Ц-7 - Большаков Валерий Петрович - Страница 2

В такие томные вечера лучше всего разумеешь смысл тутошнего слова «маньяна»[1], сущего девиза всей Латинской Америки. Его лениво тянут и мексиканцы, и эквадорцы, и кубинцы. Лежишь в сладостном ничегонеделаньи, дремотно созерцая мир… Тебе удобно, тепло, хорошо… И бутылка рома под рукою…

«Пошли, поработаем ударно!» – звучит энергичный голос Человека-которому-больше-всех-надо.

«Маньяна…»

«Да пошли!»

«Да маньяна же…»

Откинувшись в шезлонге, я переваривал хвосты лобстера, и благодушествовал. То, что произошло со мною днем, лишилось тени страха и неразличимо слилось с обыкновением. Подумаешь, брейнсерфинг…

– Пойду, окунусь! – не утерпела Рита, упруго вставая.

– Поздно уже, – я беспокойно заерзал.

– Ну, разо-очек!

– Да плыви уж… – мои губы недовольно скривились, и тут же расплылись, поймав благодарный поцелуй.

Смутно видимая девичья фигура растворилась в полутьме, а я как раз вспомнил Ритину просьбу – «поюзать» мою новую способность, и узнать, как там Инна.

Долго же я мучился, пока, сосредоточившись, не поймал давешнее ощущение гулкой тишины, не нащупал в сумеречной дали Союз, Москву, роддом на проспекте Калинина…

Инна, измучанная и счастливая, спала в небольшой, уютной палате, а сверток с лупатым дитём ворочался неподалеку, чмокая соской. Мальчик. Мой сын.

Радости не было. И то бестолковое ошеломление, что я испытал сорок лет назад при встрече с новой жизнью, не лишило меня покоя. Помню, прекрасно помню. И дочь, и внучек. Они остались там, в неразличимом будущем. Хотя… Кто ж его знает, это время? Могли и не родиться…

Я дернул головой, словно вытряхивая из нее беспокоящие мысли. А Инночка…

Всё должно было произойти совсем-совсем иначе! Инка в невестином платье, и я рядом на свадебном фото… И еще один снимок из семейного альбома – гордая Хорошистка доверяет мне чадо, закутанное в одеяльце… Но не вышло.

«И хорошо, что мы расстались, – подумал я. – Иначе…»

Мои глаза тревожно забегали, отыскивая Риту. А, вон она, плещется… Может, и правда, любовь к Инне была лишь наваждением?..

Неожиданно я расслышал в себе, в своей голове чужой голос, бесплотный, но ясный.

«А это кто еще тут балуется? Хм… Эй, вы взяли мою мысль?»

«Взял, – сдумал я, холодея. – Кто вы?»

«Пока это неважно, – решительно отмел голос мой вопрос. – М-м… Ага… Вы на Кубе. Офицер?»

«Нет».

«Айн момент…»

Протекла минута или чуть больше – я успел собраться внутренне.

«Так вы из наших… – прошелестело в голове. – Знаете Корнилия?»

«Знаю…»

«Ага, ага… Михаил Гарин. Он же «Миха», он же «Хилер», он же «Ностромо». Так-так-так…»

«Кто вы?»

«Ого, вот это мощь! Однако… – в голосе зазвучали уважительные нотки. – Чего ж я вас раньше не сёрфил?»

«Сегодня сподобился», – я окрасил посыл в бурчливые тона.

«О, извините, я немножко задел… Залез… А, неважно. Хм… Молодой человек? Не может быть… Вам должно быть больше пятидесяти!»

«Шестьдесят два», – выдал я свой возраст, подпустив ехидцы.

«Хм… Нам надо встретиться, Михаил. Вы не против?»

«Ну-у, вообще-то, нет. А зачем?»

«Я чувствую в вас некий внутренний разлад… Хотя… Постойте… А-а, вот в чем дело! Вы запутались!»

«В чем это?»

«В себе, Миша, в себе! Да вы не обижайтесь, я тоже прошел через это. Сто двадцать лет тому назад. Или сто тридцать? Не помню уже… Сначала во мне оформился дар гипноза, потом телекинез добавился, подтянулось ясновидение… И я всякий раз страдал, не зная, что мне делать с кучей едва ли не сверхъестественных способностей. А нет никакой кучи, Миша! Есть только Сила – с большой буквы. И все! Чем больше этой сущности, тем больше способов ее применить. Так что, успокойтесь – сегодняшний «прилив», как я называю инициации, был последним…»

«Да пребудет с нами Сила…»

«Ага… Вот вы и попались, Михаил! В СССР «Звездные войны» не показывали! Да шучу, шучу… Я предлагал встречу вовсе не из любопытства. Просто… Хм. Как бы тут сказать без глупого пафоса? Да как есть… Я не бессмертен, Михаил. И не хочу, чтобы всё, накопленное в моем мозгу, однажды растворилось в небытии. Без толку, без смысла… Давайте, второго октября на Пионерских прудах, в шесть вечера? Побуду немного Воландом! Согласны?»

