Дети Мафусаила - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 14

— Так вот, я и говорю, — продолжал Барстоу, — очень логично, что долгожители будут осваивать звезды. Мистически настроенный человек счел бы, что именно такое предназначение нам написано на роду. — Он немного подумал. — А что касается звездолета, который имел в виду Лазарус, то, возможно, они и не отдадут его нам… но ведь Семьи богаты. Если нам нужен корабль — или корабли, — то мы вполне можем построить их. Думаю, разумнее всего рассчитывать именно на такой исход дела, поскольку, похоже, альтернативы у нас нет. Может быть, это единственное решение возникшей перед нами дилеммы, другим логически вытекающим выходом из которой, не исключено, является полное уничтожение Семей.

Барстоу произнес последние слова мягко и медленно, с глубокой печалью в голосе. Собравшихся будто сковал мороз. Большинство из них настолько не были готовы к подобному обороту судьбы, что все происходящее казалось им почти нереальным. Им доселе даже не приходило в голову, что не исключена ситуация, при которой не удастся найти решение, удовлетворяющее недолговечное большинство. То, что Главный Поверенный с болью в голосе заявил о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей, допустив, что их могут начать травить как зверей, вызвало перед каждым из собравшихся призрак гибели, о которой он боялся и думать.

— Что ж, — кратко заметил Лазарус, когда тишина стала гнетущей, — перед тем как подробно обсудить этот вариант действий, давайте выслушаем и другие предложения. Пожалуйста, прошу высказываться.

В это время сквозь толпу протиснулся мужчина и тихонько обратился к Заккуру Барстоу, на лице которого тут же отразилась крайняя степень удивления. Заккур поднялся на подмостки, подошел к Лазарусу и что-то шепнул ему на ухо. Реакция того на сообщенное была идентичной. Барстоу торопливо вышел из зала.

Лазарус обвел взглядом толпу.

— Давайте устроим перерыв, — предложил он. — Даю вам время обдумать ваши предложения… Заодно можете немного размяться и покурить. — Он потянулся к сумке.

— Что случилось? — спросил кто-то.

Лазарус закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым, он произнес:

— Подождем — увидим. Пока не знаю. Но по крайней мере с полдюжины планов из тех, что были сегодня предложены, теперь отпадают. Ситуация снова изменилась. Насколько — сказать не могу.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… — протянул Лазарус, — похоже на то, что сам Администратор Федерации только что пожелал переговорить с Заком Барстоу. Он назвал его по имени… И связался с Убежищем по секретной линии связи Семей.

— Что? Не может быть!

— Точно, сынок. И тем не менее…

4

По пути в комнату связи Заккур Барстоу пытался взять себя в руки.

А на другом конце видеофона старался унять волнение достопочтенный Слэйтон Форд. Он не обманывался в отношении себя. Продолжительная и блестящая служебная карьера, увенчавшаяся годами, проведенными на посту Администратора Совета и Блюстителя Договора Западной Федерации, дала Форду возможность должным образом оценить свои выдающиеся способности и богатейший опыт; ни один обычный человек не смог бы превзойти его ни на каких переговорах.

Но сейчас положение было иным.

Какова природа человека, который перевалил уже за два отмеренных обычному смертному срока? Более того, человека, опыт сознательной жизни которого вчетверо, а то и впятеро обширнее того, каким располагал Слэйтон Форд. Администратор подумал, что даже его собственные мнения и взгляды с годами менялись: тот мальчик или тот юноша, которым он когда-то был, разительно отличался от него теперешнего. Так каков же этот Заккур Барстоу? Предположительно он являлся самым способным, самым влиятельным человеком группы, все члены которой обладали на данный момент совокупным опытом большим, чем Форд даже мог себе представить. Так как же он мог предугадать точку зрения такого человека, его оценку событий, намерения, образ мышления, его возможности?

Форд был уверен только в одном: он никогда не продал бы Манхэттен за двадцать четыре доллара и ящик виски, равно как и не собирался продавать первородство человечества за секрет какого-то там снадобья.

