Лето на чужой планете (СИ) - Михеев Александр - Страница 3

Летом я часто ночевал здесь — подальше от духоты и папашиного ворчания. Ещё раз погладил книгу по корешку и закопал поглубже в душистое сухое сено. Здесь папаша точно её не найдёт!

Осторожно вышел на улицу, и на меня обрушилось фантастическое местрианское небо.

Десятки тысяч звёзд торжественно сияли в угольной черноте. Некоторые из них теснились друг к другу, как будто боялись пустоты чёрного неба. Другие пылали в гордом одиночестве.

Я привычно отыскал знакомые созвездия. В зените висел Мышехвост — один его глаз горел голубым светом, а другой светил тускло-оранжевым.

Вот Небесные Сёстры — скопление сверкающих пушистых шаров. Если приглядеться получше — между ними можно увидеть маленькие звёздочки.

На востоке небо чуть отливало желтизной. Это всходил из-за горизонта второй спутник Местрии — Хирон. Ближе к утру его сменит Идра.

Немного левее созвездия Плуга я увидел незнакомую звёздочку. Еле заметная, она необычно мерцала. До боли напрягая глаза, я всмотрелся внимательнее.

Звёздочка вспыхнула ярко-красным светом. Затем угасла и вспыхнула снова — на этот раз зелёным. Снова красным. И снова зелёным. Это было чертовски странно. Я никогда раньше не видел зелёных звёзд.

Глава 2

Отца при рождении назвали Юлием. Он утверждает, что имя ему дали в честь какого-то древнего земного императора, которого убили заговорщики. Я папаше верю — мне тоже иногда хочется его прибить.

Рано утром он вручил мне большущую корзину и отправил в виноградник собирать улиток.

— К обеду корзина должна быть полной, Ал! — строго сказал отец. И добавил, что обязательно проверит.

Папаша — фермер до мозга костей. Нудный, въедливый и работящий. Он часто повторяет, что у человека должна быть цель в жизни. Вырастить хорошую кукурузу, построить новый свинарник на семейной ферме, выгодно продавать домашнее вино. В крайнем случае, освоить полезное ремесло — стать лесорубом или сборщиком свиного навоза.

Я не стал спорить. Пользы от этого всё равно не будет, так зачем тратить время зря? Стоило ему отвернуться, как я сунул на дно корзины книгу, которую спёр у Стипа Брэндона, и спокойно отправился в виноградник.

Улитки в этом году расплодились неимоверно. На каждом виноградном кусте сидели не меньше пяти моллюсков размером с половину детского кулака. Они таращили чёрные бусинки глаз на рожках и старательно выгрызали в листьях ажурные дырочки с быстро желтеющими краями.

Если дожди не прекратятся, в этом году мы останемся без вина и изюма. Конечно, кукурузе обильные дожди полезны. Но для местрианского винограда они — сущая погибель.

Я тяжко вздохнул и принялся за работу. Наклонившись, я приподнимал обвисшие к земле широкие листья, аккуратно снимал с них улиток и бросал в корзину.

Я прошёл только два ряда из конца в конец, а корзина уже заполнилась на треть. В одном месте я увидел повреждённую подпорку. Стойка прогнила у самой земли и обломилась, а перекладина всей тяжестью повисла на виноградной лозе. Пришлось искать подходящий колышек и ремонтировать.

Через пару часов от непрерывных наклонов у меня заломило в пояснице. Иногда я приседал на корточки, но тогда быстро затекали ноги и начинали болеть колени. В животе бурчало от голода. Солнце поднялось высоко и припекало не на шутку.

Вот тоже — Солнце! Неужели нельзя было назвать звезду своей новой планеты как-нибудь по-другому? Жаровня, например. Или Адская Топка. Никакой фантазии нет у наших фермеров.

Всё, хватит с меня! Корзинка почти полна, а пот уже льёт по спине ручьями. Опять рубаха будет вонять.

В самом деле, не сожрут же улитки весь виноград. А если сожрут — тем лучше. Меньше вина достанется папаше. Он когда выпьет — ещё сильнее нудит. Лучше бы песни пел, как дядька Томаш.

Ясное дело, возвращаться домой к обеду я не собирался. Зачем вышагивать три километра по пыльной дороге, если можно развести костёр и напечь улиток с молодой кукурузой? Зря, что ли, я их всё утро собирал?

