Грешные желания - Дэвис Мэгги - Страница 5

Вокруг царило такое спокойствие, и картина настолько отличалась от того, с чем пришлось ей столкнуться в дебрях джунглей, что Габи на мгновение растерялась.

— Криссет, — выдавила она из себя, — ты не поверишь, но, кажется, я только что стала свидетельницей заключения сделки между торговцами наркотиками. — Ей так хотелось ненадолго присесть и отдышаться, однако им надо было торопиться. Скорее всего их уже ждали в редакции. — Вон там. — Габи кивнула в сторону тропических зарослей.

Криссет подобрала сумку с фотоаппаратурой и перекинула ее через плечо. Ее модельные джинсы промокли, как, впрочем, и элегантные золотистые сандалии. Она была раздражена и не особенно склонна к общению.

— Наверное, ты перегрелась на солнце, Габриэль, — огрызнулась она. — Поэтому у тебя начались галлюцинации. Похоже, тебе стоит носить шляпку.

— Это еще не все. — Габи чувствовала себя полной идиоткой и чуть не рассмеялась, слишком уж невероятной казалась вся история. Но ведь она действительно напугалась до потери сознания. — Ты не поверишь, но на обратном пути я ступила в лужу крови. Будто там кого-то только что убили!

2

Старый дом Кольеров был возведен дедом Габи, сколотившим себе состояние на нью-йоркской фондовой бирже. Архитектура его была типична для строительного бума 20-х годов во Флориде, так изменившего облик этого штата.

Палм-Айленд, расположенный неподалеку от плотины, соединяющей остров Майами-Бич с самим городом, был создан для богатых местных жителей вроде Бертрама Кольера, желавших насладиться в Бискайнском заливе уникальной рукотворной средой — природа уже не могла удовлетворить их потребности. В залив сбросили землю и камни, соорудив искусственный остров, который потом засадили королевскими пальмами, гибискусами, пылающими бугенвиллеями, создали живую изгородь из олеандров, чтобы обеспечить обитателям поместья приватную обстановку.

Архитектура Палм-Айленда была весьма самобытна. Большинство домов строили в привычном помпезном стиле испанской гасиенды с розовыми и цвета беж лепными башенками и многочисленными балконами. Все это было окружено роскошными садами, превращавшими Палм-Айленд в этакий тропический рай. Однако в 1950-х годах все изменилось.

После расцвета в сороковые годы местный подпольный игорный бизнес был прикрыт, что заставило туристов, мафию, голливудских звезд и завсегдатаев кафе переместиться в более привлекательные места, как Лас-Вегас и Монте-Карло. Палм-Айленд, подобно всему Майами, вступил в мрачный период шестидесятых-семидесятых годов. Многие прекрасные старые гасиенды на Ройал-Палм-Вэй пустовали и продавались; их владельцы либо умерли, либо переселились в модные престижные районы к северу от Бэл-Харбор. Маленький остров, разделив участь Майами, пришел в полный упадок.

Когда Габи отправлялась в Италию, дом Колье-ров уже сильно нуждался в ремонте. По возвращении она нашла его в полном запустении. Несмотря на то что большинство старых особняков на острове подвергались реконструкции и перепродавались по баснословным ценам, трехэтажная — включая мавританскую башню — испанская гасиенда Ко-льеров по-прежнему стояла, утопая в раскинувшемся на двух акрах заросшем тропическом саду. Ее окружали высокие лепные стены, практически полностью скрывавшие ее от глаз прохожих.

Габи уже не помнила, каким душным может быть старый дом в августе и сентябре. Спальни на втором этаже проектировались с окнами, выходящими на залив, что позволяло ночному бризу проникать в помещения, но на первом этаже единственным более или менее прохладным местом была веранда со старомодным вентиляционным устройством, обращенным на заднюю лужайку и лодочную пристань в водах Бискайнского залива.

В девять часов вечера поверхность окутанного безмолвной тьмой залива была гладка, как зеркало, хотя над северным Майами поднималось черное пятно грозовых туч. Время от времени раздавались глухие раскаты грома, но шторм был слишком далеко, и не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

Жаннет Кольер подняла старый хромированный шейкер, стоявший под рукой, наполнила стакан коктейлем и сделала неуверенный глоток.

— Не могу заставить себя поесть, — пожаловалась она, — когда стоит такая жара. Мне наверняка только станет плохо, если я сейчас что-нибудь проглочу.

