Красавцы - дю Морье Дафна - Страница 5

Солнце стояло уже высоко, и снег под теплыми лучами стал подтаивать; Бен снова почувствовал мучительный голод, но есть было нечего, никто ничего ему не давал. Не в силах больше терпеть, он поборол робость и, подойдя к мамаше, издал хриплый звук, который должен был означать, что он просит покормить его. Но она отошла в сторону, она не хотела его подпускать. Он понял: она бережет пищу для сына.

Так они шли и шли: отец впереди, остальные за ним. Внезапно отец замер и, обернувшись, что-то крикнул мамашам. Все остановились, и мамаши тоже что-то крикнули ему в ответ. Все ждали. Наверно, отец приказал им не двигаться. Послышался звук быстро приближающихся шагов, и на вершине холма появился еще один верещатник, но совсем незнакомый, чужой. Увидев отца, он остановился, и некоторое время они настороженно смотрели друг на друга. Ближняя к Бену мамаша что-то сказала вполголоса соседке, и семейство сбилось в тесный кружок. Теперь все зависело от отца.

Бен, затаив дыхание, наблюдал за происходящим, и ему было страшно: чужак ему не понравился, у него был угрожающий вид. Пришелец сделал несколько шагов вперед и вдруг, безо всякого предупреждения, налетел на отца, и они сшиблись и закружились на месте, меся снег под ногами; и, хотя оба были без оружия, схватка велась не на жизнь, а на смерть. Сдержанный, спокойный отец превратился вдруг в свирепого дикаря. Слепая ярость охватила дерущихся; слышался только топот ног и прерывистое, хриплое дыхание. Мамаши с детьми, испуганно следя за дракой, еще теснее сбились в кучу, и Бен оказался зажатым в самой середине. Их испуг передался ему, и он заплакал, вспомнив искаженное злобой лицо собственного отца. Скорей бы они перестали драться!.. И вдруг все кончилось. Но как ужасно кончилось! Их мудрый вожак, их заботливый, добрый отец побежал. Он бежал не к своему семейству, не к мамашам с детьми, а прочь от них; он убегал все дальше и дальше, держа путь к холмам на горизонте. Он испугался чужака. Чужак победил его. И Бен заметил, что по снегу за ним тянется тоненький кровавый след.

Бен протянул руку и дотронулся до матери. Он хотел сказать ей, что надо пойти за раненым отцом, за своим вожаком, но она недовольно дернулась и стряхнула его руку. Ее глаза были устремлены на победителя. А тот не спеша приближался к ним. Бен отпрянул назад и прижался к своему лохматому приятелю, уверенный, что тому тоже страшно. Старая бабка презрительно отвернулась. Она не желала принимать в этом участия. Тогда одна мамаша – та самая, золотисто-рыжая, возле которой Бен спал этой ночью, – медленно пошла навстречу чужаку, и, когда она прикоснулась к нему, Бен понял: она признала, что отныне он их повелитель. Теперь он будет главой семьи. А что если бы такое случилось у Бена в доме? Что если бы какой – нибудь сосед повздорил бы с отцом, поколотил его и выгнал вон? Как повела бы себя его мать – неужели ей было бы все равно и она согласилась бы остаться с соседом?

Бен смотрел во все глаза и ждал, что будет дальше. Наконец он увидел, как чужак – темный, ширококостный, не такой стройный, как побежденный отец, но зато моложе его – властно вскинул голову, давая знак мамашам следовать за ним, и те покорно, без звука, подчинились; за ними двинулись дети. И только старая бабка обернулась и посмотрела назад – туда, где далеко-далеко на белом снегу еще виднелся силуэт отца, побитого, одинокого, никому не нужного.

Схватка была позади. День продолжался, будто ничего не случилось. Бен снова шагал по снегу бок о бок с остальными и постепенно привыкал к мысли, что у них новый отец, новый вожак. И уже к середине дня стало казаться, что он всегда вел их за собой и никакого другого вожака у них не было. Да и как знать, убеждал себя Бен, может, он не совсем чужой в этой семье, может, какой-нибудь дальний родственник, например дядя или еще кто-нибудь – попробуй разберись в обычаях этих верещатников.

Солнце, прочертив привычную дугу на небосклоне, стало опускаться за холмы. И опять, как накануне, все остановились, и новый отец стал кругами приближаться к одной из мамаш, но не к той, которую выбрал себе в матери Бен, а к другой, к тетке, – видимо, она больше ему приглянулась. Он не собирался стоять на страже, чтобы охранять их сон, как это делал прежний отец. Они с теткой на пару о чем-то секретничали, и, когда кто-то из детей подбежал к ним, новый отец отогнал его. Он был, наверно, не такой покладистый, как прежний.

Бен совсем ослаб от голода: еще немного – и он упал бы в обморок. Он подошел к знакомой мамаше, матери сынка-растрепыша, и на этот раз она не оттолкнула его, а терпеливо ждала, пока он пытался как-то пристроиться к ней, чтобы сосать молоко. Бену удалось немного поесть, но оказалось, что это не так-то просто. Он побаивался, и его движения были неумелыми и неловкими. Выдержав минуту-другую, мать отошла на несколько шагов и, как и прошлой ночью, улеглась прямо в снег рядом со своим сыном, а Бен опять примостился у нее под боком. Остальные еще топтались вокруг, но Бен сразу закрыл глаза, уткнулся уже по привычке головой в ее плечо и зарылся рукой в ее волосы, так что он даже не видел, легли наконец остальные или нет. Да ему это было и неважно – важно было только чувствовать себя в тепле и безопасности и знать, что его пожалеет и приласкает та, кого он любит.

Их разбудили грозные крики. Все вскочили. Ничего не понимая спросонья, Бен тер руками глаза. В небе висела круглая луна. А по снежной равнине, приближаясь к ним, бежала толпа людей, и среди них он узнал своего собственного отца. Люди страшно кричали и размахивали на бегу дубинками.

На этот раз обошлось без сражения. Первым обратился в бегство вожак. Вслед за ним кинулись наутек мамаши, и дети, и даже старая бабка. Они галопом скакали прочь под луной по заледенелому снегу, они предали, бросили его – все, даже та, которую он выбрал в матери, красавица гнедая кобыла, все его братья, благородные и гордые, – все, все… И тогда Бен закричал им вслед так, что от крика все готово было разорваться у него внутри, закричал так, как еще никогда не кричал.

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – закричал он, в первый и последний раз в своей жизни сумев произнести слово, и упал лицом в колючий снег.

Перевод Н. Роговской.