Неподалёку от виноградника текла в лесу небольшая речушка. Там у меня было укромное место. Колючие заросли чапыжника скрывали зелёную лужайку на берегу тихой тёмной заводи, в которой хорошо купаться. В этом местечке я прятался от папаши, когда мне хотелось спокойно подумать.

Я подхватил тяжёлую корзину и решительно направился к реке. Но не успел пройти и двадцати шагов, как наткнулся на дядьку Томаша. Верно говорят: кого вспомнишь, того и встретишь. Хотя, встречей это назвать было нельзя.

Сладко похрапывая, дядька Томаш спал в тени виноградных кустов. Рядом стояла корзинка, на дне которой вяло копошились несколько улиток. А поодаль валялась пустая бутылка.

Дядька Томаш стал сильно выпивать четыре года назад, после того, как плугом ему раздробило ногу. Доктор Ханс пытался её спасти, да что толку? Раздробленная ступня посинела и раздулась, ногу пришлось отрезать по самое колено. С тех пор дядька Томаш ковылял на деревянной ноге и выпивал всё больше и больше.

Я присел на корточки и потряс его за плечо.

— Дядька Томаш! Проснитесь! Тётя Джуди будет ругаться.

Пьянчуга только почмокал губами и перевернулся на другой бок. Если он и впрямь выдул целую бутылку, то теперь его не добудишься.

Однажды дядька Томаш заснул в церкви прямо во время службы. Так пастор и говорил целый час под его храп. Думаете, проповедь была о вреде пьянства? А вот и нет. Пастор говорил о сострадании и любви к ближнему.

Я поднял бутылку и понюхал горлышко. Пахло не вином, а настойкой, наподобие той, которую делает папаша. А может, папашина настойка и есть. По бутылке разве поймешь? Они все одинаковые — в посёлке только один стеклодув.

Я снова потряс дядьку Томаша. Он открыл мутный глаз, посмотрел на меня и важно сказал:

— Ангелов посылает Создатель грешникам, дабы помочь им, обуздать и вразумить их!

Затем закрыл глаз и снова захрапел, присвистывая.

Ангелом я себя не считал, но и просто так бросить дядьку Томаша не мог. Жалко его — он хороший человек, только жизнь круто с ним обошлась. Да и тётя Джуди добрая. Одно время она часто приходила к нам — плакала и жаловалась маме на мужа. А самому Томашу ничего не говорила, только поддерживала его и хвалила.

Если сегодня он вернётся домой с пустой корзиной, тётя Джуди опять расстроится. Она, бедняжка, всё верит, что муж образумится. Ферма у них крепкая — если бы дядька Томаш не пил, они могли бы нанять работника, а то и двух.

Вот ведь незадача на мою голову. А я так надеялся поваляться лишний часок с книжкой!

Я вздохнул и принялся наполнять корзинку дядьки Томаша улитками.

***

Часом позже, проходя через кукурузное поле, я сорвал пару початков, покрупнее. Ещё содрал пучок сухого лишайника с коры старого кривого дербня, росшего у дороги.

Осторожно пробрался через чапыжник и вышел на лужайку. С облегчением плюхнул на траву тяжёлую корзину с улитками и первым делом принялся разводить костёр.

Река часто приносила ветки и брёвна, которые задерживались в заводи. Я вытаскивал их на берег и сушил под солнцем. Так что запас дров у меня был всегда. Я притащил парочку сухих коряг, уложил их рядком на траве. Засунул между корягами пучок лишайника, наломал мелких веточек и достал из кармана кремень и огниво.

Ударом огнива высек из кремня сноп искр, стараясь, чтобы они попали на лишайник. С третьего раза получилось отлично. Я наклонился и осторожно раздул крохотный огонёк.

Теперь можно искупаться. Течение в заводи замедлялось, словно торопливый поток воды отдыхал, набирался сил перед следующим перекатом. Сухие листья, ветки и куски коры неторопливо скользили по поверхности и исчезали за поворотом.

Я скинул штаны и рубаху и с разбегу прыгнул в воду. Тёплая на поверхности, в глубине она была холодной, как лёд. У меня даже дыхание перехватило. Я вынырнул и, быстро молотя по воде руками, поплыл к противоположному берегу. Там развернулся и уже спокойно погрёб обратно к своей лужайке.