Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 17

Основы криминальной иерархии были заложены в конце XIX века. Преступное сообщество разделяется на своеобразные группы-артели. Наименьшей, но самой опасной среди них были грабители и убийцы; самой многочисленной - воры, которые дифференцировались на множество специальностей в зависимости от объекта посягательств и способов совершения преступления. Как, например, конокрады - представители, пожалуй, одной из древнейших воровских профессий на Руси.

Логично предположить, что кражи транспортных средств начали происходить с того момента, как человек догадался о том, что ехать на ком-то или на чем-то быстрее и удобнее, чем ходить пешком. И первыми такими угонщиками по праву можно считать конокрадов.

В большинстве случаев конокрады работали компаниями. Шайки могли состоять из нескольких сотен человек, разделяющих между собой районы и дробящихся для совершения преступления. Каждый исполнял свою функцию. Так, например, главари шаек являлись хозяевами «золотых контор» - главных воровских пунктов. Таких контор каждая шайка имела несколько, и они являлись передаточными пунктами для краденых лошадей. «Золотые конторы» существовали под видом постоялых дворов, корчм. Здесь были оборудованы секретные места для лошадей.

Выезжали конокрады на блат в повозке, запряженной парой хороших лошадей. Всегда вооруженными. Они знали, где находится косяк (табун), и останавливали свою повозку на некотором расстоянии от него. Воры оставляли одного товарища в повозке, а сами, запасшись уздечками и крючками для «браслетов», отправлялись к «малине». Сидящий в повозке конокрад оставался на стреме. Воровали лошадей поздно ночью, когда сторожа уже спали. Во время побега конокрады старались держаться поближе к лесу. Погоня за конокрадами была делом опасным, поскольку злоумышленники не задумываясь пускали в ход огнестрельное оружие.

В конокрадских шайках участвовали люди различного общественного положения, к ним нередко примыкали полицейские. В особенности - урядники. Они, конечно, не принимали прямого участия в кражах, но помогали в сбыте лошадей, скрывании конорадов, заведовании «золотыми конторами». Цены на лошадей конокрады устанавливали в зависимости от удаленности от места кражи.

Вблизи «зашухерованного» места краденому коню грош цена. Но если конокрад отскочил уже на 200-300 верст, цена коню уже другая.

Крестьяне полностью находились под властью конокрадов. К этому их принуждала почти полная угнетенность, беззащитность от злодейского произвола и убеждение в тщетности борьбы с конокрадством. Тесное сношение с другими преступными элементами, деловая, правильно организованная связь между руководителями и агентами за тысячи верст, выработанная временем история конокрадства придавали обществу конокрадов характер государства в государстве. Сложная система влияния на население, тщательное знакомство с его характером и слабыми сторонами, умение производить давление на власти, которые всевозможными способами, начиная от страха и кончая всяческими благотворениями, делают «ручными», - все это давало конокрадам трудносокрушимую силу.

Общество конокрадов не ограничивалось только похищением лошадей. Они совершали разные преступления против чужой собственности. Побывав в Сибири и на каторге и сбежав оттуда, многие конокрады становились инициаторами ночных грабежей, разбойничьих нападений с оружием в руках. И редкий случай обходился без кровопролития.

В 1899 году в Юго-Западном крае было обнаружено более 60 человек, составлявших часть знаменитой смелянско-муровецкой шайки, состоявшей главным образом из евреев. Главарями были бывшие каторжники или сибиряки. Муровецкая шайка оперировала в районе, состоявшем из 6 губерний края, и даже прославилась своими убийствами в Харьковской губернии. Цыгане не совершали сотой доли того, что проделывала смелянско-муравецкая шайка. Она в каждом городе, в каждом местечке имела своих агентов. Оповещенные наводчиками члены шайки из разных мест края съезжались для совершения преступления. Дерзость и жестокость разбойников были удивительны, они душили, стреляли и резали людей. Эти же злоумышленники производили за плату поджоги.

