Обещание Гарпии - Емец Дмитрий - Страница 10

– Но не для стожара! – не удержавшись, шепнул Еве Филат. – Достаточно будет вызвать конфликт двух находящихся рядом антимагов. Стравить, например, воздух в одном с землёй в другом… Или огонь с водой… Атланты, одетые в антимаги, начнут врезаться друг в друга с такой силой, что разнесут всё вокруг. И от силы это обойдётся капов в пять…

– А если атлант всего один?

– Тогда подменю его жилет рапознавания «внутри» или «снаружи». Магия и без того их вечно путает. Жилет будет воспринимать как врага самого атланта и защищать от него всё – ха-ха! – что находится снаружи. Но этот обойдётся уже в целый магр… Дороговато!

– О чём вы там шепчетесь? Чего дороговато? – с подозрением спросил Тибальд. – Он оказался рядом и вперил в стожара свои внимательные глазки.

– Говорю: дороговато прожигать будет! Магии не напасёшься! – не моргнув глазом сказал Филат.

– Это точно: не напасёшься! Но впредь, молодой человек, знайте: такие вещи можно смело произносить вслух! Они весьма и весьма похвальны! – сказал Тибальд и поощрительно похлопал стожара по плечу.

Люборе не хотелось продолжать тренировку, и она взялась за приготовление ужина. Готовила она так быстро, что Настасья дважды щурилась, подозревая темпоральные махинации. Ну не могут руки человека в одну минуту переделать столько дел!

– Тебе как обычно – яичничку из тридцати яичек? – поинтересовалась Любора у Бермяты.

– Можно и из двадцати пяти. Ну и картошечки – так, чисто символически… – отозвался тот, скромничая.

– Само собой… Я уже почистила полведёрочка. А тебе, Настасья?

– Веточку укропа и одну маслину.

– Буржуазненько! – одобрила Любора. – Только не уверена, что у Тибальда есть маслиночки.

– У меня как в Греции – всё есть! – гордо произнёс Тибальд.

– Здорово! Но вот свой холодильничек открывай сам! Терпеть не могу заглядывать в холодильнички к некромагам! – сказала Любора.

– Я не некромаг! Я художник! – возразил Тибальд, приоткрывая дверцу холодильника самое большее сантиметров на пять и зачем-то сразу загораживая её спиной.

– Правда? А на работушке почему-то уверены, что ты экспертик!.. Маскируешься, кисочка?

– Они заблуждаются. Их сбивает с толку, что я гений, – поморщившись, сказал Тильбальд и неосторожно отодвинулся. Глаза у Люборы расширились, и оба гранатомёта на её плечах чётко показали на среднюю полку.

– ЧТО У ТЕБЯ ТАМ?

– Ничего! Всё приобретено законным путём и используется во благо человечества! – Некромаг торопливо достал маслины и захлопнул дверцу. – Возникла неловкая пауза, которую первым нарушил тот же Тибальд: – На работе сейчас тяжёлая полоса! Только с Люборой и оторвёшься. Каждый день совещания, втыки, инструктажи! Начальство шпорит нас, чтобы мы что-то делали! Чтобы не быть виноватыми, мы все притворяемся, что что-то делаем, но по факту всех тех, которые что-то делали, давно уволили, потому что они забывали притворяться, а просто что-то делали.

– А Нахаба как?

– Прекрасно. Чертит графики личной эффективности. Заказал свой портрет и повесил его на главной лестнице… Ну, не он, конечно, а подхалимы. Невер был, конечно, против, но уступил воле масс. Теперь опаздываешь на работу – а на тебя укоризненно смотрит любимый начальник с портрета!

– Тибальд, – сказала Настасья, – не злобствуй! Все знают, что на самом деле ты очень ответственный!

– Да! – довольно кивнул Тибальд. – Ответственный. Если хочешь, могу тебя покусать, и ты тоже станешь ответственной!

– Укуси лучше Бермяту или стожара. Мне и своей ответственности хватает!

– Увы, мужчин не кусаю. Мой дедушка-волкодлак не кусал – и мне не велел! – отказался некромаг.

Помогая картошке поскорее свариться, Любора выпустила из труб на плечах пару термических зарядов. Кухню обволокло душным паром, и на миг все словно провалились в пароходную трубу.

– Картошечка готова! Сейчас положим на тарелочку, и можно подавать на столик! – сообщила Любора.

