Ц-7 - Большаков Валерий Петрович - Страница 45

В пределы вечернего Деггендорфа «Волво» закатилась при свете фар и фонарей. Городишко не поражал – райцентр по советским меркам, но ухоженный.

Внимательно приглядываясь к дорожным знакам – не нарушить бы чего! – Рита затормозила на обочине, где уже почивал маленький «жук» да старенький пикап с трейлером-автодомом.

– Петр Семенович, – серьезно заговорила девушка, – нам надо где-то остановиться. Купить, чего одеть. Поесть по-человечески. Ночевать в машине – не вариант. Здесь так не принято. Первый же полицейский сильно удивится семейке лыжников!

– Да думал я уже об этом, – закряхтел Мишин папа. – Денег-то нам хватит, а вот бумаг… Не предъявлять же наши «серпасто-молоткастые»!

– Это да… – Рита пошарила в бардачке. – Где-то я тут видела… А, вот, – она вытащила потрепанный блокнот и новенькую ручку «БИК». – Сейчас…

Быстро накарябав: «1 доллар», девушка вырвала листок, и протянула Лидии Васильевне.

– Смотрите, у меня доллар есть!

Ритино сердце колотилось и замирало, но Мишина мама с любопытством рассматривала «купюру».

– Ух, ты… – затянула Настя. – Дай глянуть!

– А и правда, зеленый… – хмыкнула свекровь. – Надо же…

– Получилось! – выдохнула Рита. – Лидия Васильевна, это фокус был! Меня Миша научил кой-чему… Видите?

Женщина с изумлением повертела в пальцах мятый листок.

– Ну, ничего себе! Как ты это делаешь?

– Как Вольф Мессинг! – нервно хихикнула невестка. – Сейчас я вам удостоверения личности нарисую… Нет, лучше вы, Петр Семенович! Надо на немецком…

– А выйдет? – поинтересовался глава семьи, входя в азарт.

– Не знаю… Но надо попробовать!

– Если что, убежим! – энергично высказалась Лидия Васильевна.

– Держите! – Петр Семенович раздал «паспорта». – Буду Гансом Мюллером… Лида, побудешь Эммой. Ты, Настя, теперь Агнета…

– Йа!

– А я, – Рита заглянула в листок, – Эльза! Поехали, там вывеска светилась – «Эконо-мотель»…

Седая, но моложавая и энергичная немка за стойкой улыбалась и кивала все время. Старательно записала Мюллеров в талмуд с разграфленными страницами, и выдала ключ от большого семейного номера. Марки Петр Семенович отсчитал настоящие, а не рисованные…

– «Семнадцатый»… – пробормотал он тихонько, оглядывая длинный коридор с лакированными дверями по обе стороны. – А, вот же он…

Щелкнул замок, Мюллеры-Гарины ввалились к себе. Лидия-Эмма обессиленно присела на одну из двуспальных кроватей, и со стоном повалилась на спину.

– Боже, до чего ж я устала!

– Кто ж знал… – вздохнул «Ганс».

– Нет-нет, Петечка, ты тут ни при чем! И все же хорошо! А как там Миша? Ой, я даже думать об этом боюсь, мне сразу плохо становится!

– Еще немного, еще чуть-чуть… – бормотал Петр Семенович, набирая номер телефона, вычитанный в пухлом справочнике. – Алло! Слышите меня? Да-да! Что? А консул? А-а… С утра?..

– Дайте мне! – Рита решительно отобрала трубку. – Алло! Мы не туристы и не командированные! Соедините меня с дежурным КГБ, или кто он там по должности… Я не хулиганю! Код восемьсот четырнадцать двести… – отбарабанив цифры, девушка с силой добавила: – Наше дело связано с темой «Ностромо». Пожалуйста, свяжитесь с генерал-лейтенантом Ивановым или с председателем КГБ! Кто там сейчас у вас? Цвигун? Вот с ним. Если, конечно, хотите получить благодарность, а не выговор с занесением! Хорошо, перезвоним ровно через час. Ауф видерзеен!

Девушка не сразу попала трубкой на рычажки – ее била дрожь. Лидия Васильевна мигом подсела, обняла невестушку, и на долгую минуту застыла тишина.

– Распсиховалась совсем… – смущенно улыбнулась Рита. – Чуть не обматерила того посольского, или кто он там…

Тут и Петр Семенович подсел, а Настя залезла на кровать и обняла старшую подругу со спины.

– Так… Всё будет хорошо! – девичий голосок взвился молитвой.

