы, и прежде всего две учительницы из Южного Лондона, пылали праведным гневом. Умерла женщина, умерла на церковной паперти в нескольких сотнях ярдов от папского города Ватикана, в пределах слышимости британских туристов, спавших в отеле "Сплендидо", и если римская полиция не умеет работать, самое время, чтобы лондонский бобби преподал им урок.