Прелестная сумасбродка - Дэвис Мэгги - Страница 6

Среди «укрепляющих» Доминик обнаружил бутылочку французского бренди. Пока Помфрет и девица Фенвик хлопотали вокруг гостьи и подносили ей к носу соль, герцог присел и отдал должное своему любимому лекарству.

В конце концов, он заслужил отдых. О шотландской фее найдется кому позаботиться и без него. Кроме того, что-то подсказывало герцогу, что обморок ее продлится недолго.

Так и случилось. Едва вдохнув нюхательной соли, Пенелопа села и объявила дрожащим голосом, что не знает, что это на нее нашло, очень извиняется и думает, что уже поздно и ей пора домой.

Повинуясь знаку хозяина, Помфрет принес из гардеробной черное шерстяное пальто с капюшоном, отделанным лисой, и предложил девушке принять его взаймы взамен черно-желтых ошметков, догорающих в камине. Пенелопа не стала отказываться. Длинные полы пальто прикрыли ее поношенную юбку, а надев капюшон и застегнув его под горлом, хорошенькая Пенни превратилась в настоящую красавицу — это признал даже герцог.

— Думаю, ты имеешь право оставить это пальто себе, — сурово заметила Мэри. — Ведь герцог лишил тебя твоего собственного!

— Да, разумеется, — великодушно отозвался Доминик.

Он сам дошел с девушками до входной двери. Старина Помфрет распахнул дверь, и все трое вышли на крыльцо, куда Джек Айронфут уже подогнал карету.

— Пенелопа, может быть, тебе не стоит ехать? — заметила Мэри. — Уже поздно. Конечно, с тобой будут кучер и верховые, но все же…

— Очень даже стоит, — прервал ее Доминик, снова вспомнив о подслушанном разговоре.

При мысли о предложении, которое он сделал отцу девушки, голову герцога снова стиснула тупая боль. Конечно, своим рабом прекрасная Мэри его не сделает, но вот жизнь попортить сможет, и изрядно. И сейчас герцог больше всего хотел остаться один, чтобы отдохнуть после тяжелого дня и спокойно обдумать, во что он ввязался и что из всего этого выйдет.

Кроме всего прочего, он чувствовал, что заболевает. Герцог всегда был склонен к ангинам: вот и сейчас у него зверски першило в горле. Должно быть, простыл во время обратной дороги, а может быть, подхватил заразу от кого-нибудь в Бристоле.

Однако выпроводить мисс Макдугал оказалось непросто. Дважды девушка садилась в экипаж, но тут же выскакивала назад в слезах, крича, что ни за что не оставит свою лучшую подругу в логове хищника, а затем, бросаясь Мэри на шею, умоляла ее не жертвовать собой и вернуться домой.

«Черта с два она вернется!» — угрюмо думал герцог, наблюдая за этой трогательной сценой с крыльца.

Всякий раз, как мисс Макдугал в очередной раз меняла решение, молодые лакеи, всегда готовые услужить хорошенькой леди, кидались ей навстречу, распахивали перед ней дверь, помогали сойти или подняться и производили невероятную суматоху. Наконец Джеку Айронфуту это надоело. Щелкнув кнутом, он приказал юнцам отправляться на запятки. Герцог захлопнул дверь, кучер стегнул лошадей, и карета отправилась в путь.

Час спустя Уэстермир ужинал в библиотеке в блаженном одиночестве. Девицы Фенвик рядом не было: бог знает, где и как она принимала пищу, но герцога это совершенно не касалось.

Домоправительница миссис Кодиган подала на ужин миску наваристого мясного супа, а к нему — бутылочку лучшего лондонского кларета и хлеб с подсоленным маслом. Как и Помфрет, миссис Кодиган обладала необыкновенным чутьем во всем, что касалось ее обязанностей: она догадалась, что герцог заболевает, и сытный горячий ужин, быть может, поможет его организму справиться с ангиной.

Затем она позвала своего племянника Чарльза, служившего в доме помощником привратника, и с его помощью распаковала «машину» — так называли слуги сложный и дорогой прибор с трудным иностранным названием, который герцог возил с собой в Бристоль.

Достав «машину» из кожаного футляра, экономка и ее племянник осторожно водрузили ее на стол с мраморной крышкой у центрального окна.

