Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 102

Хотя его сердце продолжало биться до рассвета следующего дня, в сознание он больше не пришёл.

О судьбе Давида и Всеславы узнать ничего не удалось. На месте сгоревшего шатра нашли несколько обугленных тел, но все они принадлежали взрослым мужчинам, пленные тоже не сумели ничего вразумительного сообщить, а поиски по округе были бесполезны: дождь уничтожил все следы. Отдав последний долг тархану и предав его тело земле, Неждан вновь вернулся на дорогу мести, и дух первопредка Ашина последовал за ним.

Беспощадный и бесприютный одинец, не ведающее насыщения чудовище с оскаленной и окровавленной пастью, от которого в ужасе бежит сама смерть. Иногда Неждан, глядя на свои руки или замечая отражение в воде, не мог себя узнать. Кровожадный бирюк настолько полно завладел им, изнутри выгрызая нутро, что, казалось, ещё немного и он, разрезав клыками пустую оболочку, вырвется наружу. Первыми его гнев изведали мятежники, увидевшие вдали сады Семендера, но так и не сумевшие их достичь. Напрасно они молили о пощаде, напрасно пытались скрыться, рассыпавшись по склонам гор, спрятавшись за камнями и в расселинах. Ашина волк и серый Кум жаждали крови, и Неждан позволил им ею насытиться.

Потом была древняя столица хазар, страна гор и земли аланов. Это только иноземные путешественники, описывая этот поход, в основном сожалели о разорённых виноградниках Семендера или восхищались красотой аланских дев, привезённых в Киев с полоном. У Неждана и его товарищей остались другие воспоминания. Кровь, пот, грязь, песок, скрипящий на зубах. В начале осени растрескавшиеся от жара и безбожно пылящие, потом расклякшие от дождя или покрытые ледяной корой горные тропы, на которых, коли поскользнулся, закончишь путь уже в ином мире. Промозглая сырость, сменившая жгучий зной, и свинцовая усталость, неизменная спутница тяжкого ратного труда.

А что до разорённых виноградников, то хотел бы Неждан посмотреть на этого путешественника, кабы после изнурительной дороги по засушливой степи тот попал в край пашен и садов. Иной передышки на их пути не случилось. Желая застать хазар врасплох и не дать им вновь собраться с силами, Святослав, оставив весь обоз в Итиле, двигался очень быстро, словно пардус преодолевая за день двойной, а то и тройной переход. К вечеру ратники, включая светлейшего, настолько выбивались из сил, что, не разбивая шатров, а просто подстелив под голову седло и укрывшись звёздами и облаками, засыпали мертвым сном, на ужин вместо привычной каши или какого другого варева довольствуясь лишь куском дичины, конины, или баранины, обжаренной на углях. Зато и Семендер, считай, с налёта взяли. Командующий гарнизоном крепости родич царя Иосифа и главы окрестных родов просто не ожидали, что незваные гости пожалуют к ним так скоро, и даже войска толком собрать не смогли. Впрочем, полностью овладеть землями, принадлежащими каганату, удалось только с наступлением холодов, когда покрывавшие склоны деревья сбросили листву и тем из беев, которые продолжали сопротивление, пришлось сложить оружие.

Вещая новгородская боярышня оказалась, конечно, права. Приобретенный Хельгисоном и Незнамовым сыном во время войны за Крит опыт и чутье Анастасия, хоть и не бывавшего в этих краях, но проведшего детство и юность на пастбищах Иды, не раз спасали жизнь и князю, и дружине, помогая вовремя распознать засаду или отыскать безопасный путь через перевалы и ущелья. К тому же, умение говорить с людьми, которым Хельги владел не хуже, чем мечом, помогло избежать большой крови на пути через Страну Гор и земли аланов. Во всяком случае, вождям пришлось не только заключить торговый договор, но и признать права Руси на Семендер и Тьмутаракань. Таким образом, непокоренной оставалась одна Белая вежа, куда они подошли вскоре после Коляды. Хотя в крепости к тому времени уже царили глад и мор, о сдаче речи не шло. Царь Иосиф и его эль-арсии, понимая, что живыми их не выпустят, держались, сколько могли, оттягивая конец.

