Маленькие женщины. Хорошие жены - Олкотт Луиза Мэй - Страница 19

– Внимание, девочки!

Его суровый окрик оборвал жужжание в классе, и пятьдесят пар голубых, чёрных, серых и карих глаз послушно уставились на его внушающее страх лицо.

– Мисс Марч, подойдите ко мне.

Эми поднялась, сохраняя внешнее спокойствие, сжимаясь внутри от страха, потому что лаймы давили на её совесть.

– И захватите с собой лаймы, которые вы прячете в своей парте, – неожиданно раздался приказ, который остановил её, не успела она встать.

– Все не бери, – прошептала её соседка, юная леди, отличавшаяся хладнокровием.

Эми поспешно вытряхнула из свёртка полдюжины лаймов и положила остальные перед мистером Дэвисом, чувствуя, что любой мужчина, у которого есть сердце, должен смягчиться, когда этот восхитительный аромат коснётся его носа. К несчастью, мистер Дэвис особенно сильно ненавидел запах модного маринада, и отвращение только усилило его гнев.

– И это всё?

– Не совсем, – запинаясь, пробормотала Эми.

– Немедленно принесите остальное.

Бросив отчаянный взгляд на свою компанию, она повиновалась.

– Вы уверены, что ничего больше нет?

– Я никогда не лгу, сэр.

– Да, я вижу. А теперь возьмите эту мерзость в руки и бросайте в окно по две штуки.

Девочки одновременно издали вздох, отчего по классу пронёсся лёгкий ветерок, и последняя надежда улетучилась, когда угощение было вырвано из их алчущих губ. Покраснев от стыда и гнева, Эми ходила туда и обратно шесть ужасных раз, и когда каждая обречённая пара лаймов – о, таких пухленьких и сочных! – выпадала из её рук, неохотно ронявших их в окно, крики с улицы усугубляли страдания девочек, ибо они означали, что их заклятые враги – ирландские детишки – торжествуют, лакомясь их угощением. Это… это было уже слишком. Все бросали негодующие или умоляющие взгляды на неумолимого Дэвиса, а одна страстная любительница лаймов не выдержала и заплакала.

Когда Эми вернулась из своего последнего похода к окну, мистер Дэвис издал зловещее «Гм!» и сказал самым внушительным тоном:

– Юные леди, вы помните, что я говорил вам неделю назад. Мне очень жаль, что так получилось, но я никогда не позволяю нарушать свои правила и всегда держу своё слово. Мисс Марч, протяните руку.

Эми вздрогнула и, заложив обе руки за спину, обратила на него умоляющий взгляд, говорящий лучше, чем слова, которые она не могла произнести. Она была одной из любимиц «старины Дэвиса», как его, конечно, называли, и, по моему личному убеждению, он нарушил бы своё слово, если бы одна неугомонная молодая леди не выразила своего возмущения шипением. Это шипение, хотя и чуть слышное, разозлило вспыльчивого джентльмена и решило судьбу преступницы.

– Вашу руку, мисс Марч! – было единственным ответом на её немой призыв, и Эми, слишком гордая, чтобы плакать или умолять, стиснув зубы, вызывающе вскинула голову и, не дрогнув, стерпела несколько обжигающих ударов по своей маленькой ладошке. Ударов было несколько, и они были несильными, но для неё это уже не имело значения. Впервые в жизни её ударили, и позор в её глазах был таким страшным, как будто её опрокинули на землю.

– Теперь вы будете стоять на помосте до перемены, – сказал мистер Дэвис, решив довести дело до конца, раз уж он его начал.

Это было ужасно. Ей было бы достаточно тяжело даже вернуться на своё место и видеть сочувствующие лица своих подруг или довольные физиономии её немногочисленных врагов, но стоять на виду перед всей школой, только что перенеся такой позор, казалось просто невыносимым, и на секунду ей показалось, что она упадёт и расплачется, разбив своё сердце. Горькое чувство несправедливости и мысль о Дженни Сноу помогли ей это вынести, и, заняв позорное место на помосте, она, не мигая, смотрела на дымоход, который возвышался над тем, что теперь казалось морем лиц, и стояла там, такая бледная и неподвижная, что девочкам было трудно заниматься, видя перед собой эту жалкую фигуру.

