Астронавт Джонс - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 3

Свет в гостиной погас, но зато загорелся в спальной; несомненно, они еще не спали. Кто-то прикрыл наружную дверь, однако, она не запиралась, так что пробраться в дом не составит особого труда. Но он боялся, что Монтгомери может услышать его. Его собственная каморка представляла собой сарай, пристроенный к кухне со стороны главной комнаты, напротив спальной, но собственной двери у нее не было.

Неважно — он уже решил для себя эту проблему, когда, почувствовав себя взрослым, приходил и уходил ночью без разрешения старших. Он прокрался вокруг дома, нашел козлы для пилки дров, поставил их под окном и, забравшись на них, отогнул гвоздь, державший окно. Спустя мгновение он бесшумно влез в комнату. Дверь в главную часть дома была закрыта, но он решил не рисковать, включая свет. Монтгомери могло придти в голову выйти в гостиную, где он наверняка увидит полоску света под дверью. Макс тихо разделся и скользнул в кровать.

Сон не приходил. Однажды, он чуть было не задремал, но тут же легкий шум разбудил его. Возможно, это была мышь, но на мгновение ему показалось, что у его кровати стоит Монтгомери. С замирающим сердцем он сел на край кровати.

Перед ним стояла проблема: что делать дальше. Нет, ни в течение этого часа и и даже не завтрашним утром, а во все последующие дни. Сам Монтгомери не представлял для Макса никаких проблем, он ни за что не останется с ним даже в одном графстве. Но вот как насчет Моу?

Умирая, отец сказал ему:

— Позаботься о матери, сынок.

Что ж, он так и делал. Каждый год он собирал урожай — еда в доме и немного денег, даже когда дела шли из рук вон плохо.

Но имел ли в виду отец заботиться о мачехе, даже когда она вновь выйдет замуж? Он никогда не думал об этом. Отец наказал ему заботиться о ней, что он и делал, пусть даже для этого пришлось бросить школу.

Но теперь она уже была не миссис Джонс, а миссис Монтгомери. Он поднялся, приняв решение.

Оставалось решить, что ему взять с собой. Вещей у него было немного. Пошарив в темноте, он нащупал рюкзак, с которым ходил на охоту, и засунул в него запасную рубашку и носки. Затем он положил круглую логарифмическую линейку астрогатора, доставшуюся ему от дяди Чета, и осколок вулканического стекла, который дядя привез с Луны. Удостоверение личности, зубная щетка, отцовская бритва (которой он пользовался не так уж часто) — вот и все его добро.

Сразу за кроватью была расшатанная доска. Нащупав ее, он надавил и стал шарить между стояками, но ничего не обнаружил. Время от времени он откладывал немного денег на черный день, поскольку Моу не умела или не хотела экономить. Несомненно, она обнаружила деньги в один из обысков. Что ж, так или иначе, он должен уходить, просто теперь сделать это будет сложнее.

Макс перевел дыхание. Он должен еще забрать книги дяди Чета… вероятно, они все еще лежали на полке в гостиной рядом со спальней. Но он должен забрать их, даже рискуя столкнуться с Монтгомери.

Он осторожно открыл дверь и остановился, обливаясь потом. Из-под двери спальной все еще пробивалась полоска света, и он просто не мог заставить себя двинуться вперед. До него доносился шепот Монтгомери и хихиканье Моу.

Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел кучу сковородок и кастрюль сваленных у входной двери. Несомненно, Монтгомери рассчитывал на возвращение Макса и хотел, чтобы шум свалившейся посуды предупредил его об этом. Макс был рад, что проник в дом через окно.

Разбирать завал не имело смысла, он осторожно двинулся вперед, помня о скрипящей в полу доске. Он почти ничего не видел, но мог действовать наощупь, а книги были знакомы его пальцам. Осторожно он снял книги с полки.

Макс почти уже добрался до своей двери, когда вспомнил о библиотечной книге.

Вернуться назад было выше его сил. На этот раз они могли услышать его, либо Монтгомери мог выйти, чтобы попить воды.

Но по его понятиям кража библиотечной книги, либо невозможность вернуть ее, что в сущности было одно и то же, было если уж не смертельным грехом, то позорным проступком. Так он и стоял, обливаясь потом, думая, что делать дальше.

