Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant" - Страница 35

— А уж тем более с такими информаторами — море по колено!

Зигмунд успел обменяться с давним знакомым лишь одним секундным взглядом, отсылая духу камня немой вопрос, но ответа на него получить не успел.

Бальтазар придвинул лицо бывшего наставника вплотную к себе и начал буквально выжигать его душу взглядом выпученных глазищ, в которых, казалось, кипело адское пламя с тонущими в нём обезумевшими от бесконечности всего этого ужаса несчастными.

— Знаешь, почему ты здесь, Зигмунд? Правильно — правильно, знаешь. Потому что кто-то нарушил наш договорчик. А раз эти двое приходятся тебе непосредственно подопечными — то, соответственно, они, как соучастники, понесут наказание вместе с тобой.

— Ба… Бальтазар, погоди, ты же…

— Тот оборванец сдохнет в любом случае. — Бальтазар поднялся с каменного пола и неспешным шагом, будто смакуя каждую последнюю секунду их с пленником диалога, направился к выходу. — А вот твои малые — это на десерт.

— Послушай меня, они ни в чем не виноваты! Ты не можешь!

— Еще как могу, сердешный мой, еще как могу! И ты уж не волнуйся — умрут, как и полагается элите, от рук самого короля! Об этом многим приходилось только мечтать! — Этими словами король небрежно швырнул подвеску на пол, смачно и с блаженством раздавил её и одним шарком сапога откинул её к коленям Зигмунда.

— Желаю хорошо отдохнуть. Был рад повидаться.

Несколько секунд в нервном беспамятстве Зигмунд взирал на куски подвески у его ног, вслушиваясь в удаляющиеся шаги.

— Б-Бальтазар!.. — Тишина. — Бальтазар, подожди!

Из-за спины послышался удар железной решетки.

Осталось лишь глухое эхо, которое и то было уже через несколько мгновений заглочено угнетающей тишиной этого мрачного места, и один единственный вопрос без ответа: почему? Что Зигмунд когда-то сделал не так? Как такое вообще могло произойти? Как он мог упустить из виду, насколько всё серьёзно было тогда? Почему тогда отпустил Бальтазара? Как не смог предвидеть, к чему всё идет и чем это кончится? Но одно он знал одно — Бальтазар прав. Он ничего не предпринял. Хотя и мог. Он мог тогда, при их последней встрече, остаться. Но он не смог. Он был опустошён, и предпочел удалиться восвояси, дабы зализывать собственные раны. Возможно, если бы он тогда остался, всё было бы сейчас совсем по-другому. Но разве он, Зигмунд, виновен в этом? Он ведь любил этого мальчика, если бы всё было не так — не было бы так больно. Ему просто не хватило тогда силы воли, чтобы взять себя в руки и нормально поговорить. Ему было невыносимо осознавать, что эта гадкая, наглая и бессовестная тварь на троне — это ребенок, которого он сам же и взрастил. В которого вложил всю свою душу. И он предпочел закрыться и думать, что его больше нет. Что он ушел, умер, повесился тогда, но это не его Бальтазар. Это не его мальчик. Его милый маленький мальчик.

А тем временем, бросив при выходе из подземелья охране что-то про лопнувшие оковы, царь быстрым шагом, не видя никого на пути, прошел в свои покои и там заперся.

Теперь можно было побыть наедине с собой. Пусть всё немного пошло не по плану, но поговорить с кем-то, кроме тысячелетнего булыжника по душам было всё равно полезно. А сейчас можно и отдохнуть.

Завалившись на кровать, Бальтазар уставился в потолок и погрузился в вечное, в размышлениях о которых забывалось время, проходили целые жизни и приходили какие-то совершенно фантастические мысли. Пробыв в неподвижном положении неопределенный промежуток времени, Бальтазар наконец-то принял сидячее положение, и так же молча начал осматриваться. И тут его взгляд выхватил похороненный под грудой пустых, просроченных и местами всё-таки новых лекарств и снадобий его старый, потрескавшийся альбом с красивым рельефом на кожаной обложке. Примерно год его уже не открывал… Всё на отдельных листах зарисовки делал… А там ведь осталось еще приличное количество листов.

Взял. Открыл. Пролистал, внюхиваясь в затхлый запах старых страниц. Остановился на последней, еще не тронутой. Достал уже давно заготовленный карандаш, облизнул его и уже приготовился что-нибудь из себя выжить, но в последнюю секунду остановился. Неуверенно взявшись за обложку, Бальтазар перелистнул на самую первую страницу, где красовалась нетронутая, но слегка уже расплывчатая надпись, которая выделялась из всех записей владельца альбома своей аккуратностью и четкостью:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Моему дражайшему ученику Бальтазару на его восьмой День рождения.

