В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья - Страница 14

Лающий хриплый хохот резко оборвался и из темноты с чавкающим шипением выметнулись щупальца.

Тобиус распахнул глаза и судорожно захрипел.

Паникующий мозг ощущал на теле когти, прорезавшие кожу, удушье; но трезвая и рассудительная часть сознания заставляла взбесившиеся чувства прекратить этот обман. Серый маг жёстко брал себя в руки и понуждал лёгкие втягивать воздух. Сосредотачиваясь на этом, он в очередной уже раз не смог поймать остатки ускользавших как туман из пальцев воспоминаний.

Кошмары возвращались. Не каждую ночь они нападали на мага в царстве снов, однако стоило лишь немного успокоиться и подумать, что тревожное время прошло, как Шепчущий стремился разубедить, погасить огонь надежды, вновь напомнить о безысходности. Яд служил ему оружием, духовная отрава. Пора было задуматься о том, чтобы начать принимать снотворные взвары. Хотя это последнее, чего волшебнику хотелось.

Он уж не помнил, что снилось. Только темнота, только алые глаза, только разверзнутая в сардонической улыбке пасть остались с ним. Волшебник поднёс к лицу руку, на которой кроме серебряного кольца с заточённым внутри духом бурана, сидело и второе, откованное из чёрного чугуна[11]. В нём сидело нечто более пугающее, чем стихийный дух зимних ветров.

— Это с тобой у меня ассоциируется новая ментальная хворь, да? Твой образ я подсознательно переношу на то чудовище?

На коврике, сплетённом из волокон сушёных водорослей, лежавшем между столом и камельком подле кучки дров, зашевелил ушами Лаухальганда. Он зевнул во весь рот, показывая набор больших прямоугольных зубов и розовый язык.

— Мм-мр-ря?

— Нет, я не тебе, — ответил Тобиус, подавляя зевок. — Прости, что разбудил.

Ступни коснулись циновок, которыми он выстлал почти все полы в комнате, человек поднялся и сделал несколько неловких шагов, всё же зевнул и сделал ещё несколько шагов, но уже на руках. Закончив первые утренние упражнения, он сгустил из воздуха воду, очистил её парой слов от грязи, умылся, прополоскал рот с порошком из сумки, оделся.

На ночь он вывешивал одежду за окно, чтобы освежить, и всегда по первому времени фыркал и дрожал. Шутка ли, осень закончилась и вот сегодня мир должен уже был побелеть. Об этом Тобиус узнал, подслушивая шёпотки духов ветра, занимавшихся своим погодным делом.

— Идём.

За дверью комнаты оказалось ещё холоднее, хотя сама комната тоже не была прогрета. Ради закалки серый маг спал в не отопленном помещении. Кому другому это вышло бы застуженными лёгкими и почками, болящими суставами и мышцами.

Вместе с ушастым мячиком он двигался по заброшенным высотным ярусам главной башни города, обходя провалы в полах, надеясь на прочность старых треснувших лестниц. Стремился он нынче не вниз, туда, где ближе к основанию башни, селились члены касты Направляющих, а наверх, на обширную плоскую крышу.

Выбравшись под открытое небо, Тобиус обнаружил её в обычном запустении. Когда он нашёл путь впервые, оказалось, что крышу покрывала грязь. Тестудины не выбирались туда, не вели реставрационных работ, вообще не думали о самых высоких этажах, будто не они рухнут черепахам на головы, когда наконец выйдет запас прочности… впрочем, через сколько тысяч лет он выйдет?

Над приведением крыши в порядок пришлось поработать самому, но зато теперь Тобиус являлся единственным обладателем столь невероятного вида во время тренировок. С такой высоты можно было разглядеть края озера Фарсал, изгибы реки, протекавшей подле него, бескрайний лес исполинов, тонувший в туманах.

Пока рассвет только занимался, выкрашивая ночное небо в более светлые тона серого, следовало бы приступить к утренней разминке чтобы не опоздать на занятия. Не то чтобы тестудины рано просыпались, зима делала их ещё более медлительными, падкими до подушки, однако и у волшебника хватало дел, а потому он начал.