«Согласен».

«До осени!»

Я закрыл глаза и откинул голову, моргая на звездные грозди. Перебивая шум набегающих волн, зашуршал песок под босыми ногами Риты – и мокрая, холодная русалка уселась ко мне на колени.

– Согрей меня! – по-детски тонкий голос был призван разжалобить суровую мужскую натуру.

– Лягушка! – заворчал я, обнимая свою красу ненаглядную.

– Царевна! – важно добавила девушка. И прижалась, и задышала в шею…

«Всё будет хорошо! – оттаял я от надуманных скорбей. – Вот увидишь!»

Глава 1

Среда, 14 сентября. День

Тель-Авив, Керем-Ха-Тейманим

По прилету в «Бен-Гурион» Марина не стала задерживаться и дожидаться обещанного трансфера, а взяла такси «Гило». Белая новенькая машина подкатила тут же. Обходительный таксист-еврей мигом отправил чемодан прелестной пассажирки в багажник, и с поклоном распахнул дверцу.

– Шви, гвэрет!

Отделавшись дежурным «Мерси!», Ершова устроилась на заднем сиденье, следя за тем, чтобы посадка выглядела поизящней. Она снова примеряла на себя образ восточной принцессы, грациозной и немного загадочной – хиджаб цвета пустыни, расшитый мелким жемчугом, и длинное платье абайя смутно очерчивали фигуру, разжигая извечную мужскую тягу.

Ага, водитель сражён. Усмехнувшись неласково, Марина покосилась в боковое зеркальце – неприметные парнишки, выделенные Григой для охраны его драгоценной, занимали места в облупленном «фордике». Женские губы победительно дрогнули – да, она верно вычислила своих «прикрепленных». Именно этих «трех мушкетеров» она углядела в эконом-классе. «Мушкетеры» старательно отводили глаза, делая вид, что знать ее не знают…

– Куда, мадам? – бархатисто спросил шофер.

– Тель-Авив, Керем-Ха-Тейманим.

Машина тронулась, и покатила к городу, а Маринины мысли вернулись в прежнее русло. Грига давно добивался ее, но как же робок он был в первую брачную ночь! Гладил, едва дыша, как будто не атласная кожа скользила под его ладонями, а тончайший фарфор. Хотя, если честно, столь трепетное отношение нравилось ей.

Молодая женщина задумалась, рассеянно посматривая за окно, где никли ветви древних олив и финиковых пальм. Грига…

Если честно, из них двоих любит он один, а она милостиво дозволяет любить себя… Ну, тут можно завести шикарный разговор про сердечные дела, про отношения, вот только стоит ли? Нелишне помнить, что ничего вечного в человеческой жизни не бывает, и амурный пыл затухнет пару лет спустя. Иным, правда, везет – любовь тлеет долгие годы, согревая нежным теплом.

Миша… Губы Ершовой дрогнули, продавливая ямочки на щеках. Похоже, иногда человек совершает ошибки, полагая, что у него несколько сроков жития. Нет, дружок, всего лишь один, один-единственный, и все эти бодрые обещания начать новую жизнь – не более, чем самообман. А старую ты куда денешь? Вычеркнешь из памяти? Не получится…

Пожалуй, Мишечка смог бы сделать ее счастливой, и семь лет разницы в возрасте не такая уж роковая цифра. Вопрос в ином – обрел бы он сам счастье рядом с Мариной Гариной? Ответ отрицательный…

Показался Тель-Авив, скопище ультрасовременных небоскребов и кварталы старых обшарпанных домов. Такси углубилось в путаницу улиц, выворачивая к высоченной стене, ограждавшей внутренний двор. Через каменную кладку, вскипая изумрудной пеной, переливались плети чего-то цветущего и тропически яркого, касаясь пахучими фестонами солидной двери, сколоченной из дерева и обитой позеленевшими полосами бронзы.

– Приехали, мадам.

Натянув скупую улыбку, Ершова расплатилась. Таксист бережно опустил на тротуар чемодан таинственной незнакомки, и был таков. Зато в тени кипарисов притормозил скромный «Форд».