Центумвир (СИ) - Лимова Александра - Страница 25

– Леська беременна.

– Да ты что! – вскочила со стула и метнулась к нему, чтобы обнять изо всех сил, пряча лицо в его плечо и зажмуривая глаза, давая себе мгновение на незаметную для него постыдную слабость. – Господи, Илюш, поздравляю!

***

С Истоминым мы встретились утром следующего дня.

В офисе открытого подписного финансового консорциума, то бишь объединения нескольких солидных независимых друг от друга шараг, банчащих ценными бумагами и реализациями займов. Мы с Ильей подъезжали к офисному зданию, и когда я об этом узнала, я как охуела, так и не выхуела обратно.

Потому что теневой офис, основной для разворачиваемого Истоминым проекта с нашим участием, где сейчас интенсивно шли работы по подготовке, был на этаж выше консорциума, а организация, которая там располагалась, на этаж ниже переехала. А вообще, этажей в здании несколько. И фирм несколько. И пока мы поднимались на нужный этаж пешком по лестнице, ибо с лифтами возникла какая-то проблема, я узнавала некоторых людей из тех толп, что двигались по лестнице. Они приезжали с Истоминым, его бойцы невидимого фронта, вежливо здоровавшиеся с невозмутимым Ильей и бегающие в свои офисы. На свои этажи… Вот как-то подозрение возникает… Особенно после того, как нас проводили в кабинет, возле которого висела табличка, гласящая что там сидит Рачевский Иван Палыч, лидер консорциума, и в этом кабинете солидный дядька, стоя над креслом с Истоминым, разговаривал с ним как с акцептантом по поводу подписаниям им тратты и времени, когда с этим Ярославу Андреевичу удобнее будет решить, у меня прямо укрепилось подозрение, что Ярослав Андреевич малец того… не по моим возможностям, в общем. Мы, земляне, вообще мало что знаем об этих инопришеленцах, и быть первооткрывателем их секретиков что-то не тянет.

Иван Палыч быстренько дал по съебам, когда мы с Ильей опустились в кресла для посетителей перед его столом, за котором сидел Истомин с космической скоростью читающий и изредка подписывающий стопку бумаг. Причем подписи его разнились в зависимости от фамилий, которые были указаны в документах.

Они с Ильей обсуждали возникшие вопросы и пути решения проблем которые могут возникнуть в ближайшее время из-за этих вопросов, я с умным лицом сидела рядом с Ильей и чувствовала совершенно неуместное, просто абсолютно ненормальное с учетом всего контекста ситуации раздражение. От нейтральности. От абсолютной нейтральности Истомина. Знала, что это успокаивало моего брата, убеждающегося в том, что пара наших с ним встреч действительно была без претензий.

И это правильно. Вот это ровное отношение и должно быть. Мы связаны работой, именно такое взаимодействие она и подразумевает. Вот эти его интонации, когда в ответ на его вопросы я рассказывала о том, как продвигается создание зеркала и расписывала, что и когда будет сделано. Так и должно быть. Этот его абсолютно безэмоциональный взгляд, деловой тон, полное равнодушие.

Только это бесило. Все сильнее. Потому что разговоры шли долго и мне часто приходилось в них участвовать, а эти его интонации…

Я тщательно контролировала себя, усилием подавляла набирающее силу раздражение, не имеющего рационально обоснуя. Сама же требовала такого формата общения и с чего тогда такие эмоциональные реакции на абсолютно адекватную обстановку. Тем более такую, вот эту увиденную, которая должна только укрепить в мыслях, что свят-свят и ну его на хуй… Блять, как бесит… Вот хули он в окно пялится? Чего там интересного? Москва, да? Никогда не видел, что ли?

Когда разговор коснулся набора штата, он вскользь и ровно посмотрел на меня, хотя разговаривал с Ильей. Абсолютно ровно. Посмотрел как человек обсуждающий вопросы с другими людьми, с подчинёнными, которым требуются разжевывать элементарное, ибо сами не допрут. И меня едва не подбросило на кресле от возмущения. Вердикт – я ебнутая.