— На что он рассчитывает, чего медлит? — недоумевал, сидя с братьями у костра в ожидании приказа о штурме, пылкий хан Аян. — Неужто ему не больно смотреть на муки своих людей?

— Может, он рассчитывает, что Хорезмшах всё-таки вспомнит о своих обещаниях и помощь пришлет! — предположил хан Камчибек.

— Скорее его подданные отрекутся от своего лжепророка, нежели Хорезмшах упустит свою выгоду, — усмехнулся Анастасий, у которого от посещения Хорезма остались не самые приятные воспоминания. — Он пришлет своих людей в земли каганата, но лишь для того, чтобы насадить свой обычай и веру.

— И это обязательно произойдет, как только мы со Святославом уйдем на Дунай, — сверкнул переливчатым глазом Хельги, который по-прежнему не одобрял идею болгарского похода.

— А я-то надеялся, что с падением каганата мы защитим свои земли от посягательств огузов, — покачал головой хан Камчибек.

Хельги только сочувственно положил руку ему на плечо:

— В любом случае, каганат являлся Медузой и Химерой, строившей своё благополучие на страданиях других, и когда он прекратит свое существование, в мире станет меньше зла.

Он поднялся и отправился к Сфенеклу и новгородцам, ещё раз проверить готовность сооруженных по чертежам Тальца машин. Анастасий занялся приготовлением снадобий (заутра они многим понадобятся), ханы Органа удалились в свои шатры: за время похода в горный край оба брата успели соскучиться по поджидавшим их возле Саркела семьям. Неждану стало неуютно. Свою семью он потерял, так и не обретя.

***

Заутра войска двинулись на штурм, и к вечеру соколиное знамя развевалось над башней детинца. Какой ценой досталась победа, Неждан не взялся бы сказать. Наверное, все-таки меньшей, чем следовало ожидать, глядя на неприступные стены твердыни. В его тысяче убитых оказалось около сотни и еще человек триста получили различные раны. У побратима среди его руссов вышло и того меньше. Недаром к штурму целых полгода готовились: строили осадные машины, донимали царя Иосифа и его людей осадой, досконально изучали план крепости и её окрестности, выбирали день. Вот только для тех, кто потерял в этом бою близких или сам получил тяжкое увечье, рассуждения и подсчеты служили слабым утешеньем. Пройти весь путь по Итилю, уцелеть в битве, преодолеть каменные твердыни Кавкасийских гор, страну, где по представлениям древних уже начинается иной мир, испить шеломом Дона, и лишь для того, чтобы у порога победы найти вражеский меч. Неждан их понимал.

Сам он не получил в этом бою ни единой царапины, а ведь он одним из первых поднялся на стены и первым вошел в башню детинца. Чему удивляться. Одетый серой шерстью, грозный первопредок хранил его, помогая вершить месть. Родство, от которого он отрекся, вновь настигло его, и Неждан этому не противился. В самом деле, кому еще мстить за отца, как не сыну, кому взыскивать за кровавые деяния, свершенные более ста лет назад эль-арсиями в крепости на правом берегу, как не последнему воину в роду. Вероятно, души защитников правобережной твердыни, бродившие неподалеку, согрело пламя пожара, поднявшегося над Саркелом, порадовало зрелище безумного прыжка в бездну, которым царь Иосиф закончил свою земную жизнь, и они сумели, наконец, обрести покой.

Почтя хазарских предков кровавым подношением, Неждан почувствовал, как его растерзанная душа вновь обретает целостность. Ашина волк уходил вслед за своими потомками, и вместе с ним покидал Неждана серый Кум. Давно вступивший в пору зрелости волк несколько дней назад услышал зов подруги, и вот теперь зеленоглазая невеста уводила его в степь. Волки хранят верность избраннице всю свою жизнь. Что ж, видно, такова и его, Неждана, судьба. Ох, Всеслава, Всеславушка, и блаженство в райских кущах променял бы на одну весточку о тебе. Да только, видно, не суждено им встречи ни в этом мире, ни в ином, и омытый его кровью локон девичьих волос, вынутый из пронзенной стрелой ладанки, — всё, что осталось от их любви.

— Вот ты где!

Сначала наверх по обледенелому откосу взбежал пятнистый Малик, следом поднялся перешедший по льду Дон побратим.