Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 19

Большевикам в это нелегкое время приходилось изыскивать деньги на проведение революции. Учитывая тот факт, что в дореволюционной России партийная работа не оплачивалась, они вынуждены были прибегнуть к тому, что называлось экспроприацией, но соответствовало банальному ограблению. Одну из самых удачных таких операций в июне 1907 года провернули Тер-Петросян (легендарный Камо) и Иосиф Джугашвили: десятки людей на Эриванской площади были в клочья разорваны бомбами, но деньги, предназначавшиеся для Государственного банка, достались партии. С 1889 по 1908 год количество зарегистрированных уголовных преступлений сократилось, но это, очевидно, свидетельствовало лишь о том, что полиции было явно не до уголовников: все силы были брошены на борьбу с революционерами. После поражения первой русской революции многие лихие боевые дружины превратились в шайки обычных грабителей. За идейных анархистов выдавали себя различные «Мстители», «Черные вороны», «Кровавые руки» и «Лиги красного шнура». Несмотря на экзотические названия под ними скрывались заурядные налетчики. Чтобы подавить этот разгул преступности, необходимы были срочные меры. В 1908 году принят закон «Об организации сыскной части», согласно которому сыскные отделения создавались в 89 городах России. Начальником сыскной полиции Москвы становится А. Ф. Кошко[43], которого по праву называли «самым главным сыщиком России» и «русским Шерлоком Холмсом».

Известность Кошко принесло раскрытие кражи в Успенском соборе Кремля, случившейся весной 1910 года. На рассвете дежуривший у кремлевской стены часовой услышал звон разбиваемого стекла и заметил, как из узкой бойницы пытается выбраться наружу человек. После произведенного выстрела неизвестный скрылся. Когда явилось встревоженное духовенство и собор наконец открыли, то обнаружилось неслыханное злодеяние. Древняя святыня Руси - икона Владимирской Божьей Матери - была осквернена: с её золотого оклада исчезли драгоценные камни, в числе которых был огромный изумруд. Узнав о случившемся, Николай II распорядился немедленно найти преступника.

Честь сыскной полиции была поставлена на карту. Кошко, убежденный в том, что злоумышленник прячется где-то внутри, упросил митрополита отменить богослужение, но тщательный осмотр собора не давал никаких результатов. Прошло два дня. Владыка нервничал, нервничали собравшиеся возле собора люди. Кошко ждал и с трудом упросил митрополита дать ему ещё одни сутки. К тому времени он уже не сомневался в том, что грабитель прячется за иконостасом и ждет того момента, когда собор откроется, чтобы слиться с толпой. Так оно все и было. Ночью вор попытался выбраться и был схвачен сыщиками. Им оказался худенький подросток, похожий на призрака. Покрытый толстым слоем пыли, он едва держался на ногах от голода и жажды. Кошко вывел неудачливого грабителя через черный ход, привез его в сыскное отделение, где вора помыли, переодели и накормили. Слопав две порции щей, пару отбивных и огромную булку, он обрел дар речи и назвался Сергеем Семиным, учеником ювелира. Украденные камни он спрятал в заранее облюбованном месте - под одной из гробниц, да так ловко, что, кроме него, никто не сумел бы их найти. Суд присяжных учел чистосердечное признание Семина, но приговорил его к восьми годам каторжных работ.

Святотатство по закону каралось строже, чем убийство. Правда, к Александру Костанскому, который в феврале 1903 года совершил дерзкую кражу из Исаакиевского собора, присяжные оказались более снисходительны. Отсутствие в иконостасе образа Спаса Нерукотворного было замечено во время утренней уборки собора. Оскверненную икону нашли возле клиросной решетки, её золотая риза и алмазный венец из 35 бриллиантов исчезли. Преступление раскрыли быстро, потому что жена Костанского сама пришла в полицию. Ей показалось подозрительным, что муж, который уже 4 года жил отдельно от нее, заявился к ней ночью с испачканным кровью узелком и попросил приюта. Вопреки обыкновению он был трезв, а утром, заняв у жены 1 руб. 70 коп., уехал к матери в Новгородскую тернию. Там его и задержали. В содеянном Костанский сознался не сразу. Сначала паясничал и утверждал, что в узелке была бутылка наливки, которую он купил в подарок жене по случаю её недавних именин, но выпил сам, поскольку та встретила его недружелюбно. Странной личностью был потомственный гражданин Александр Костанский. Происходил из духовного звания, но любил толковать о Шелли. Учился в семинарии, но был неверующим. Работал в театральной дирекции, потом писарем, но нигде не уживался по причине беспробудного пьянства. Пил его отец, пила мать.