Ева уже начинала привыкать к её бесконечным уменьшительным суффиксам. Как, интересно, Любора делает доклады на рабочих совещаниях? Видимо, так: «Тут вот негодяйчики! Мы подкрадываемся и бьём их кулачками по головушкам! Выскакивают новые негодяйчики и начинают стрелять в нас из искромётиков! Тогда вот тут мы ставим плазменный магомётик и стреляем в негодяйчиков чёрными дырочками… Главное – чтобы рядом не оказалось многоэтажечки!»

– Нахаба сейчас злой как собачечка! – наябедничала Любора, открывая форточку, чтобы вышел пар.

– А что стряслось?

– Мы потеряли двух магентов, – пояснил Тибальд. – Они успели сообщить, что Фазаноль планирует что-то крупное, не менее глобальное, чем с хафгуфой, но потом перестали выходить на связь… Правда, одного магента мы обнаружили. Его прислали нам в банке с фасолью. Хорошо, что я ем всегда в очках: привычка эксперта, знаете ли, – всегда тщательно рассматривать то, что ты жуёшь… – Тибальд щёлкнул ногтем по своим выпуклым стёклам. – Печёная фасоль по-сербски! Наш магент был уменьшен в сорок пять раз, а скорость всех его биологических процессов увеличена в сотни раз. За один наш день он прожил девяносто своих лет и умер быстрее, чем мы успели придумать, как ему помочь…

– А он не оставил никаких записей?

– На чём? На фасоли? – опять влезла Любора. – Она плохо располагает к письменности. Да и вообще мы нашли его поздно, когда ему было хорошо за восемьдесят, из которых добрых пятьдесят годочков он провёл в банке с фасолью. Рассеянный такой дедулечка. Какие-то клочочки одежды, борода ниже коленушек. Он уже плохо помнил, кто такой Фазаноль, а слушать наши голоса вообще не мог – любой наш вопросик звучал для него как рокот, длящийся долгие неделюшки. Он засыпал где-то на половине слова. Какое уж тут общеньице!

Бермята озабоченно взглянул на часы. Они были на бронзовой цепочке, старинные, похожие на небольшую луковицу – подарок бабушки на восемнадцать лет. Временами часы впадали в панику, начинали вертеть стрелками, и их торопливое тиканье явственно превращалось в голос: «Опоздаешь! Опоздаешь! Опоздаешь!» Утром, зная ленивую неспешность хозяина, часы хитрили и прибавляли полчаса. Бермята, зная эту их хитрость, мысленно минусовал час, и всё равно ухитрялся опоздать.

– Пора к гарпиям лететь!.. И вас мы берём с собой! – сказал он Люборе и Тибальду, после чего быстро ввёл их в курс дела.

– Надо же! Золотое руно! – воскликнула Любора.

Она согласилась мгновенно. Тибальд попытался заупрямиться, заявив, что ему ещё всю ночь рисовать. И при этом тревожно покосился на чердак, на котором шла напряжённая возня. Что-то там пыхтело, подскакивало, порой начинало пахнуть палёной проводкой.

– Что там у тебя? – спросил Бермята.

– Мыши… – торопливо ответил художник-эксперт.

– А сглаз на них навести не пробовал? Внушить им, что они летучие, чтоб они попрыгали вниз? Ну да, ты же великий гуманист, – сказал Бермята ещё наивнее.

– Да-да, обязательно… Ну, к гарпиям так к гарпиям! Помогать слабым женщинам – наш мужской долг! – ответил Тибальд и быстро засобирался.

Они вышли на балкон и по лесенке поднялись на крышу. В чердачное окно Ева увидела, что на стуле сидит туго связанный компьютерными кабелями скелет надсмотрщика. На стене же дома появилась крупная надпись:

«Обидеть художника может каждый. Мы вышли на тропу войны!»

Тибальд нахмурился и быстро оглянулся вокруг, но все культурно сделали вид, что ничего не заметили.

Глава 4

Настасья отвечает вопросом на ответ

Ночка выдалась трудная. Местные циклопы не поделили с упырями территорию старой бойни и попросили маму стожара выступить в конфликте примиряющей стороной. Мама за такую работу обычно не бралась, но сейчас они очень уж нуждались в рыжье. И вот ранним утром мама и Филат возвращались домой. Мама спешила в душ. Она ненавидела ту гадость, которая наполняет упырей изнутри. Нет, это не совсем кровь. И не совсем желудочный сок. И не совсем упругое желе… Это именно гадость!