Гнёт Луны (СИ) - Рууд Рин - Страница 40

— А нельзя как-то…

— Да что с тобой? — Марго охнула.

— Ну… — Ил потупила морду. — Рык Ночи… Жалко его. Если сучка была частью меня, то это не она хотела его сожрать, а я? Допустим, я не была готова незапланированному залету, но это не означает, что я имею право желать смерти новорожденного. Свой он, не свой, но Фериил не виноват в ошибках взрослых.

— Так, Илоша, — Марго зло посмотрела на девушку. — Чего ты его жалеешь? У него есть крыша над головой, заботливая семья, родители, пусть и извращенцы-голубки, он здоров и не голодает. Ты ему не нужна. Грубо, но это так.

— А если нужна? — девушка печально вздохнула. — Он так выл сегодня. Так выл.

— Ты просто стремишься быть хорошей в своих и чужих глазах, — Элиза язвительно усмехнулась. — А еще, похоже, ты опять хочешь лечь под Черного Когтя и его дружка, но это никак не укладывается в придуманный образ приличной и добропорядочной женщины.

— Это не так, — рыкнула Ил.

— Если это не так, то оставь их в покое и живи своей жизнью, — Марго ударила кулаком по столу стене. — Ты ничем не обязана их сыну! То, что твоя мать вздумала поиграть в бабушку, так это ее решение. У них все хорошо! Хо-ро-шо! Или мне в третий раз повторить?

Ил обиженно подхватила недоеденного барсука, толкнула лбом дверь и выскользнула в ночь. В словах Эльзы и Марго таилась своя правда. Она должна принять решение, понять, где ее желания, реальные чувства и кем является. Гордой одиночкой или же сучкой Черного Когтя и его смазливого нареченного?

Если Ил сейчас кинется в особняк Феликса обрадовать родителей волшебным возвращением, потискать Фериила и стать для него не призраком, а более значимой фигурой, то вновь нырнет в круговорот безумия и окажется в постели с оборотнями. Рано или поздно ее душу оплетут ядовитые сомнения, ведь она не простила Черного Когтя, которого продолжала винить во всех пережитых бедах.

Глава 24. Шаг в неизвестность

Ил устроила настоящий геноцид мышкам и бессовестно расхищала гнезда пташек в густых кустах… Она проглатывала крошечных птенцов, закусывала гусеницами и вновь бежала за мышами. Девушка не гнушалась даже горькими жуками и склизкими червями и к рассвету поймала больного и слабого енота. После енотов, зайцев и куропаток она отыскала мертвого подгнившего кабана, которого поджирали дикие волки. Звери с рыком шагнули к незваной голодной гостье, и та трусливо убежала.

Ил вернулась к реке и сквозь рвотные позывы съела трех жаб и обиженно оглянулась на хижину Элизы, которая посмела ее прогнать. После очередной склизкой лягушки она в зарослях камыша схватила юркого речного полоза. Тело стало ловчее, сильнее, а шерсть залоснилась в лучах рассветного солнца.

В порыве голода Ил схрумкала хищную куницу и бессовестно отбила старую и слабую косулю от испуганного стада. Глупые животные кинулись врассыпную от жуткой волчицы, чья шерсть сверкала на солнце, девушка загнала беспомощную и прихрамывающую жертву в узкое ущелье, где в тени каменного полога безжалостно расправилась с обедом.

Голод стих, и из окровавленной волчьей пасти вырвалась громкая отрыжка. С воплем боли и хрустом костей она встала на задние лапы, раскрывая потрескивающую грудь, и привалилась изможденным оборотнем к утесу. Трансформация в человека пронзило ее лысеющее тело ржавыми клинками и раскаленными копьями. Она упала на мох и камни голой и слабой девицей и больно ударилась коротко стриженым затылком о булыжник. В глазах потемнело, и она нырнула в безмолвную тьму.

Ил очнулась от того, что кто-то обнюхивал ее лицо. Она со стоном разлепила опухшие веки и с ужасом уставилась в крошечные на огромной медвежьей морде глаза. Зверюга фыркнула, и девушка поняла, что у нее нет никаких шансов спастись. Метаморфозы, разбитая голова и последующая регенерация истратила все силы, и она максимум, что сможет — это уползти.