Один брат Костанского умер от пьянства, другой покончил с собой в припадке белой горячки. Как заявил на суде один из свидетелей: «Не в кого ему быть нормальным». Процесс по этому делу продолжался несколько дней. За ним с интересом следила публика, которая под конец прониклась жалостью к этому загубленному человеку, который, по его собственным словам, несчастным родился, несчастным и умрет. Свой приговор - шесть лет каторжных работ - Костанский выслушал безучастно. Дамы плакали.

Анализируя причины преступности, захлестнувшей Россию после первой русской революции, И. А. Родионов [44] писал: «Народ спился, народ одичал, озлобился, не умеет и не хочет трудиться».

В своей книге «Наше преступление» Родионов приводит примеры дикой, бессмысленной жестокости, причины которой видит в беспробудном пьянстве и «разобщении культурного слоя с народом». «Совсем наша Расея на нет сошла, - говорит один из героев книги. - Совсем, совсем ослабла. Никакой правды не осталось… Такие страсти творятся, и хоть бы что. Вот уж как надругались над моей покойницей [65-летнюю жену старика изнасиловали трое пьяных подростков. - Авт.] и в гроб свели, а что им суд присудил? На два года угнаны».

Если в среде людей образованных утрата религии и материализм вели к нигилизму, то среди крестьян и рабочих, по мнению Н. О. Лосского [45], «этот отрыв выражается в озорстве и хулиганстве; Утратив устои и начав бунтовать против них, русский человек, по словам Достоевского, испытывает потребность «хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину, заглянуть в самую бездну и броситься в нее, как ошалелому, вниз головой».

Возможно, таким был и Васька Белоус, которого Кошко называет «заблудшей русской душой». Подкидыш без роду без племени, он был воспитан сердобольной старухой. С детства отличался кротким нравом и трудолюбием, и, если бы не знакомство, которое после отбытия солдатчины Васька свел с местным кузнецом, уговорившим его ограбить хозяина, может, и не оказался бы он в арестантских ротах.

Влияние тюрьмы и природный романтизм, развитый случайным чтением, толкнули его на путь преступных авантюр. После удачных грабежей он бомбардировал начальника сыскной полиции письмами: «Там-то и там-то сделано мною, Васькой Белоусом, знаменитым атаманом неуловимой шайки, родившейся под счастливой звездой Стеньки Разина. Крови человеческой не проливаю, а гулять - гуляю. Не ловите меня: я - неуловимый. Ни огонь, ни пуля не берут меня: я - заговоренный» [46]. Когда Ваську все-таки поймали, он, совершивший к тому времени несколько убийств, понимая, что не миновать ему виселицы, говорил. «Оно и правильно будет, Таких людей, как я, следует вещать по закону. Ну сошлют меня, скажем, на каторгу, я сбегу да опять примусь за старое. Раз человек дошел до точки, как вы его ни ублажайте, а его все на зло тянет».

Впрочем, таких, как Васька Белоус, было немного. Так, убийца и грабитель Осип К. - человек, судя по всему, образованный - писал из тюрьмы своему товарищу: «В течение десяти лет полиция оставляла меня в покое: я делал свое дело, а полиция зевала. Угрызений совести я не знаю. Я - философ. Меня нисколько не смущало, что иногда приходилось прикончить того или иного из моих клиентов, когда субъект оказывался слишком упрямым… Я побывал раньше на войне в далекой колониальной стране, где служил солдатом, и убедился, как низко ценится человеческая жизнь. Почему же с нами расправляются так круто, когда мы бываем вынуждены уложить кого-нибудь из наших врагов?». [47] Угрызений совести не испытывал и Сашка Семинарист, шайка которого наводила ужас на Москву в 1913 году. Грабежи и убийства следовали один за другим с промежутками в одну-две недели. Жертвы обирались до нитки и обыкновенно закалывались. Жуткие подробности убийства двух старух в селе Богородском поразили даже видавшего виды Кошко. Обитательницы начисто разграбленного дома ыли найдены с обугленными пятками, вырезанными грудями и прочими следами пыток. Чтобы поймать злодеев, на ноги была поставлена вся сыскная полиция, но облавы и засады оставались безуспешными. Делу помог случай и изобретательность Кошко. При задержании главарь шайки вел себя нагло. «Вы меня, пожалуйста, не тыкайте, не забывайте, что я такой же интеллигент, как и вы», - заявил он.