Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич - Страница 21

Звезды это знают и, кажется, ведут себя безучастно. Действительно ли нам так кажется? Не уверен. Я не знаю психологии звезд, но подозреваю, что знаю психологию людей. Она не линейна. Она не постоянна и полна противоречий.

Люди, как ни жаль, очень быстро отрешаются от простых и очевидных закономерностей бытия, отводя им роль фона, бесконечного фона, на свету которого будут разыгрываться их драмы, их сюжеты, их мифы.

Терпеливые и могущественные драконы-звезды не судьи им, но вечные свидетели… Вечности нет, и, в то же время, она есть. Действительно ли нам так кажется?

Не кажутся ли нам наши звезды, не снится ли нам наш мир? А если да, то как долго позволено видеть сны о том, чего нет, чего никогда не было или не будет? Когда я говорю «позволено», я сразу подразумеваю вопрос «кем» и «ради чего».

Можно жить и умереть ради чего-то. Так бывает в психологии людей, но может, так бывает и в психологии звезд? И им тоже понятен такой выбор, он ими оправдан внутренне. Выбор есть поступок. А за поступком всегда стоит решительность. Значит, воля.

Наука давно ищет «волевую» частицу, но открыть ее не состоянии, как открыть и Бога. Наука не откроет его никогда. Бога можно искать научным методом, но сведения и теории на этот счет всегда будут противоречивы. А противоречия лишь закапывают истину, хотя и делают ее красивой, многомерной, многогранной, расцвеченной тысячами фейерверков озарений и находок.

Наука никогда не откроет Бога. Она лишь может его предвосхитить. Но, предвосхищая его, она занимается бессмыслицей, потому что глупо предвосхищать воздух, которым уже дышишь, воду, которую уже пьешь, землю, на которой уже стоишь, женщину, которую уже любишь…

Для волевых частиц не нужны никакие константы, это не их инструменты. Они слишком грубы, слишком физичны и слишком условны. Волевым частицам не нужен никакой КПД, как и сама польза, о которой когда-то было сказано, что она повивает красоту.

Если принять красоту как константу физической природы, тогда я соглашусь. Но красота ни чем не измеряется. Для науки она набор пропорций, соотношений, соизмерений, цифр, объемов, проекций, комбинаций, вариаций… Для волевых частиц все эти выкрутасы разума — сущая абракадабра. Наука никогда не выведет простого обоснования волевых частиц, ее теории на этот счет опять загонят нас в противоречия и опять закопают истину.

И все-таки почему умирают звезды? Может, нам лучше спросить, чем они болеют?

Я нашел простой ответ — звезды, как и мы, болеют жизнью. Приняв это, как философ, я должен искать ответ и как ученый.

И как ученый я нашел возбудителя болезни. Я обнаружил, что гравитационная постоянная в нашей звездной системе не стабильна. Отклонения составили всего три процента на каждые тысячу измерений. Этого хватило, чтобы признать тот факт, что материя нашей системы, образно говоря, заражена неким вирусом. Стоят ли за этим вирусом силы волевых частиц, я не знаю, но я знаю, что сценарий, который последует за моим открытием, повергнет цивилизацию в шок, ибо очень скоро ей придется искать способы и средства, как покинуть звезду, этого умирающего больного дракона…

Я знаю также, что поведение Нектарной по всем параметрам, и на редкость исключительно, будет отличаться от всех тех сравнений, которые наука так скоропалительно подкладывает в источники своих теорий…»

***

Караван Кораблей Спасения Королевского Двора, насчитывающий пятьдесят межзвездных тяжелых каравелл, или звездолетов, прошел по спецкоридору орбиту Пестрой Мары, Гнилого Яблока и достиг планетоидов Громоподобной Наковальни спустя две недели после своего вылета. Пятьдесят тысяч избранников должны были покинуть систему еще через пять дней.

Счет покинувших систему уже шел на миллионы. Координационный совет капитанов должен был пройти через считанные часы, принять установку общих навигационных планов. Предстояла коррекция этих планов с учетом будущего многолетнего полета, проверка жизнеобеспечения, определение порядка запуска каравелл и перевода пассажиров в карантин иньекцирования ампулами биосна, в ходе которого ковчеги будут раскачивать свои протонные драйверы, развивая скорость до шестой космической. Население ковчегов должно будет проснуться спустя месяц, и его ожидает восемнадцатилетнее выживание в условиях абсолютно безвестного космоса. Ничего более кардинального цивилизация им предложить не могла. Так выглядела в общих чертах схема Спасения, точнее, бегства.