Послышался утробный и низкий рев, и медведь испуганно всхрапнул и торопливо заковылял прочь, громко заурчав. Когда Ил неуклюже поднялась, пошатываясь из стороны в сторону, она удивленно всхрапнула. И не медведь это был вовсе, а нелепый медвежонок, улизнувший от разъяренной мамки, которая сейчас на весь сумеречный лес ревела и искала мохнатого хулигана.

— Иди, — Ил неуверенно кивнула, когда косолапый зверь оглянулся на ее стоны. — Иди, кому говорю.

Медвежонок поднял голову и хрипло пророкотал, оповещая мамку, что нашел еду. Девушка охнула и захромала прочь. Она матернулась, когда наступила на острую колючку босой ногой и с рыком обернулась в жуткую клыкастую облысевшую макаку с приплюснутой мордой. Ил неуклюжими и рваными скачками покинула ущелье и побежала в осиновую чащу, яростно облизываясь слюнявым и непослушным языком.

Когда паника утихла, она опустилась на четыре лапы и рысью побежала через лес. Несколько зайчиков, и Ил вновь полна сил.

Девушка застыла мерцающей волчицей в кустах. За деревьями виднелся особняк Феликса. Горящие теплым желтым светом окна манили Ил и обещали, что ей будут рады. Она могла стать частью большой семьи, но что-то подсказывало — явись она сейчас вся такая красивая, в колтунах и репейнике, то всех закружит карусель неудач и потрясений. Вероятно, если она нырнет в объятия Феликса и примет любовь к нему с открытым сердцем, то вновь заревнует и зачудит Ричард, а за ним вскинется и сам Черный Коготь, который прежде всего ждал слепого обожания и нежности не от глупой волчицы, а белобрысого юнца.

Рождение Фериила, трагедия с одичавшей Искоркой и скорбь по обезглавленной волчице сплотила Ричарда и Феликса и у них был шанс стать семьей. Нет, они уже были семьей. И Ил там лишняя.

Ричард принадлежал Феликсу, а Феликсу ему. Они два болвана, которые не могли так просто принять факт, что глумливая луна создала их друг для друга, а потом, чтобы их любовь расцвела, вклинила между ними Илону. Она должна была связать нити судьбы двух оборотней в крепкий узел, что она, собственно, и сделала. Теперь Ил обязана отойти в сторонку и дать хрупкой семье окрепнуть.

Девушка кинулась прочь. Она с трудом уговорила себя, что не бросила Фериила и ничем ему не обязана. Всю ночь она бежала на пределе сил через лес, луга, поля, фермы и холмы. К полудню следующего дня она добралась до родного поселка и, скрываясь в безлюдных переулках и кустах, достигла промежуточной цели долгого пути к самостоятельности. Ил перепрыгнула через невысокий забор и оказалась на заднем дворе отчего дома. Отыскав ключ, спрятанный в щели между досками под резиновым ковриком, она открыла дверь и ввалилась в пустой дом.

Ил приняла душ, пообедала замороженными стейками, которые отыскала в морозилке, облачилась в старый спортивный костюм и написала длинное письмо для родителей. Она рассказала, как вновь обрела тело, поделилась личными переживаниями, что стала для мамы и папы настоящей обузой, и заявила — у нее нет моральных сил встречаться с ними лично. Если это случится, то решение начать новую жизнь рухнет. Она вновь обратится капризной и слабой Илошей, которая не в состоянии найти даже работу.

Девушка пообещала, что будет писать родителям каждый месяц без обратного адреса, чтобы никто ее не нашел, ведь весть о ее возвращении из мертвых обязательно дойдет и до тех, кто будет искать с ней встречи. И никаких звонков, потому что голос матери или отца вынудит ее на эмоциях вернуться к ним. Ил всплакнула от своей жестокости и бессердечия и добавила, что она очень любит маму и папу, но за этой привязанностью она не может разглядеть себя.

Ил перечитала письмо и ужаснулась сухости и строгости каждой аккуратной строчки. Она написала другое письмо, которое получилось жалким, трусливым и полным оправданий. Третья портянка обвиняла, кидалась претензиями и истекала желчью к оборотням и обижалась на Оскара и Дебру за то, что они, бессовестные, остались в доме врага и нянчились с милым маленьким Фериилом, который обязательно станет копией своих гадких и противных отцов. Ил припомнила все грешки Феликса, Ричарда и сказала, что это они лишили скорбящих родителей счастливого воссоединения с дочерью.