Восхождение (СИ) - Коруд Ал - Страница 11

Мазуров вскинул голову и мрачновато глянул на Машерова.

— Не бежишь впереди паровоза, Петро? Такие вещи в Кремле двигают.

— Не бегу, Кирилл Трофимович. Партия есть и будет коллегиальной и это вопрос решенный и дополнительному рассмотрению не подлежит. Сами же голосовали на съезде.

— Я в больнице лежал, — отрешенно ответил секретарь ЦК. Да, многое тут поменялось, в характере повседневности, в головах людей. — Но следил. Это правильно, что по телевидению сделали прямой репортаж. И знаете, люди ведь смотрели. Не просто так, как обычно, для порядка. Им было на самом деле интересно. Если мы наш народ всерьез заинтересуем, то он горы свернет ради будущего.

— Пора бы уже будущее делать настоящим, — проворчал Машеров, но задумался.

— Гриша, разливай остатки. Хорошо посидели, о многом поговорили. Петро, есть у вас там в Белоруссии тихое и спокойное местечко, чтобы через месяцок собраться, и кое-что решить в более расширенном составе?

— Найдем, Кирилл Трофимович. Кто еще будет?

— Этот ваш Секретарь и еще кое-кто. Союзники. Нам остро не хватает союзников, ребята.

Глава 6 Настроение. 7 октября 1976 года. Фуркасовский переулок 1. Москва

Холмогорцев выскочил наружу, за ним со зловещим звуком захлопнулась тяжелая деревянная дверь казенного учреждения. Чертовы гэбисты, ничего не изменилось! Блюдут, гнетут и преследуют. И откуда только этот генерал Черкесов на его голову свалился? Бывают же такие гниды мерзопакостные. Рановато ты, парень, поверил в перемены. Ни хрена тут не поменяется пока Эти у власти. У него ведь и в самом деле есть власть, целый отдел в Пятом управлении. И он явно за нее держится. Остро захотелось закурить.

Холмогорцев так и остался стоять на ступеньках здания и только сейчас заметил, что проходящие мимо люди в форме и по гражданке бросают в его сторону странные взгляды. Точно, стоит как дурачок под холодным ветром и держит в руках шапку! Её место на голове. Но погода и в самом деле испортилась. Еще неделю назад было по-летнему тепло. Золотая осень! И Ладога, Вася и Володя, Надя и Мариша, суета киношников. Любимое время года поэтов и романтиков.

Но его-то романтизм остался где-то там, в совсем иной эпохе. Болван старый! Здесь же лишь стылый ветер и начавший накрапывать мерзкий мелкий дождик. Хуже не придумаешь! И оделся ведь в официальное учреждение понарядней — дурацкое пальто вместо нормальной куртки с капюшоном. Как они здесь только в таком дерьме ходят? Вон сколько послушных туловищ в темных и ужасно неудобных одеждах, идут уныло по своим никчемным делам.

Череду мрачноватых мыслей внезапно прервал хорошо знакомый голос. Степан удивленно обернулся. На обочине напротив входа в здание остановилась серая «Волга» новой тридцатой модели, которую по слухам начали выпускать совместно с «Мерседес-Бенц». Дверца была приоткрыта и с водительского места ему улыбался человек из недавнего прошлого.

— Степан Николаевич, что мокнете? Прыгайте ко мне.

Долго уговаривать не пришлось. Это при хорошей погоде он еще бы покочевряжился, но сейчас пахнущее свежим пластиком и кожей теплое нутро дорогого автомобиля было натуральным спасением. Как будто некая стена тут же закрылась за тобой, оставив череду неприятностей позади.

— Товарищ майор!

Полынин улыбнулся и протянул в ответ крепкую руку.

— Уже подполковник.

— Поздравляю, — пожелание прозвучало довольно холодно. Холмогорцев тут же вспомнил пустоватые блеклые глаза генерала, да и сам преследователь всего инакомыслящего больше напоминал серого, невзрачного чинушу невысокого ранга.

— Что-то случилось, Степан?

— Да ваши коллеги постарались настроение испортить, Кирилл Тимофеевич.

— Понятно, — Полынин тут же поскучнел. Сам он был одет в модный плащ, из-под которого выглядывал серый «рабочий» костюм, на заднем сиденье лежала шляпа. Чисто выбритое лицо, запах хорошего одеколона, товарищ подполковник точно не в «поле» сейчас трудился! Видимо, все эти мысли явственно отразились на лице Холмогорцев, и Полынин в ответ ехидно улыбнулся. — Хорошо выгляжу? Так уж, извините, работа нынче такая. Приходится все больше по начальственным кабинетам охаживаться.

