Шалая любовь моя - Дэвис Мэгги - Страница 32

Все еще не опомнившись от столь внезапной перемены, Лейси склонилась над кроватью в своем изысканном бархатном платье и отобрала шесть пар эластичных носков французского производства. Потом аккуратно свернула их и уложила в чемодан. Итак, Майкл Эскевария вылетает рейсовым самолетом в Бостон. Следовательно, посещение оперы не состоится.

Ей все еще не верилось.

– А у тебя нет камердинера?

При таком количестве вещей кто-то непременно должен следить за ними. Лейси по пятам ходила за Майклом, собирая все атрибуты вечернего костюма, от которого тот освобождался.

– Есть, но сейчас в отпуске, – отозвался он из ванной, потом чертыхнулся под нос из-за неведомо куда запропастившейся электробритвы и громко крикнул: – Посмотри, может, найдешь мне пару черных туфель? Они должны быть на обувной полке.

В гардеробе Лейси обнаружила не одну, а несколько длинных обувных полок, до отказа забитых туфлями и ботинками и в гражданском, и в военном стиле. Они стояли вперемежку с мокасинами, пляжными шлепанцами, бальными туфлями и прочей обувью на все случаи жизни.

Держа в руках пару черных лайковых остроносых туфель от Гуччи, Лейси думала о том, что всего минуту назад она могла поспорить с обложкой журнала «Город и страна» и готовилась предстать перед публикой в «Метрополитен-опера», облаченная в целое состояние в виде вечернего платья и драгоценностей, и вдруг президент и председатель совета директоров совсем забыл о ее существовании. Вот тебе и бесценное произведение искусства!

– Майкл, – раздраженно окликнула она, – ты когда-нибудь был женат?

– Нет. – Он показался в дверях ванны босиком, одетый в одни лишь черные брюки. Метнув электробритву на кровать, поближе к несессеру, он сказал: – Может, найдешь мне рубашку?

– Я еду в Бостон с тобой?

– Нет. Ты же не разбираешься в бухгалтерии. – Он стащил с себя черные вечерние брюки, на мгновение показав мускулистые ноги, и натянул серые. А потом совершенно серьезно поинтересовался: – Ты случайно не бухгалтерша?

Это было последней каплей.

– Я не бухгалтерша, я журналистка! Ты что, забыл?! – Лейси взяла белые рубашки от братьев Брукс и положила их в чемодан. – А кто поведет меня в оперу? Или мне пора вылезать из этого наряда?!

– Детектив Моретти. – Майкл быстро надел отложенную для него рубашку. – И не забудь пару галстуков, ладно? Учти, он итальянец. Все итальянцы разбираются в оперном искусстве. Думаю, он даже может читать партитуру.

– Учту. – Лейси обожгла гневным взглядом Майкла. – Мне не хотелось бы поднимать этот вопрос, Майкл, но я одета в красное бархатное платье, словно собираюсь исполнять роль леди Макбет, да еще на мне старинное золото, которое стоит целое состояние…

– Венецианское ожерелье, – сообщил Майкл, запрокинув голову, чтобы завязать узел галстука под подбородком. – Восемнадцатый век. Я купил его на прошлой неделе через своего агента на лондонском аукционе Сотбис.

– …все эти драгоценности стоят целое состояние, – повторила Лейси, – а ты собираешься отправить меня в оперу с частным детективом-итальянцем в качестве конвоира? Правильно я поняла?

Майкл приподнял черную бровь.

– Да, но сначала заставь Моретти почистить свой плащ, прежде чем отправиться туда. – Он принялся распахивать дверцы антресолей своего гигантского гардероба, бормоча под нос: – Мне нужна шляпа… Какого черта? Куда подевались мои фетровые шляпы?

– Майкл, ты меня слушаешь? – Лейси проследовала за ним к письменному столу, пока тот звонил, чтобы вызвать «Роллс-Ройс». – Ты снова совершаешь ошибку. Я не какая-нибудь бандероль, которую можно послать на другой конец города послушать Пуччини со сторожевым псом, которого ты нанял, потому что считаешь меня потаскухой.

«Я для него вещь, – сказала она себе. – Несмотря на его восхитительные объятия, несмотря на платья и драгоценности, я для него, по сути, лишь очередная женщина, а может быть, просто вешалка для украшений, только экспонат для его коллекции!»