Совершенствуйся!»

От одного только взгляда на нее уже стало тошно. Король вдруг резко вспомнил, как старался быстро перелистнуть страницы, чтобы случайно взгляд не упал на эту надпись и глаза рефлекторно не пробежались по ней.

Грудь вдруг снова будто впала, будто в ней нет ничего. Ни органов, ни растаявшего, словно свечка, сердца, огромные куски талого воска от которого смачно плюхались вниз.

— Вам грустно от того, что вас заменили? — Бальтазар подлетел на месте и резко обернулся. С секунду они с Внутренним Советником сверлили друг друга взглядом, но потом Бальтазар махнул рукой и безразлично швырнул альбом обратно на прикроватную тумбочку, отчего груда лекарств разлетелась в разные стороны, точно капли воды от брошенного в озеро камня.

— Да ну, дело прошлое. — Пробубнил царь, и неохотно начал прибираться.

— Вы ведь не видели, как он страдал. — После недолгой паузы вновь продолжил разговор дух. Бальтазар уж было на секунду замер, но потом лишь легкомысленно усмехнулся.

— Ну да, такое вакантное место прохлопал! Я б тоже всплакнул! — На мгновение вновь зависла тишина. Вновь посерьёзнев, король тяжело вздохнул. — И всё-таки я тогда поспешил. Был в этом всём какой-то смысл. По крайней мере, я окончательно убедился, что в какой-то мере всегда был один. Нет, я понимаю, незаменимых людей нет, да и с его — Мужчина кивнул в сторону двери — стороны было бы глупо страдать по мне вечность. Но… Да, хреново это всё…

Взгромоздив груду всех достижений медицины на своё место, царь неспешно поковылял к двери.

— Скоро обед. Изголодался.

Дух несколько мгновений молча и невозмутимо провожал глазами уходящего от него собеседника.

— Незаменимых людей нет? — Бальтазар не среагировал. — А как насчет Жолдыз?

Глава 10. Звёздочка

Бальтазар резко развернулся одним лишь торсом.

— Чего? — Его лицо скривилось так, будто он даже того языка, на котором разговаривал Внутренний Советник, не понял.

— Жолдыз. Помните её? «Звёздочка»? Как насчёт неё?

Бальтазар сразу понурил голову, печально вздохнул, и поплелся вперед, еле передвигая ногами. Но не на кухню, а так, в стену, в общем — куда-нибудь.

— А что Жолдыз? Нету Жолдыз!

— Она же вас не предала! Сами посудите: когда настали смутные времена — все опустились. Все выживали, как могли. И все опускались просто до невообразимых низов. Девушки, еще совсем молоденькие, жертвовали даже самым сокровенным. Но она не позволила себе такого. Не по своему воспитанию, сир, она это сделала, поскольку уже отдалась. Знаете кому?

— Так, всё, всё, хватит! Можно было и без подробностей! — Бальтазар зажмурил глаза и замахал рукой в сторону Советника, призывая последнего замолчать. После этого король досадно вздохнул, вновь повернулся к кровати спиной и зависла тишина. Долгая. Тяжелая.

Правитель стоял задубевшим столбом и медленно покачивался из стороны в сторону, будто маятник часов, что-то неосознанно бормоча себе под нос одними губами.

Жолдыз… Жолдызка… Звездочка моя… Когда же это было?

Примерно к подростковому возрасту Бальтазар заимел привычку наведываться на дворцовый двор, садиться на обрамленный аккуратными, круглыми камнями бережок шустрой реки, журчание которой напоминало щебетание легкомысленной флейты, и там писать. Садиться под нагнувшуюся, словно купол, к поверхности земли своими ветками иву, доставать свой дорожный блокнотик и писать. Сочинять, записывать, рисовать — всё что угодно. Здесь пространство вольное, просторное, думается хорошо, да и сразу видно, если кто-то захочет к тебе подойти. А это чаще всего не влекло для Бальтазара ничего хорошего. По составленной им самим статистике, с огромным отрывом всех остальных по количеству брошенных темноволосому принцу фраз в неделю непобедимо лидировали два брата-акробата Худэпин и Говард. Кстати, вон они — бесятся чуть поодаль со своей бандой из золотых сынков. Даже досюда долетает их нескончаемый трёп, кишащий, словно свалявшийся мех дворовой кошки блохами, словами-паразитами, бранью и всякими пошлыми шуточками. Вот серьёзно, иной раз просто хочется взять мыло и впихнуть им его прямо в глотку…