— Да я что, я разве против? Вы всегда мне нравились.

— У кого были, Степан?

— Генерал Черкесов вызывал. Политику партии мне втолковывал. Мол, не с теми людьми якшаюсь и забываю регулярно в органы стучать.

— Вот сволочь! — Полынин занервничал, его кисти крепко сжал баранку, обшитую кожей. — Прислали из Ленинграда сюда с повышением Пятое управление. Наслышан я уже о его дурной деятельности. Беды от него больше, чем пользы.

Холмогорцев оживился и с интересом уставился на бывшего куратора.

— И что, даже вы ничего сделать не можете?

Полынин медленно повернул голову.

— Да, представляешь, и мы. Контора, организация огромная и далеко не всем по нутру перемены, и вы попаданцы в том числе. Он тебе угрожал, Степа?

Барьер отчужденности немедленно разрушился, треснул как неокрепший осенний ледок.

— Да особо нет, Кирилл. Предупреждал, грозил, но больше как-то исподтишка старался все выведать. Мутный тип. Но я в основном отмалчивался, не впервой. В будущем как-то попался на заметку нашему отделу «Э», вот те буквально клещами каждое слово из меня тащили. Но и они обломались.

— Отдел «Э»?

— По экстремизму. Они любили, по так называемой русской статье возбуждаться, — заметив недоумение на лице Полынина, Холмогорцев пояснил. — Это за межнациональные тёрки уголовка, только сажали почему-то исключительно русских. Абреки и чуреки с Азии были лицами неприкосновенными. Там же диаспоры возбудятся, начальство будет бухтеть, одни проблемы, короче. То ли дело русского Ваньку посадить, за него никто не вступится.

— Охренеть! Как вы до жизни такой дошли?

— Даже не знаю. Слушай, подпол, ты со своими придурками сначала разберись! Такие, как этот Черкесов только один вред стране приносят. Ищет, гондон, диссиду и затем прессует, вместо того чтобы с сынками и дочками местных бонз работать, с теми, кто потом страну продаст.

— Вижу, что достал он тебя конкретно. Степа, я, конечно, постараюсь тебе помочь, но все разом не обещаю. Больно уж ты глубоко внедрился в некоторые местные сферы жизни.

— Это ты про что?

— Знакомства твои и Надежды. И среди ваших ты выбираешь не самых простых людей. Степа, ты в курсе, что твой Истомин генералу Черкесову чуть морду не набил, что перевод того сюда в Москву как-то с этим связан?

— Офигеть!

Степан потер руками лицо, оно уже согрелось в теплоте автомобиля.

— И местные кадры. Ладно Рашко и Шукшин, так еще и с Высоцким да Окуджавой умудрился сойтись.

— Так они легендарные в наше время личности. Как я мог отказаться?

— Ну да. Хотя и супруга у тебя непростая. Шерочка с машерочкой.

— Так, подожди. Её не трогать! И, кстати, откуда ты все это про нас знаешь?

— Интересуюсь время от времени, я же к общей базе попаданцев имею доступ, — ехидно улыбнулся Полынин. — Надежда твоя свет, Петровна, вообще, женщина занимательная. Любо-дорого наблюдать, как она иноземцев клятых прессует. Её бы методам да нашим министерским поучиться.

Холмогорцев посмотрел в абсолютно искренние глаза бывшего куратора и спросил.

— Ты свободен сейчас, хочешь Надю увидеть?

— Еще спрашиваешь! Быстро домчимся.

Полынин завел мотор и вальяжно вкатил в автомобильный поток. «Волга» по местным меркам машина внушительная, а именно эта модель еще немного больше.

Пусть Москве семидесятых и было далеко до столицы будущего в плане количества автомобилей, но и здесь на дорогах царило весьма оживленное движение, затрудняемое отсутствием развязок, глупо и не туда поставленными знаками, и светофорами. Подполковник вел "Волгу" уверенно, город знал.

— Откуда такая машина? Эту модель ведь начали совсем недавно выпускать.

— От работы. Или ты думаешь, что подполковники КГБ много получают? Я ведь целыми днями туда-сюда мотаюсь, полдня в машине почитай провожу. Эта модель с форсированным двигателем и спецсвязью. Прообраз вашей сотовой.