Пока Майкл говорил по телефону, Лейси оглядела его, прищурив глаза, и небрежным тоном сообщила:

– Я собираюсь коротко остричься и вытатуировать на лбу «ВМФ США». – Майкл невозмутимо продолжал беседовать по телефону. Лейси стиснула зубы. – До того как я опять прибуду сюда в следующую пятницу, мне нужен «Феррари». Под цвет моих волос. А поскольку от меха норки я не в восторге, то предпочту шубу до пят из русского соболя.

– Что я должен сделать еще? – проговорил председатель совета директоров, вешая трубку. – Где мой портфель?

Лейси нарочито, как бы с трудом, медленно подняла с пола портфель, стоящий у стола, и подала Майклу.

– А еще я хочу микроволновую печь и новый кухонный комбайн, – нежным голосом продолжала она, – потому что мой старый совсем износился. А еще в четверг слетать на Бермуды. А еще хочу завести роскошного австралийского какаду. Они довольно дороги, но у всякого уважающего себя человека должен быть белый какаду. А еще я хочу купить кассету с записью Паваротти из оперы «Богема» в круглосуточном музыкальном магазине на Бродвее и пригласить моего частного детектива в гости, чтобы он выпил со мной бокал вина и послушал музыку. У меня даже есть остатки спагетти в холодильнике.

Майкл, слегка нахмурив густые брови, оглядел спальню и рассеянно проронил:

– Похоже, так и есть. Я ничего не забыл?

– Я хотела поцеловать тебя на прощание, перед тем как обчищу твои апартаменты, заберу награбленное и махну за границу, – промолвила Лейси, помогая ему надеть черное честерфилдовское пальто.

– Да, еще это, – произнес он, быстро поставил портфель, аккуратно сложил черные кожаные перчатки и сунул их в карман пальто. Потом положил шляпу на ближайший стул и неторопливо протянул руки к Лейси.

– О-о! – выдохнула она, когда черный кугуар заключил ее в объятия.

Их теплые губы встретились и, несмотря на спешку, все громы и молнии с новой силой обрушились на Лейси. Она ощутила крепкие объятия – Майкл изо всех сил прижался к ней, целуя ее жарко и страстно; Лейси почувствовала сквозь толстую материю пальто его готовность пойти до конца.

Она все еще льнула к Майклу, полуприкрыв глаза от наслаждения, вцепившись пальцами в мягкие складки его одежды, когда он отстранился и окинул ее взглядом с головы до ног. В глазах его полыхало серебристое пламя.

– «Феррари» – под цвет твоих волос, – когда Майкл повторял ее слова, на щеках его лишь слегка обозначились ямочки, тогда как любой другой давным-давно улыбался бы во весь рот. – Русские соболя до пят, какаду, микроволновая печь и кухонный комбайн – да. – Наклонив голову, он провел губами по кончику уха Лейси, потом легко прикусил мочку. – Но не будет никакой стрижки, татуировки и поездки на Бермуды. – Склонившись к шее Лейси, он стал губами пощипывать ее гладкую кожу, от чего Лейси задрожала и, всхлипнув, прижалась к нему. – И никаких ужинов под музыку Паваротти, потому что Моретти не позволено переступать порог твоего подъезда. – Его губы вновь встретились с губами Лейси для последнего головокружительнейшего поцелуя. – Я тебе позвоню.

Отпустив ее, президент и председатель совета директоров наклонился, подхватил портфель и надел шляпу.

– Позвонишь? – прошептала ошеломленная Лейси. – Ты позвонишь мне?

– У меня есть номер твоего домашнего телефона, – сказал он, поправляя шляпу щелчком большого пальца.

Лейси не давала ему своего домашнего номера, но это вовсе не означало, что Майкл не знал его. Она окружена шпионами и соглядатаями со всех сторон. Это возмутительно!

– Майкл, – закричала она, когда он проходил мимо, – я не буду твоей содержанкой, слышишь?! Ты не имеешь права так со мной обращаться!

– Наверно, завтра, из Бостона, – бросил великан в честерфилдовском пальто и шляпе, переступая порог спальни.

А затем входная дверь захлопнулась.

15

«Эти субботы – проклятье какое-то», – думала Лейси, орудуя пылесосом в гостиной своей небольшой квартиры на западе Восьмидесятой улицы. Какие бы невероятные, а порой и фантастические вещи ни происходили у них с Майклом Эскевария по пятницам, по субботам ее ждало возвращение к неприглядной действительности. Настолько неприглядной, что переносить ее становилось все труднее. Разве можно любить президента и председателя совета директоров фирмы «Эскевария энтерпрайсиз, Инк.» и в то же самое время отлично понимать, что душа твоя разрывается буквально на части?