Чёрные лебеди (СИ) - Ларсен Вадим - Страница 17

— Забери копье, Гнус. Девку положи на кровать. Нас здесь не было.

Выйдя из дома в быстро опускающиеся сумерки, наткнулся на поджидавшего у крыльца Гурио Смытого:

— Я не ради денег, поймите… — промямлил тот запинаясь. — Наместник Монтий самый… он наш…, а она такое про него говорила…

— Это понятно, — бесстрастно перебил темный.

— Вы разве не арестуете ее?

— Уже не требуется, — отмахнулся верзила. Поморщился, словно вступил ногой в дерьмо и раздраженно гаркнул: — Иди отсюда!

Из дверей вышел его напарник с кинжалом. С лезвия капала кровь.

— Там, сержант, точно будет лучше, чем в ночлежке.

— Домашнее-то, завсегда получше казенного, — поддакнул довольный Дрюдор. Выдавив в рот последние капли из бурдюка, добавил, — авось и вино у хозяйки найдется, жабу мне в ноздрю.

Ведя Черного под уздцы, Микка думал о сестре. Он вновь ожил, преобразился, глаза засверкали радостью и задором. Каким же глупцом он чувствовал себя сейчас из-за того, что побаивался встречи. Некогда угловатая и колючая девчонка удивительно преобразилась, и после бесконечных утрат стала для него глотком свежего воздуха. Сегодня она говорила открыто, тепло и смеялась как-то по-доброму, завораживая, притягивая к себе. Ни капли надменности, ощущалось — она ему искренне рада. Сама предложила ночлег, пообещав договориться с хозяйкой, а когда взяла за руку, долго не отпускала. Он не сказал о гибели графа. Не смог произнести этого, глядя в радостные сестрины глаза.

Он провел сестру до самых дверей, и теперь Микка с сержантом шли известным маршрутом.

— Хороша? — хихикнул Дрюдор.

— Не то слово, — покраснел юноша.

Свернув за угол и увидев на крыльце двух мужчин и паренька, Микка замедлил шаг. Подойдя ближе, остановился в нерешительности. Сержант устало опустил секиру на мостовую.

— Пришли что ли?

— Вроде того, — настороженно обронил его попутчик.

Бородач пристально осмотрел подошедших.

— Куда? — потянув ноздрями, сплюнул на брусчатку.

— Нам здесь обещали ночлег.

— Поищи в другом месте, — рыкнул громила, демонстративно кладя руку на эфес палаша.

— Что за хорёк? — с тревогой в голосе поинтересовался сержант.

Микка нервно передернул плечами, опустив глаза, заметил на каменной выщербленной кладке крыльца несколько темных пурпурных пятен, блестевших в фонарном свете рассыпанными рубинами. Подняв взгляд, замер — по лезвию кинжала, спрятанного за спиной одного из стоящих, медленно ползла большая красная капля. Добравшись до конца клинка, сорвавшись вниз, она разбилась о каменные ступени и превратилась в ещё одно бурое пятно, похожее на остальные. Человек в плаще заметил, куда смотрит рыцарь и уже не таясь, достал из-за спины окровавленный кинжал.

— Зря, — сказал он, прищурив налитые кровью глаза.

Не успев вынуть меч, Микка метнулся назад. Выгнулся, втянул под ребра живот. Кинжал незнакомца, скользнув по кольчуге, рассек сюрко, царапнул кожу на обнаженной шее. Но войти под подбородок не успел. Обух секиры пришелся точно в локоть. Глухой удар разорвал мышцы, раздробил кость. Предплечье вместе с кистью, сжимающей клинок, бесполезно повисло на оголенных сухожилиях. Вой раненого эхом пронесся по безлюдной улице. Короткий взмах вновь вскинутой секиры и отрубленная голова кинжальщика покатилась по мостовой.

Бородатый верзила в доли секунды обнажил палаш. Микка не заставил себя ждать. Наконец-то и в его руке в нужное время оказалось оружие. Зло скалясь желтыми редкими зубами, бородач отошел на два шага, готовясь к схватке. Микка не спешил. Глянул на пятна на крыльце, рядом с бесхозным кинжалом, и меч в руке предательски задрожал — Стефа!

— Я в дом! — крикнул он сержанту.

Тот кивнул, поднимая секиру над головой.

— Давай! Я сам здесь разберусь.

В полутемном коридоре споткнулся о мертвое тело хозяйки, лежащее в черной кровавой луже с перерезанным от уха до уха горлом. Быстро огляделся, бросился наверх, к настежь распахнутой двери.