Прежде чем сесть за ужин, Доминик внимательно осмотрел «машину» и убедился, что та не пострадала во время путешествия. Если бы с драгоценным прибором что-то случилось, ему кусок не полез бы в горло.

Затем он сел у камина, налил себе супа и принялся с аппетитом есть. Однако во время трапезы герцог то и дело поглядывал на мраморный столик, и каждый раз лицо его омрачалось досадливой гримасой. Доминик де Врие тяжело переживал свою неудачу.

Несколько дней назад он отправился в Бристоль, чтобы убедить одного из тамошних судей, сэра Роуленда Секвилла, в полезности использования новейших научных достижений в полицейской практике.

И вернулся ни с чем.

«Английские судьи вообще не отличаются умом, но Секвилл — это что-то особенное!» — думал Доминик. Сэр Роуленд стал судьей не из-за каких-то талантов или хотя бы склонности к юриспруденции, а лишь оттого, что его папаша-граф решил пристроить тупоумного сыночка на почетное и непыльное место. Ко всему, что выходило за пределы его ограниченного кругозора, Секвилл относился недоверчиво и подозрительно: судьба же подсудимого, висящая на волоске, его, казалось, не интересовала вовсе.

Битых три часа герцог рассказывал ему об устройстве микроскопа, о первых неуклюжих машинах, в которых вместо линз использовались капельки воды, о том, как голландец Левенгук усовершенствовал микроскоп для своих ботанических опытов…

Бристольский судья в ответ хмыкал, фыркал и кряхтел. Слово «ботаника» не вызвало у него никаких ассоциаций, а вот сама идея увеличительного прибора показалась смешной до колик.

— Что вы говорите! — восклицал он неожиданно тонким голосом, и жирная туша его тряслась от хохота. — Значит, вы смотрите в стеклышко, и какая-нибудь песчинка превращается для вас в целый утес? Я знаю людей, которые этим занимаются много лет — только смотрят они в рюмку, ха-ха-ха!

От смеха он поперхнулся вином и, откашлявшись, продолжал:

— Забавный народ эти голландцы, ей-богу, вечно что-нибудь такое выдумают! Очки, линзы, теперь еще этот мелко… мерко… как его там? А я бы им посоветовал лучше заняться Новым Амстердамом, что на Гудзоне, — такая колония пропадает! Право слово, землю бы лучше пахали, чем тратить время на всякие безделушки!

И Секвилл ткнул толстым пальцем в драгоценный груз, который Доминик привез с собой из Лондона в седельной сумке.

Доминик почувствовал, как к горлу подступает тошнота. «Безделушка», иначе называемая ахроматическим микроскопом, обошлась ему в целое состояние. Таких совершенных моделей в Англии было всего две: одна принадлежала герцогу, другая — его старинному другу и знаменитому ученому, доктору Джозефу Джексону Листеру. И эту драгоценность назвали «безделушкой»!

Судья крякнул и налил себе еще портвейна. Герцог молча уговаривал себя успокоиться. В конце концов, чего ждать от человека, который уверен, что Нью-Йорк до сих пор принадлежит Голландии и называется Новым Амстердамом? Неудивительно, что микроскоп не вызвал у сэра Роуленда Секвилла ни малейшего интереса.

— Это не безделушка, милорд, — ответствовал Доминик, сверхъестественным усилием воли сохраняя на лице доброжелательную улыбку. — С вашего позволения, я готов показать, каким образом этот прибор может помочь полиции в исследовании вещественных доказательств.

Доминик говорил медленно и отчетливо, словно обращаясь к несмышленому ребенку. От его ораторских способностей сейчас зависела не просто научная истина, а человеческая жизнь.

Несколько месяцев назад отставной солдат, а ныне возчик по имени Орис Ладберри, выпив после тяжелого рабочего дня, возвращался из пивной на свою квартиру в рабочем квартале Бристоля. Внимание его привлек крик о помощи; прибежав на зов, Орис увидел, что трое грабителей напали на прохожего и, повалив его на землю, бьют ногами. Когда Орис подбежал к бандитам, несчастная жертва была уже без сознания, и преступники обшаривали ее карманы.

Бандитов было трое, а Ладберри — всего один, однако он, не колеблясь, бросился на выручку пострадавшему. В драке он получил немало синяков и ссадин, но в конце концов бандиты скрылись… оставив отважного возчика разбираться с подоспевшей полицией.