В течение следующих пятнадцати минут гордая и чувствительная девочка испытывала стыд и боль, о которых помнила всю жизнь. Другим это могло показаться смешным или банальным, но для неё это был тяжёлый опыт, потому что все двенадцать лет жизни её окружала только любовь и никогда прежде она не исытывала подобные удары. Ноющая рука и щемящее сердце отступили на второй план при мысли: «Мне придётся рассказать об этом дома, и все будут так разочарованы во мне!»

Пятнадцать минут показались ей целым часом, но наконец они подошли к концу, и слово «перемена!» никогда ещё не казалось ей таким приятным.

– Вы можете идти, мисс Марч, – сказал мистер Дэвис с чувством неловкости. Он не скоро забыл укоризненный взгляд, брошенный на него Эми, когда она, молча прошествовала прямо в переднюю, схватила свои вещи и покинула это место «навсегда», как она в сердцах заявила себе. Она была расстроена, придя домой, и, когда через некоторое время старшие девочки вернулись, тут же состоялся совет возмущённой семьи. Миссис Марч говорила мало, но выглядела встревоженной и нежно утешала свою несчастную маленькую дочь. Мэг обработала пострадавшую руку глицерином и омыла её своими слезами, Бет почувствовала, что даже её любимые котята не смогут исцелить такое горе, Джо гневно предложила немедленно арестовать мистера Дэвиса, а Ханна погрозила «злодею» кулаком и толкла картошку к обеду с такой яростью, как будто под пестом у неё был учитель.

Никто не обратил внимания на бегство Эми с уроков, кроме её подружек, но проницательные девицы заметили, что мистер Дэвис к концу дня стал весьма снисходительным, но при этом необычайно нервным. Перед самым закрытием школы Джо с мрачным выражением лица и гордым видом подошла к столу учителя, вручила ему письмо от матери, затем забрала вещи Эми и ушла, тщательно очищая грязь с ботинок о коврик у двери, словно стряхивая с ног прах этого места.

– Да, ты можешь устроить себе каникулы, но я хочу, чтобы ты всё-таки каждый день немного занималась с Бет, – сказала миссис Марч в тот вечер. – Я не одобряю телесных наказаний, особенно для девочек. Мне не нравится, как преподаёт мистер Дэвис, и я не считаю, что общение с такими девочками идёт тебе на пользу, поэтому я посоветусь с отцом, прежде чем отправить тебя в какую-нибудь другую школу.

– Как здорово! Вот бы все девочки ушли, как я, и старая школа Дэвиса закрылась. Я просто схожу с ума при мысли об этих прелестных лаймах, – вздохнула Эми с видом мученицы.

– Мне не жаль, что ты их лишилась, потому что ты нарушила правила и заслужила наказание за непослушание. – Эти суровые слова несколько разочаровали юную леди, которая не ожидала ничего, кроме сочувствия.

– Вы хотите сказать, что рады, что меня опозорили перед всей школой? – воскликнула Эми.

– Я бы выбрала другой способ исправления недостатков, – ответила мама, – но я не уверена, что он будет для тебя полезнее, чем более жестокий метод. Ты становишься довольно тщеславной, моя дорогая, и тебе уже пора исправлять это. У тебя много способностей и хороших качеств, но нет нужды выставлять их напоказ, ибо самодовольство портит даже прекраснейший дар. Не беда, если истинный талант или добродетель надолго остаются незамеченными, даже если это так, человеку должно быть достаточно осознавать, что он отмечен им и правильно его использует, а скромность – поистине великое очарование любой силы.

– Так и есть! – воскликнул Лори, который играл в шахматы в углу с Джо. – Я был знаком с одной девочкой, у неё был действительно замечательный талант к музыке, но она не осознавала этого, даже не догадывалась, как милы были вещицы, которые она сочиняла в одиночестве, и никогда бы не поверила, если бы кто-нибудь об этом ей сказал.

– Как я хотела бы познакомиться с этой милой девочкой. Может быть, она помогла бы мне, ведь я такая глупая, – сказала Бет, которая стояла рядом с ним, жадно слушая.

– Ты её знаешь, и она помогает тебе больше, чем кто-либо другой, – ответил Лори, многозначительно глядя на неё с таким озорством в весёлых чёрных глазах, что Бет вдруг сильно покраснела и спрятала лицо в диванную подушку, совершенно потрясённая таким неожиданным открытием.