Марсианка Подкейн - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 15

Поговорить с дядей Томом? Он тоже не поверит, а если и поверит – сам пойдет к Капитану… с тем же результатом.

Я решила не тревожить дядю Тома до поры до времени.

Лучше я буду держать глаза настежь, ухо востро и сама найду ответ.

Конечно, забота о грешной кларковой душе не занимала все мое время; ведь я первый раз летела на настоящем космическом корабле – то есть была на полпути к своей мечте – и мне было чем заняться и чему поучиться.

Кстати, об авторах рекламных проспектов – они стараются быть точными, но не всегда им это удается.

Вот, к примеру, фраза из роскошного буклета Линии Треугольника: «…полные романтики дни в Марсополисе, городе, древнее чем время. Экзотические ночи под стремительно летящими марсианскими лунами…»

А теперь переведем это на людской язык. Я люблю Марсополис, это мой родной город, но романтики в нем не больше, чем в бутерброде без джема. Его построили люди сравнительно недавно, построили для житья и работы, а не для романтики.

Что касается развалин за городом, то, во-первых, марсиане называли свой город отнюдь не Марсополисом, а во-вторых, яйцеголовые, включая Па, закрыли от туристов все самое интересное, дабы они не царапали свои инициалы на том, что было древним городом еще в те времена, когда каменный топор считался чудо-оружием. Кроме того, эти руины не кажутся людям ни прекрасными, ни впечатляющими, ни красочными. Чтобы оценить их, нужно прочесть по-настоящему хорошую книгу с иллюстрациями, диаграммами и без зауми, например – «Путь, непохожий на наш», которую написал Па.

Теперь об экзотических ночах. На всякого, кто без крайней необходимости окажется за городом после захода солнца, следует надеть смирительную рубашку. Там ХОЛОДНО. Сама я всего лишь дважды видела Фобос и Деймос ночью и оба раза не по своей вине. Мне было не до «стремительно летящих лун», я боролась за жизнь.

Не стоит верить рекламе, когда речь идет о кораблях.

Конечно, «Трезубец» – настоящий дворец, хоть присягнуть. Чудо из чудес, что такой огромный, такой роскошный и такой невероятно комфортабельный механизм способен летать (извините за выражение) в космосе.

Но заглянем в буклет…

Вы знаете, что я имею в виду: полноцветные трехмерные фотографии приятных молодых людей обоего пола, которые весело болтают, играют в холле, танцуют в бальном зале… а еще – интерьеры «типичных кают».

Это не надувательство. Просто каюта снята хитрым объективом с хитрой точки, вот она и кажется вдвое больше. А в ролях приятных веселых молодых людей, похоже, снимаются профессионалы.

Таких молодых и красивых пассажиров на нашем «Трезубце» можно перечесть по большим пальцам одной руки. Наш типичный пассажир – прабабушка, гражданка Терры, состоятельная вдова, в космосе – первый раз и, возможно, в последний, ибо она не уверена, что он ей нравится.

Правда– правда, все наши пассажиры, похоже, сбежали из гериатрической клиники. Я вовсе не издеваюсь над старостью и хорошо понимаю, что и мне не миновать ее, если доживу (900 миллионов вдохов-выдохов без поправки на тяжелую физическую работу). Старость может быть прекрасной, тому примером дядя Том. Почтенный возраст -не заслуга, это со всяким может случиться, вроде как с лестницы упасть.

Но мне начинает надоедать, что молодость здесь считают уголовно наказуемым деянием.

Наш типичный пассажир-мужчина – в том же духе, но в меньшем числе. От своей супруги он отличается тем, что не смотрит на меня сверху вниз и порой пытается «по-отечески» шлепнуть меня. Я не верю в это «по-отечески», терпеть этого не могу, избегаю, насколько это в человеческих силах – но обо мне все равно идут толки.

Наверное, я бы не так удивилась тому, что «Трезубец» – суперлюкс для престарелых, если бы лучше знала жизнь и экономику.

«Трезубец» – дорогой корабль. ОЧЕНЬ дорогой. Нас с Кларком здесь вообще бы не было, не выкрути дядя Том руки доктору Шенстайну. Сам он, конечно, может себе позволить все на высшем уровне, ведь он входит в вышеназванную категорию, правда, только по возрасту, а не по темпераменту. Па с мамой собирались лететь на «Космопроходце», дешевом грузовике, из тех что летают по экономичным траекториям. Па и мама не бедняки, но и богачами им, похоже, не бывать: ведь им предстоит вырастить пятерых детей.

Кто может позволить себе летать на роскошных лайнерах?

Правильный ответ: старые богатые вдовы, состоятельные супруги-пенсионеры, большие шишки, чье время так дорого, что им приходится летать самыми скоростными кораблями, ну и прочие, входящие в категорию редких исключений.

Мы с Кларком – именно такие исключения. Еще одно – мисс, скажем, Герди Фитцснаггли. Если я назову ее настоящее имя, и если мои записи попадутся кому-нибудь на глаза, он легко ее вспомнит. По моему мнению, таких как Герди – еще поискать, и плевать мне, что там шипят корабельные сплетницы. Похоже, во все время полета от Земли до Марса молодые офицеры были ее личной собственностью. Я отхватила у нее порядочный кусок, но она не ревнует, обращается со мною тепло, как женщина с женщиной; о ЖИЗНИ и МУЖЧИНАХ я узнала от нее гораздо больше, чем от мамы.

(Похоже, мама гораздо наивнее Герди в этих вопросах. Наверное, это удел всех женщин-инженеров, которые стараются обыграть мужчин в мужских играх. Мне следует заняться этим всерьез… ведь такое может статься и с женщиной-астронавтом, а мой Генеральный План не предусматривает статуса скисшей старой девы.)

Герди примерно вдвое старше меня, иначе говоря, почти девочка в сравнении с прочей компанией. Соседство моей не совсем еще оформившейся фигуры подчеркивает ее прелести, достойные Елены Прекрасной. Одно могу сказать наверняка: с моим прибытием на корабль давление на Герди ослабло – сплетницы получили две мишени вместо одной.

А сплетничают они профессионально. Одна, например, сказала о Герди: «Она поменяла больше колен, чем салфетка».

Если это и так, ей, надеюсь, понравилось.

Теперь о наших веселых танцевальных вечерах. Свершаются они по вторникам и субботам, исключая время стоянок в портах. Музыка начинается в 20:30 и к этому времени Женская Ассоциация Охраны Моральных Устоев уже занимает места согласно штатному расписанию. Присутствует, дабы блюсти меня, дядя Том, – он очень представителен во фраке. Присутствую я, на мне вечернее платье, далеко не такое девчачье, как во времена приобретения, по причине хирургического вмешательства, произведенного при закрытых дверях. Мама бы его не узнала.