Воскресенье, 29 января. Утро

Московская область, Малаховка

Заснуть, как обычно, не выходило – нервы разгулялись, мысли лезли в голову… Пришлось организму приказать спать.

Ночь прошла спокойно. Шептались у Наташки, шептались Маша с Женькой – мы им постелили в гостиной. Шептались Аля с Тимошей – я уступил девчонкам нашу с Ритой кровать, а сам прикорнул рядом, на диване. Но мне никто не мешал совершенно – тело четко и дисциплинированно выполняло приказ. Дрыхло.

Мне даже сон приснился, хоть и наведенный. Всё те же скалы чернели, отражая зловещее красное свечение, всё те же багровые тучи неслись по ночному небу, только голос добавился.

Громыхая низкими частотами, раскатилось: «Покорись!»

Мой ответ, не лишенный дворового изящества, звучал не менее лапидарно: «Сдохни!»

Встал я ровно в семь – и технично ушел, оставив «Ижика» у подъезда. Конечно, с Женькой было бы спокойней, а если с ним что-нибудь случится? Оставить сиротой еще нерожденное дитя? Сделать незамужнюю Машу вдовой? Нет уж, лучше одному…

До Малаховки добрался на электричке. Немногие попутчики обогнали меня, спеша домой или в гости, а я неторопливо шагал к той самой даче, почти подкрадываясь к приличному загородному дому с мансардой. Бродили во мне неосознанные опасения, тревожа и подстегивая пульс.

Устав кружить, я направился к даче, шагая так, чтобы пореже мелькать между стволов сосен и елок. Тихонько отворив калитку, прошел во двор – дорожка, мощеная кирпичом, была очищена от снега, неся следы небрежной метлы.

Элеутерио Агпэоа был «дома» – темная энергия давила на мозг, угнетая сознание. Даже обычный человек, проходя мимо, ощутил бы этот недобрый натиск, гасивший радость и отбиравший надежду. Я даже подивился необычайной Силе, исходившей от филиппинца, и вовремя насторожился.

…Они не спустились с крылечка, а вышли из-за дома. Вдвоем – Элеутерио и Аидже. Губы филиппинца вздрагивали, выражая презрение русскому лоху, а индеец смотрел серьезно и пристально, словно пытаясь разобраться в том, что открывалось ему.

– Здравствуй, Миха, – выговорил он на хорошем русском, не притворяясь больше неграмотным туземцем. – Поздравляю – ты проиграл.

Не вступая в глупый спор, я уточнил:

– Ламу ты использовал?

Аидже кивнул.

– Тсеван слишком глуп. Да и какой с него лама? Еще будучи простым монахом, он обрел Силу – и решил, что этого достаточно для священства. Я подговорил Римпоче слегка приоткрыться, чтобы заманить тебя в ловушку… Прикидываешь свои возможности? – он снисходительно усмехнулся, и резко сжал кулак, словно поймав муху. – Хоп! Взял твою мысль! Зря… Зря ты недооцениваешь Элеутерио. Что, учитель показал тебе, как уронил Агпэоа? Но он так и не понял, почему мне удалось расправиться с ним! А всё просто. Элеутерио обладает уникальной способностью – он отбирает Силу! Что делать солдату, лишенному боеприпасов? Бежать, сдаться или погибнуть! Твой учитель выбрал смерть…

Я слушал краснокожего метагома, а сам сосредотачивался – Агпэоа был и оставался моей целью. Филиппинец умрет первым.

– А тебе разве не унизительно работать на богатея-бледнолицего? – сощурился я. – Зачем ты убил моего наставника? Ты ведь даже скальпов не снимаешь, чтобы украсить свой вигвам, или что вы там строите на Гуапоре…

– Ты слишком много знаешь, – от Аидже дохнуло холодом, – и слишком много говоришь!

Не дожидаясь, пока индеец от выводов перейдет к мерам, я вывернул ладонь, усылая к филиппинцу мощный энергетический выплеск. Словно осиновый колышек в сердце вбил.

Элеутерио, пуча глаза и раскрывая рот в немом крике, зашарил руками, словно царапая воздух скрюченными пальцами, и рухнул на колени. Сердечная мышца лопнула, выворачиваясь в хаотичном биеньи, и хилер-киллер повалился, суча ногой… Всё. Сдох.

Аидже, ни слова не говоря, отшагнул, вытягивая обе ладони. Посыл шатнул меня, бросая на одно колено, и я ударил снизу, словно зачерпывая пятерней воду, да брызгая. Индеец зарычал от боли – пять хлещущих выплесков, всаженных в упор, он отразить не смог, но устоял, приседая на широко раздвинутых ногах.