Ритуальный поклон всем четырём сторонам света и всему, что они символизировали, включая первостихии. Затем дыхательные упражнения столь интенсивные, что неподготовленный потерял бы сознание от переизбытка кислорода в крови. Прогрев мышц и всех энергопроводящих потоков астрального тела, по которым бежала кипучая гурхана. Выносливость и филигранное владение энергией преумножались самыми примитивными манипуляциями.

Занята стойка, сосредоточенность, сначала самое лёгкое, — вода. Наиболее дружелюбная к Тобиусу стихия, которая изначально легко откликалась на его позывы. Какое-то время, учась в Академии, он думал, что сможет стать средней руки гидромантом, но этому не суждено было сбыться. Заклинаний низшего порядка желтоглазый адепт освоил много, продвинутых, — заметно меньше, средних — пару, а вот высокого порядка не освоил ни единого плетения, не говоря уж о высшем. Серый маг, что тут ещё сказать.

По мановению руки в воздухе сгустилось тридцать сфер атмосферной влаги размером с арбузы. Усилием воли мага они уменьшились до размеров человеческих голов, став не просто сферами, но ядрами, — опасно плотными сгустками под давлением, которые при столкновении дробили бы кости как сухие палки. Ядра пустились в пляс вокруг создателя, подтверждая его хорошее владение гидрокенезом. По ходу они изменяли форму, становясь то шипастыми шарами, то плоскими звёздами, что, учитывая давление, было весьма непросто. Решив усложнить, Тобиус воззвал к серебряному кольцу, и вода стала льдом. Опытные гидроманты могли и лёд видоизменять, а вот у него не получалось, формы трескались, крошились и обратно уж не собирались. Повторив упражнение несколько раз, маг развеял снаряды паровыми облачками, которыми управлять даже и не пытался, это у него никогда не получалось.

На очереди был огонь, вторая освоенная стихия. В день, когда серый установил связь с этим элементом, он чуть не утонул и пребывал без сознания. Кто ещё мог освоить самый опасный элемент будучи без сознания? Как это вообще произошло?

В далёкие времена ученичества у Тобиуса были сложные отношения с вечно голодной, яростной, и самой беспощадной из стихий. Они все вообще-то пощады не ведали, но огонь казался людям самым опасным, потому что его труднее было приручить. Уже в те времена пламя не ранило волшебника как тяжело как других, ожоги никогда не были для него большой бедой, быстро заживали. Вдохновлённый этим, он однажды заигрался и чуть не присоединился к многочисленным неудачникам, которые не пережили обучения и погибли от собственной самонадеянности. Кабы не помощь Таурона Правого, самое лучшее, остался бы искалеченным уродом до конца дней.

Тобиус ударил по воздуху резко и сильно, как бывало раньше в кабацких драках на деньги. Горячая гурхана, словно по инерции прокатилась вдоль его костей, сосудов, мышечных волокон, но не остановилась, а вырвалась из астрального тела наружу в виде гудящего огненного всполоха. Вот оно, низшее проявление стихийной магии, просто капелька магической силы, прошедшая сквозь призму внутри магова естества и ставшая живым огнём. Прежде Тобиус и не такое пламя мог создавать из собственной гурханы, однако то была подделка, огонь любого цвета на выбор, послушный и ласковый, лишённый души и свирепой мощи настоящей стихии.

Пламя, рыча срывалось с кулаков, вспышки, перераставшие в волны одна другой больше. Они закручивались неверными рваными плетьми, кровь едва не закипала в жилах. Но всё это было ерундой. Совсем другое дело пирокинез. Заставить непокорный огонь повиноваться чистой воле заклинателя, укрощать его, направлять и использовать как оружие без плетений и словоформул. Для истинных пиромантов это не вызов, а вот Тобиус, пытавшийся оформлять пламя усилием лишь разума, терпел крах. Его способность исторгать огонь могла впечатлить наставников когда-то, но неспособность контролировать сводила положительное впечатление на нет.

Почувствовав, что стал выдыхаться, волшебник сделал передышку. Он раскалился. То есть по-настоящему раскалился, исходил сухим жаром. Весь пот, выступавший от физической активности, мгновенно испарялся, одежда разогрелась и пахла теперь словно только что побывала под утюгом. Даже складки разгладились. И так каждый день.