Когда все завершилось, я поехала на квартиру, собрала вещи и Илья с Леськой проводили меня в аэропорту. Ожидая время посадки стояла в одном из залов ожидания внутренних перелетов для клиентов бизнес класса и, глядя в окно на подготавливаемый самолет, прикидывала, чем помимо тонны работы себя занять, чтобы вот это внутреннее ощущение раздрая сошло на нет быстрее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Через несколько минут семья из четырех человек ушла на посадку и небольшой зал и вовсе опустел. Повернула голову, чтобы посмотреть на табло. Отлично, осталось не более двадцати минут и можно будет чесать на свою посадку.

Отрицательно повела головой в ответ на вопрос от улыбчивой сотрудницы аэропорта, стоящей недалеко на баре и спросившей не хочу ли я чего, потому что ей нужно отлучиться, и снова уставилась в окно. Думала, что как только она уйдет кто-то придет вместо нет, но нет. Странная система. А если я, несмотря на то, что клиент бизнес-класса страдаю клептоманией?..

Додумать сию мысль я не успела. Да и вообще додумавать не нужно было. Потому что спустя пару мгновений все стало ясно.

Сначала я услышала шаги, когда кто-то вошел в зону ожидания. В голове мелькнула дикая мысль и почти успела быть битой циничной рациональностью, но глаза смотрели на высокий крепкий силуэт, размытый в отражении стекла.

Темная приталенная рубашка, засучены рукава. Темные джинсы. Темный силуэт.

Шаг за шагом, неторопливо ко мне, стоящей у окна, скрестив онемевшие руки. А потом я услышала запах. Слабый шлейф изысканного парфюма в сплетении с почти стертыми аккордами никотина, когда он приблизился и встал позади, сунув руки в карманы и глядя за стекло, на самолет, который готовили к вылету. Стоял близко. Прямо за спиной. И не только обоняния касался шлейф его парфюма, по коже тонким налетом, легкой покалывающей изморозью его нуара шла прохладная насыщенность томления и раскрывалась внутри стильным ароматом черного льда. Официант, двойной солодовый виски. И негромко блюз. Спасите…

– Решила уехать по-английски. Как нетактично.

Его голос негромок. В отражении чуть склоняет голову в сторону и кпереди. Правая рука вынута из кармана, и касается моих волос, рассыпанных по спине. Пробегается от корней до шеи. Слабый хват, немного, едва ощутимо тянет вниз и перекидывает мне на плечо. Прижимая к нему пальцами. Сильнее. Нажимая. Вынуждая сделать шаг назад, ближе к нему, чтобы срезать чувство сопротивляющейся атмосферы, возникающей между однополярными концами магнита.

– Тут камеры. – Чувствуя как губы растягиваются в улыбке от провокации соблазнительно зовущей в крови.

– Временный сбой. – Усмешка в голосе. Рывок и спиной врезалась в его грудь, ощущая как спирает дыхание, когда его пальцы от плеч, по предплечьям, до кистей и жестко сжимают их. – Не пишут пока.

– Потому что ты захотел меня трахнуть? – усмешка по губам. Ядом с языка, ибо протравлена насквозь.

– Потому что я тебя захотел, – берет за кисти жестче, заставляя расцепить руки и ведет их к стеклу, прижимая к нему ладонями, – а там как пойдет. Но, скорее всего, да, ты права, сначала трахну, – и тихо на ухо умопомрачительное, – потому что выводишь. Заводишь. Сводишь.

Близость его тела дурманила. Звала. Осознание того, как же он рядом, вот прямо за моей спиной травило рациональность, извращала мысли, путала разум в горячую паутину инстинктов.

Я чувствовала его энергетику. Горячую, дикую, необузданную. Бурлящую и клокучую в нем, в этом почти спокойном теле, в глубине серо-зеленых глаз, сейчас глядящих на меня в отражении. Я чувствовала. И эти ощущения затмевали все.

Сжал мои кисти и его пальцы скользнул по ним ниже, накрывая мои ладони на стекле, сжимая их, вдавливая в прохладу.

В горле пересохло, когда двинулась назад, а он одновременно вперед. И подалась назад еще плотнее. Чтобы прижаться. Втиснуться ягодицами в его пах. И его руки тотчас обняли, сомкнулись на взбудоражено вздрогнувшей мне. Его пальцы с нажимом прошлись по талии, по животу вверх до учащенно вздымающейся груди и с силой сжали, одурманив чувством немеющего удовольствия, сорвав мне дыхание.

– С-с-су... – свистящим едва слышным шепотом мне на ухо и пальцы сильнее стиснули грудь, – ...масшедшая...