Особенностью нынешней отправки было то, что ею лично занимался регент Королевского Двора Лобсанг Пуритрам, лично формировал команду капитанов, пилотов, навигаторов и особенно тщательно так называемой внутренней полиции каравелл, нисколько не интересуясь притом списками пассажиров.

Это обстоятельство, уже тогда, насторожило Суллу, но задавать вопросы серому кардиналу он не стал.

Капитан каравеллы «Веста» Натан Муркок получил кодированное системное сообщение в девять часов по корабельному времени. Чип вскрытия, согласно полученной инструкции, следовало носить при себе, вместе с личной пластиной.

Муркок не замедлил сделать все так, как предписывалось: снял цепочку с груди и вставил чип в гнездо капитанского кибертера. Простым обручам связи в таких случаях никто не доверял.

На экране высветился следующий письменный приказ: «Капитанам каравелл «Веста», «Митра», «Паллада»! Вам необходимо пройти срочный дополнительный карантин на терминале планетоида Чистилище. Сообщите о данном приказе начальникам внутренней полиции. На время прохождения карантина им передается полное командование. Поставьте в известность координационный совет капитанов о невозможности их вмешательства в данную спецоперацию».

Какого черта им надо? Что за дикий аврал накануне выхода из системы! Справедливости ради, Муркок назвал обручу личные коды вызова «Паллады» и «Митры».

— Альберт! Приам! На связи «Веста». Вы тоже получили сообщение?

— Все верно, — ответил Альберт Карузо. — Минута в минуту. Я проверил. Блок шел совершенно синхронно.

— Ну и какие мысли вслух?

— Мысли самые разные, — Приам Пересвет был единодушен в своем недоумении с коллегами. — Конечно, нас предупреждали о возможных коррективах, но я не вижу никакой логики в этом приказе. «Митра» совершенно стерилен. Вся микрофауна и флора если где и содержится, то только в желудках людей. Надеюсь, нас не заставят делать им поголовное промывание!

— Могут заставить сделать всем и формалиновые клизмы, — пошутил Муркок.

— Ребята! — Альберт Карузо прервал дискуссию. — У меня на мостике мой начальник полиции. По-моему, они получили свои инструкции одновременно с нашими. Предлагаю завязать тему. Все же приказ… Увидимся на Чистилище.

Капитан Муркок вовремя отключил обруч связи, потому что за пластиковой дверью его рубки уже так же, как и у Карузо, нарисовалась фигура начальника полиции каравеллы. Тот входил бесцеременно, по собственной инициативе.

— Господин Мехди Гийяз! — Натан Муркок оставался в кресле. — Какая неожиданность! Последний раз мы виделись вчера, вы явно балуете своего капитана вниманием!

— Капитан Муркок. — Голос начальника, его вид и совершенно холодные глаза говорили о многом. — Вы только что получили системное сообщение, извольте не валять дурака и подчиняться!

— Ну, разумеется, разумеется, господин Гийяз! Что я должен сделать?

— То, что сказано! На время проведения спецоперации по дополнительному карантину вы займете место в пилотском отсеке.

— Позвольте мне хотя бы предупредить координационный совет о том, что «Веста» временно выбывает из каравана.

— Не утруждайтесь, — отчеканил Мехди Гийяз, взявшись за спинку капитанского кресла, — это могу сделать и я…

Муркок почувствовал, как он остро ненавидит этого человека. Неужели им предстоит провести еще два десятка лет бок о бок в одной страшненькой «космической тюрьме», будь она даже Ковчегом Спасения?!

Мехди Гийяз и вся внутренняя полиция носит личное оружие, не снимая его, каждый день. Каждый день они совершают обход каравеллы, проверяют грузовые отсеки, лезут во все дыры… Они сведут с ума кого угодно! И, кроме того, они могут сменить власть в любой день, если, не дай Бог, где-нибудь в памяти бортового кибертера заложена бомба спецраспоряжения!