Гнус ждал. Стоя у кровати над бездыханным девичьим телом, превратившись в единый натянутый нерв, он не слышал, чувствовал приближающиеся шаги, дышал им в такт. Капля пота повисла на кончике носа. Рука с копьем, словно стальная пружина, готовилась распрямиться в любую секунду.

В дверном проеме мелькнула тень — Гнус перестал дышать. Из-за двери показалось острие меча, за ним носок сапога, следом рука в перчатке. Ладонь тощего судорожно сжала древко, глаз сузился, тонкие губы растянулись, предчувствуя новую смерть. Плечо подалось вперед и…

Копье в руке замерло, едва начав движение. Падая, звонко ударилось о пол. Втульчатый наконечник тяжелого арбалетного болта вонзился тёмному между виском и левым глазом, и, насквозь пробив череп, вышел из правого уха. Глазное яблоко, мелко дрожа, повисло на тонком бледно-розовом жгуте нерва.

Обмякший, неестественно покачивающийся на слабеющих ногах, Гнус всё-таки устоял. Его выбитый глаз, прилипнув к впалой щеке, удивленно смотрел на вошедшего. Мгновение, и тощее тело с грохотом повалилось на пол.

— Го-го, — послышался из окна знакомый возглас.

Микка не оглянулся на зов. Осев на колени рядом с кроватью, и выронив меч, он уткнулся горячим лбом в мертвенно-бледную девичью ладонь.

— Есть ещё кто? — с лестницы раздался голос сержанта.

Парализованный, Микка не мог произнести ни слова.

— Когда-нибудь настанет такой день, чтобы я никого не убил? — негодовал Дрюдор, поднимаясь по ступенькам и вытирая лезвие секиры шляпой мертвого бородача. — Эй, капитан, кажется, с ними терся ещё какой-то недомерок? Куда он подевался…

И осёкся, замолкая.

Глава 1.7

Никто не посмеет смеяться

Внизу раздавались удары боевого топора. Сержант глянул под лестницу и мысленно похвалил себя за то, что предусмотрительно задвинул засов входной двери. Тем не менее, грохот нарастал, грозясь превратить старое дерево в груду щепы.

— Эй, капитан, их там не меньше восьми, — гаркнул Дрюдор.

Но Микка не реагировал. Стоя на коленях у кровати, не в силах оторвать взгляд от мертвого тела, он беззвучно плакал. Очнулся, когда сержант, не церемонясь, тряхнул за плечо.

— Парень, нам пора, — ткнул секирой в окно.

На соседней крыше немой Го отчаянно махал руками призывая поторопиться.

Микка поднял невидящие глаза. Отрешенно прошептал:

— Что?

— Пошли, давай! — хамовато прорычал тот и потянул парня за ворот, поднимая на ноги. Но качнувшись словно пьяный, тот вновь осел на пол. Снизу донесся треск рассыпавшейся двери, грохот сапог, грязная брань. Дрюдор взгромоздился на подоконник, протянул руку:

— Ну же!

Но парень, развернувшись к двери, встал в пол-оборота, и сжимая дрожащими руками меч, выговорил сдавленным голосом:

— Теперь моя очередь.

— Дурак! — выкрикнул сержант, спрыгивая на крышу.

Дверь пушинкой слетела с петель и в комнату вломились вооруженные люди. Первый, наткнувшись на острие выставленного клинка, крякнул, оступился и, заваливаясь обмякшим телом вперёд, сбил юношу с ног. От удара затылком набатом загудела голова. Отяжелевшее мёртвое тело придавило к полу, фонтаном заливая лицо хлещущей из пробитой артерии кровью.

Скинув с себя труп, попытался было подняться, но сильный удар рукояти меча сломал нос.

Свист арбалетного болта и знакомое «го-го» — последнее, что услышал Микка, прежде чем погрузиться во мрак.

Боль притупилась. Онемевшее лицо застыло каменной маской и, казалось, полностью утратило восприимчивость. Под усталыми, монотонными, ставшими совсем уж привычными ударами, голова резко дергалась из стороны в сторону.

Вправо… Влево…

Сквозь кровавую пену, заполнившую рот, натужно просачивалось слабое дыхание. Голова безвольно повисла. Окровавленный подбородок упёрся в грудь. Сплошная гематома забитого кровью и соплями носа. Узкие щели заплывших слезящихся пудовых век. Блевотная лужа на каменном полу, в которую с опухших изрубленных «в мясо» губ стекают тонкие алые струйки.