Хотя в прежние времена конокрадство преследовалось довольно сурово (в России XVII века его ставили по наказанию наряду с политическими преступлениями, а виновных казнили, рубили руки, стегали плетьми), тем не менее, больше всего конокрады боялись не суда, а быть пойманными мужиками… Их страшил самосуд… Конокрадов убивали без жалости: вбивали кол в горло, оскопляли, прижигали раскаленным железом, выжигали глаза…

Впрочем, понятно, что в эпоху стремительно наваливающегося прогресса, отнюдь не конокрады представляли собой элиту уголовного мира. На криминальном топе в ту пору были мошенники, одни из которых обманывали государство, а другие дурачили частных граждан. Эти последние в свою очередь делились на фармазонщиков, басманщиков, менял, женихов и пр. Среди российских мошенников весьма популярны были карточные шулера. Немногочисленную, но хорошо организованную и технически оснащенную группу представляли фальшивомонетчики. Мощным резервом дореволюционной российской преступности являлись профессиональные нищие - Иваны, родства не помнящие. Они преимущественно состояли из маргиналов, которые прибегали к различным уловкам, чтобы вызвать сострадание у окружающих.

Наконец, в ту пору в быт профессиональных преступников входят доселе малоизвестные наркотики: «Перебиты, поломаны крылья, / Серой болью всю душу свело. / Кокаина серебряной пылью / Все дороги мои замело». Причем ушлые мазурики в больших городах тут же нашли им не самое тривиальное применение, В данном случае речь идет не о сбытчиках дурманящего зелья (с ними-то как раз все понятно), а о преступниках, использовавших последствия наркотического эффекта для совершения краж и Грабежей.

К тому времени Россия вступила в краткую, но при этом очень Яркую и надолго запомнившуюся следующим поколениям эпоху модерна, одним из атрибутов особой эстетики которой стало повальное увлечение наркотиками. Потребление морфия, опиума, курение гашиша на светских раутах, богемных вечеринках и просто в домашних компаниях сделалось вполне обыденным явлением. Встревоженная повсеместным падением нравов общественность, как водится, забила в набат. К примеру, великий гуманист Лев Николаевич Толстой отреагировал на распространение пагубной привычки своим трактатом «Для чего люди одурманиваются?». Особо не вникая в физиологическую составляющую этой проблемы, живой классик сосредоточился на психологии явления. «Нельзя не понять того, - писал Толстой, - что употребление одурманивающих веществ в больших или малых размерах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу вызывается одною и тою же причиной - потребностью заглушения голоса совести, для того чтобы не видать разлада жизни с требованиями сознания». Что ж, в подавляющем большинстве случаев так оно и было. Однако имелась в те годы и другая, особая категория людей, у которой с «голосом совести» было все в порядке, а посему к наркотикам они подходили с сугубо прагматичных позиций.

Как известно, использовать опиум для обезболивающих целей научились ещё древние китайцы. Этот тип снотворного был много гуманнее и прогрессивнее, нежели, к примеру, метод, практиковавшийся целителями в древней Ассирии: тамошние коновалы в целях обезболивания доводили больного до потери сознания, затягивая петлю на его шее.

Питерские и московские жулики образца начала XX века, четко следуя «конъюнктуре рынка», пошли примерно по тому же пути. Похоже, исключительно опытным путем ими было установлено, что незнакомый с наркотиками человек под воздействием дыма сигареты с гашишем или опиумом очень быстро начинает испытывать неприятные ощущения и в конечном итоге на какое-то время «отключается». Кстати сказать, подобные ощущения в своих воспоминаниях описывал поэт Серебряного века Георгий Иванов, которого один из столичных журналистов однажды угостил папироской с гашишем. Иванов признавался, что тогда, вместо обещанных «красочных грез», он испытал лишь тошноту и неприятное головокружение.