Затем он вновь проделал весь путь, обогнув скрипучую доску, но по неосторожности наступив на другую.

Он замер, но пара за дверью ничего не услышала. Наконец он добрался до стереовизора и принялся шарить по полке.

Разглядывая книги, Монтгомери нарушил порядок. Теперь ему приходилось, одну за другой брать их в руки и открывать каждую, чтобы определить ее название.

Нужная ему книга оказалась четвертой по счету. Медленно он вернулся в комнату. Там он начал дрожать и вынужден был некоторое время посидеть, чтобы успокоиться. Он не рискнул закрывать свою дверь, и ему пришлось одеваться в темноте. Спустя несколько мгновений он проскользнул в окно и, нащупав ногой козлы, осторожно спустился на землю.

Его ботинки лежали поверх книг в рюкзаке; он решил оставить их там, пока не отойдет от дома подальше. Обогнув дом по широкой дуге, он оглянулся. Свет в спальной горел до сих пор; свернув к дороге, Макс наткнулся на уницикл Монтгомери.

Если он пойдет тем же путем, то выйдет на дорогу, по которой ходили регулярные автобусы. Сверни он там налево или направо, у Монтгомери было пятьдесят шансов из ста догнать его на уницикле. Денег у Макса не было, поэтому сесть на автобус он не мог.

Черт возьми! Может быть, Монтгомери и не захочет гнаться за ним. Скажет: — «Тем лучше», — и забудет о нем.

И все же эта мысль беспокоила его. А вдруг Моу убедит его? Вдруг Монтгомери не забудет оскорбления и попытается довести дело до конца.

Макс повернул назад и, обойдя дом, принялся карабкаться вверх по склону к кольцевой дороге.

2. ДОБРЫЙ САМАРИТЯНИН…

Было довольно темно, однако, это не особенно затрудняло Макса. Он прекрасно знал местность, каждый склон, чуть ли не каждое дерево. Он поднимался по склону холма до тех пор, пока не добрался до входного кольца, откуда поезд прыгал через расщелину; там он вышел на вспомогательную дорогу, которой пользовалась команда техобслуживания кольцевой дороги. Сев на землю, Макс обулся.

Вспомогательная дорога представляла собой обычную дорогу, проложенную между деревьями, она вполне годилась для гусениц трактора, но была вовсе не пригодна для колес. Однако, она вела туда, где кольцевая дорога ныряла в туннель на дальнем склоне расщелины.

Через час Макс уже пересек расщелину и приблизился к черному входу в туннель. Он остановился на безопасном расстоянии от входа, оценивая собственные шансы.

Перевал был достаточно высок, он частенько охотился там и знал, что подъем туда займет не меньше двух часов, причем в светлое время дня. Вспомогательная дорога шла прямо через перевал, пойди он по ней — все путешествие заняло бы у него десять-пятнадцать минут.

Макс никогда еще не ходил этой дорогой. То — что ходить здесь было запрещено, не волновало его, он уже зашел в запрещенную зону. Время от времени свинья или дикое животное забредало в туннель, где их настигал мчавшийся поезд. Они умирали быстро и без единой царапины. Однажды, Макс обнаружил трупик лисицы у самого входа в туннель. Он вытащил и осмотрел его. На теле он не заметил никаких следов, но когда он снял с лисицы шкуру, то увидел там множество кровяных сгустков. За несколько лет до этого внутри туннеля был захвачен врасплох мужчина, команда техобслуживания вынесла оттуда его останки.

По своим размерам туннель был больше колец, ровно настолько, насколько было нужно, чтобы поезд мог мчаться впереди собственной ударной волны. Ничто живое в туннеле не могло укрыться от этой волны, невыносимый раскат грома, болезненный даже на расстоянии, нес в себе колоссальный заряд энергии, вызывающей мгновенную смерть.

Однако Максу не хотелось подниматься на перевал: он помнил вечерний график прохождения поездов. «Томагавк» он видел на закате, «Копье» слышал, когда сидел в амбаре. «Дротик» тоже должен был пройти уже давно, хотя он и не слышал его, оставался лишь полночный «Клинок», Макс посмотрел на небо.