Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant" - Страница 69

А может… Может, в этом-то всё и дело? Может, лучшее, что может дать ему, маленькому рабу, жизнь — это её окончание? Что ж… Если так подумать — очень даже может быть. По правде говоря, у мальчика действительно было ощущение того, что у Всевышнего когда-то были на него большие планы, но в какой-то момент он просто передумал. И вот он, лохматый раб, сейчас живёт, ну, «просто так». Как брошенный на первых этапах создания дом, он теперь глядит на мир никому не видными глазами и ждёт, когда же поток времени наконец-то поломает сгнившие балки недостроенного деревянного каркаса, засыпет землёй вырытый фундамент и наконец-то заглушит мучительную надежду на то, что добрые дяденьки-строители всё-таки придут и это уже никуда не годное строение наконец-то превратится в уютный домик, в окнах которого всё время будет слышен радостный говор и смех, и на который все проходящие мимо будут смотреть с нескрываемым восхищением и умилением. Но, надо признать, эти мечты так навсегда и останутся мечтами. Да, он посредственность. Миру всегда нужны будут посредственности и их у него хоть отбавляй. Именно поэтому не будет ничего плохого в том, если маленький раб наконец-то обретёт покой. Пусть их концовка будет просто невообразимо счастливой, пусть же на их свадьбах гуляет весь белый свет, сходя с ума от незыблемой радости, пусть нарожают себе дюжину, нет, тысячу детей, пусть же они просто полопаются от каждодневной радости и все склеят ласты в один день — ему всё равно. Ему от этого ни жарко, ни холодно. И пусть же даже когда ни одной слезы не прольётся над его бездыханным телом — он не загрустит. Он будет знать, что эта дурацкая жизнь закончена и он свободен. По-настоящему свободен. Наконец-то.

— Ой, ты здесь сидишь? — Агний дёрнулся и лишь чуть-чуть рефлекторно обернулся, хотя и знал, кто вышел подышать свежим воздухом. В отличие от своего товарища, у Лейва было прекрасное настроение. Пахнущий свежей выпечкой мальчик так и светился от счастья, а его сине-голубые глаза сияли счастьем даже ярче, чем когда-либо. Их взгляд устремлён в будущее. В светлое будущее.

Светлоглазый мальчик уселся на краю деревянной платформы рядом с Агнием и протянул маленькому рабу одну из булочек, что вынес с собой.

— Не хочешь? А зря! — Качнул головой Лейв в ответ на отказ Агния, после чего мальчик сделал смачный укус, откусив за раз почти половину предлагаемой им недавно булочки. — Здесь такие невообразимо вкусные булочки пекут, нигде таких больше нет! Да и народ тут дружелюбный, очень люблю здесь бывать! Знаешь, очень надеюсь, что когда мы победим завтра, то везде станет так же весело и хорошо. Вот ты что будешь делать, когда всё кончится?

Лейв повернулся в сторону Агния, и лучезарная улыбка за мгновение сползла с его лица. Агний выглядел словно соломенный мешок, безвольно облокотившийся на столб деревянного забора и глядящий никому не видимыми глазами куда-то в пустоту. Он был будто неживой. Кто-то вообще мог бы сейчас подумать, что это тощее, маленькое существо — выброшенная кукла, оставленная хозяевами здесь, наблюдать один и тот же пейзаж.

— Т-Ты знаешь… Неловко заговорил Лейв. — Ты знаешь, я где-то слышал, что всё на свете заканчивается хорошо, и если всё плохо — значит это ещё не конец. Наш конец обязательно будет счастливым!

О да, Лейв. Это будет счастливый конец. Это будет самый счастливый конец из всех до того существовавших. Обязательно…

Глава 16. Что ты сделал?

Эй!

Господа!

Любители

святотатств,

преступлений,

боен, —

а самое страшное

видели —

лицо мое,

когда

я

абсолютно спокоен?

(с) Владимир Маяковский «Облако в штанах»

— Давай ещё раз… — Бальтазар попытался выговорить это как можно спокойнее, но на последнем слове его голос дрогнул. Тяжелый сапог короля придавливал к полу испещрённый многочисленными трещинами магический камень, который жалобно мерцал в полумраке тронного зала, будто предчувствуя свой скорый конец.