Габи взглянула на салат и спагетти с грибным соусом. Что ж, эти наскоро приготовленные блюда нельзя назвать шедевром ее кулинарного искусства, но у нее не было выбора: позвонил Додд Брикел и сообщил, что приедет к обеду.

— Тебе не надо принуждать себя есть, мама, — откликнулась она с не свойственным ей терпением.

Жаннет порывисто вздохнула.

— Боже, все совсем не так, как прежде, правда?

Эту жалобу Габи уже не раз слышала. Хорошо был знаком ей и жест, с которым мать отодвинула от себя тарелку. На Жаннет было просторное пурпурное платье, кое-где испачканное косметикой. Нерасчесанные волосы, прежде золотистые, а теперь сильно поседевшие, крепились на затылке гребешками из панциря мексиканской черепахи — памятью о давнишней поездке в Акапулько.

— Додд, дорогой, — обратилась она к мужчине, сидевшему напротив, — помнишь вечеринки, которые мы здесь устраивали? Помнишь, как сюда приглашали до сотни гостей? И все обычно выходили танцевать на заднюю лужайку.

Габи передала Додду серебряную хлебницу.

— Додд не помнит, мама. — Слава Богу, что Додд является старинным другом семьи и ей не надо притворяться, что на аппетит Жаннет неблагоприятно повлияла жара, а не многодневный запой. — Все твои вечеринки проходили в пятидесятых годах, — напомнила Габи. — Нас с Доддом тогда еще не было на свете.

Говоря это, Габи наблюдала, как Додд подкладывает себе еще спагетти. Он по-прежнему ел, как центральный защитник «Дельфинов» из Майами, которым был в годы юности, а не преуспевающий адвокат, которым стал теперь. По настоянию Габи, Додд снял пиджак и развязал галстук, но даже после этого на его сшитой на заказ рубашке, липнувшей к телу, проступали темные пятна пота.

— Он наверняка помнит, — громко произнесла мать Габи, не обращая внимания на реплику дочери. — Люди прямо из кожи вон лезли, чтобы получить приглашение на наши приемы. Бывало, у нас играл оркестр Эдди Дучина. Но… уфф, — она подавила приступ отрыжки, — обычно выступал Мейер Дэвис и его оркестр. Да, так всегда и писали в газетах. «Мейер Дэвис и его оркестр».

Габи отвела взгляд. Ее смущало, что мать принялась разглагольствовать о былой расточительности Кольеров, когда Додд явился на обед, чтобы обсудить их нынешнее катастрофическое финансовое положение.

— Ни один прием в Майами, — с ударением продолжала Жаннет, — не мог в те дни обойтись без Мейера Дэвиса и его оркестра. Если вы, конечно, хотели иметь у себя не кого попало, а сливки общества!

Из-под стола раздался громкий стон Юпитера, старого лабрадора Кольеров. Габи увидела, что Додд еле сдерживается от смеха. Она свирепо посмотрела на него. Ничего смешного. Все вечера напролет выслушивая Жаннет, Габи сама была готова стенать в голос.

Жаннет вновь наполнила свой стакан.

— А теперь мы чертовски бедны, — всхлипнула она, глядя на засохшую оливку на дне стакана. — У нас даже нет денег, чтобы привести в порядок кондиционеры.

— Мама, пожалуйста. — Габи отложила вилку и на секунду в изнеможении закрыла глаза. После на редкость трудного рабочего дня она заслуживала нечто большее, чем выслушивать обычные пьяные жалобы своей матери.

Вернувшись днем в офис «Таймс джорнэл», она мучительно долго писала статью о демонстрации мод. Описать эпизод с накачавшейся наркотиками моделью, свалившейся в пруд, оказалось труднее, чем она могла предположить. Когда Габи наконец закончила первый вариант, редактор Джек Карти задержал ее еще на полтора часа для переработки материала. Эпитет «никудышный» он не употреблял, но Габи чувствовала, что сейчас именно это слово вертится у него на языке.

К счастью, репортаж спасли фотографии Крис-сет. Джек просмотрел снимки незадачливой рыжеволосой манекенщицы и ее «спасителя» — шикарного типа в белом костюме и неожиданно решил поместить статью на первую полосу воскресного, выпуска светской хроники. Габи до сих пор не могла оправиться от изумления.