На экране появилось лицо Барстоу, и Форд принялся изучать его. Приятное лицо… и сильное… такого не запугаешь. К тому же он выглядит очень молодо — господи, да на вид он моложе самого Форда! Администратор почему-то представлял себе собеседника суровым и непреклонным старцем. Обманувшись в своих ожиданиях, он почувствовал, что напряжение спало. Форд тихо справился:

— Вы гражданин Заккур Барстоу?

— Да, мистер Администратор.

— Вы руководитель Семей Говарда?

— Я всего-навсего нынешний Поверенный в делах нашего Фонда. И скорее пекусь о благополучии наших братьев, нежели руковожу ими.

Форд начисто отмел это объяснение:

— Я полагаю, что ваш статус сопряжен и с руководством. Не могу же я вести переговоры с сотней тысяч человек!

Барстоу даже не моргнул. Он тут же отметил про себя, что администрации известно количество членов Семей, и учел это обстоятельство. Он уже оправился от потрясения, вызванного тем, что Тайна Убежища Семей больше не была секретом, и тем еще более огорчительным фактом, что Администратор знал, как подключаться к их закрытым системам связи. Это могло означать только следующее: один или несколько членов Семей были задержаны и принуждены говорить.

Власти, без всякого сомнения, уже знали все мало-мальски значимое о Семьях, поэтому блефовать было бесполезно. В то же время не следовало и выдавать добровольно какую-либо информацию, ибо администрация наверняка не располагала еще ею во всей полноте.

Барстоу отреагировал почти мгновенно:

— Что вы хотели обсудить со мной, сэр?

— Политику администрации по отношению к вам. А также ваше благоденствие и благоденствие ваших сородичей.

Барстоу пожал плечами:

— А что тут обсуждать? Действие Договора приостановлено, и вы уполномочены поступать с нами по собственному усмотрению, чтобы вырвать у нас тайну, которой на самом деле не существует. В этом положении нам ничего не остается, кроме как надеяться на милосердие.

— Не надо! — Администратор раздраженно отмахнулся. — Не играйте со мной в прятки. Перед нами стоит проблема — передо мной и перед вами. Давайте же взглянем правде в глаза и попытаемся прийти к соглашению. Согласны?

Барстоу медленно ответил:

— Я искренне верю в ваше стремление к взаимопониманию, но ведь эта проблема построена на ложной предпосылке, что мы — Семьи Говарда — знаем, как продлить человеческую жизнь. Уверяю вас, мы не знаем этого.

— А если бы я вам признался, что мои иллюзии на сей счет уже развеяны?

— М-м-м… хотелось бы надеяться. Тогда непонятно, как ваша позиция увязывается с преследованием моего народа? Ведь на нас охотятся буквально как на крыс.

Форд криво усмехнулся:

— Знаете одну старую-престарую притчу о теологе, которого попросили увязать доктрину о милости Божьей с доктриной проклятия новорожденных? «Всевышний, — объяснил тот, — находит в назидательных целях необходимым вершить напоказ такие дела, которые полностью отвергает в глубине души Своей».

Барстоу неожиданно для самого себя улыбнулся:

— Я уловил аналогию. Это действительно так?

— Думаю, что да.

— Так… Значит, вы вызвали меня не просто для того, чтобы огласить приговор?

— Нет. Надеюсь, что нет. Вы в курсе политических событий? Впрочем, конечно же, положение обязывает вас быть в курсе.

Барстоу кивнул, и тогда Форд продолжил…

Администрация Форда продержалась после подписания Договора дольше всех прочих; лично он пережил четыре Совета. Тем не менее его положение в настоящее время стало настолько шатким, что он даже не мог рискнуть поставить вопрос о вотуме доверия, во всяком случае после возникновения проблемы Семей Говарда. Его, несомненно, поддержало бы не обычное большинство, а незначительное меньшинство. Если бы он пошел против решения Совета и настоял на вотуме доверия, то тут же оказался бы не у дел, а его место занял бы лидер из нынешнего меньшинства.