Весь покрытый шрамами, уже ставший неправильной формы из-за многочисленных травм язык нервно слизывал с края губ кровь невезучей поварихи Марты, попавшей сегодня под горячую руку. Во второй половине дня у Бальтазара вдруг резко испортилось настроение. Мужчина будто предчувствовал, что-то не так.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Злоба и раздражение росли с каждым часом, пихаясь в становившейся всё теснее и теснее черепной коробке Бальтазара, чтобы наконец с яростью выломать прутья их не долгосрочной тюрьмы и испробовать всю свою мощь на так не вовремя подвернувшуюся Марту. Одну из немногочисленных обитательниц замка, чья стряпня и спровоцировала срыв.

С бранью пригвоздив несчастную старушку к земле, Бальтазар начал яростно наносить удары по голове женщины железной миской — всю остальную посуду царь уже давно перебил. Бедная жертва, пытаясь закрыть лицо полными, бледными руками, нечленораздельно вопила на весь дворец и прилежащую к нему местность что-то о пятерых внуках и больном муже, но всё тщетно. Спустя минуту после того, как даже машинальные всхлипы пожилой дамы утихли, оставив лишь влажный звук приземления металлической посуды в густую кровавую гущу, Бальтазар остановился. Месиво. Кости, кровь, раздавленные глазные яблоки, мозги, остатки супа — в душе будто что-то всколыхнулось при виде этой до боли знакомой картины.

Металлический запах врезался в нос. В мозгу будто что-то высвободилось на мгновение, заставив короля зажмуриться и вцепиться руками в давно не чёсанные и не стриженные космы. Нет, он не будет это вспоминать. Он больше не будет вспоминать что-либо. Он больше не будет думать. От этого одни проблемы. Он думал до этого. Он был думающим человеком. Он мыслил. Умел мыслить. Но эти мысли не находили выхода наружу, в реальный, материальный мир. Словно ходящий по кругу человек эти мысли протаптывали его мозг, превращались в единообразное пюре, которое не было съедено и благополучно сгнило, став очагом возникновения расползавшейся по всему разуму плесени безумия. По этому маленькому, тесному разуму… Ей стало тесно. Ей нужно было больше места. Дворец. Королевство. Мир!

Всё это теперь не материальное. Всё это теперь часть мыслей. Хаотичных. Не настоящих. Их новая среда обитания давно утрамбовала всякий здравый смысл и рассудок в самые дальние закоулки разума Бальтазара — этой маленькой, сломанной клетки, из которой тянутся гигантские корни всего этого кошмара, высасывающего из окружающего мира все соки, которая теперь уже ничего не значила. Точно так же не значили ничего эти… Люди. Нет, это не люди. Это иллюзия. Не живые существа, не отдельные личности с их историей, мыслями, детством, родителями, предками… Это груши для битья, которые он не раз рвал на части в своём воображении, начиная с подросткового возраста. После каждого такого «сеанса» они таяли, как облачко. Они и сейчас таят… Исчезают… Правда, теперь это не такой уж и легкий процесс… Но вкусный.

Но вот эта дрянь, которая, как всегда, стоит сейчас и смотрит на взбешенного правителя невозмутимыми глазами на искалеченном трещинами лице, уж точно пропадёт за одну секунду, если не станет отвечать за свои действия.

Бальтазар ещё раз глубоко вздохнул и продолжил:

— Давай ещё раз: какого чёрта ты мне ничего не сказал. — Сапог угрожающе медленно постучал подошвой по камню. Внутренний советник не обратил на это внимание.

— А вы спрашивали? — Дух поднял брови.

Бальтазар почти до белизны закусил нижнюю губу и, силясь не сорваться, слегка надавил на камень. По нему тут же поползла новая трещина, как и по сложенным рукам советника, но последний, опять же, даже не шелохнулся.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Ты тут в дурака не играй, друг мой сердешный, а отвечай коротко и по совести — ты на чьей стороне, гадина?!

— Ни на чьей, мой господин.

— Ни на чьей? Тыщу лет королям в ноги кланялся, и ни на чьей?

— А разве надо мне кланяться? Я лежал у них в руках, мирно и спокойно, совершенно так же, как и до того лежал бесчисленное количество времени в недрах скал, слушая поток горной реки, рассказывавший истории людей. Многих-многих людей. И так — год за годом, я научился вас понимать и даже, как вы это неправильно трактуете, «предсказывать будущее».