Сокрушитель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 12

- Как-то по-капиталистически рассуждаете. Не по-товарищески.

- Нет. Как собственник - это да, но не как капиталист. Я не чужое продаю, своё, честно взятое в бою. Чего мне стыдится? Пусть другие стыдятся. Вот, например, видите эти наручные часы? Швейцарские, трофей с тела убитого мной капитана, начальника лагеря, где я три дня от контузии отходил. До этого у меня были трофейные часы с диверсанта из Бреста. Так наш политрук, когда я дивизию нашёл, в первый день войны, как коршуном налетел и отобрал, узнав, что это трофей, я не скрывал. Ладно бы сдал, но он сам носил. Им значит можно, а мне нет? Двойные стандарты. Или добыли разведчики трофейный легковой автомобиль, отобрали сразу, и на нём начальник Политуправления корпуса ездить начал, хотя парни командиру дивизии машину подарить хотели. Бойцы, видя такую несправедливость, им даже спасибо не сказали, были серьёзно разочарованы. Это я ещё мягко сказал. Так что с трофеями в Красной армии ситуация никакая, что хотят, то и творят. Нет по ним ничего в уставе. Если напишут, даже я буду сдавать добытое. То, что мне самому не нужно. Но то что добыл до этого, как устав написали и зачитали перед строем, то что раньше, под этот пункт не попадает. Раньше добыто. Но это так, мысли вслух. Между прочим, я трофеи распродаю. Вон одному ротному старшине двадцать трофейных наручных часов передал за пять ящиков с тушёнкой. Это дефицит, поверьте. Да и так по мелочи. Но не за деньги, бумага, мне она не интересна.

- На этом мы завершаем нашу программу «Беседа с фронтовиком» и попрощаемся с орденоносцем, - поторопился закончить диктор, чтобы я ещё чего не наболтал. - Напомню, что с нами был красноармеец Ростислав Батов.

Глава 5. Пленные генералы. Последствия.

Вот так попрощавшись, я был выпущен наружу. Особо так на меня не смотрели, были хмурые взгляды, но и только, как оказалось, границы я не переходил, конечно было многое на грани, но всё же норма. Так что направился обратно к казарме. А там приказ, срочно на эшелон, через полчаса уходит к Брянску. Старшина, что мне с формой помог, поинтересовался:

- Так это ты сейчас по радио выступал?

Я вещи собирал, просто из тумбочки забрал вещмешок, специально оставил с мелочёвкой, чтобы вопросов не было, поэтому разгибаясь, закидывая его лямки на левой плечо, и разворачиваясь, кивнул. Старшина стоял в дверях, облокотившись о косяк плечом и смачно грыз большое яблоко, зелёное, но тот не морщился.

- Командиры тебя теперь гнобить будут.

- Орденоносца? - хмыкнул я. - Ну пусть попробуют.

- А если особисты насядут? Всё отдашь.

- Хрен им.

- Статью напишут.

- И на зоне выжить можно.

- Ладно, ты понял, что я хочу. Что у тебя есть?

- Понял, когда увидел, что в моём вещмешке рылись. Что, не нашёл вкусного? - ощерился я, поигрывая «Вальтером», что достал из кармана.

- Не нашёл, - подтвердил тот. - Что есть на продажу?

- У меня эшелон, - напомнил я.

- Машину дам, успеешь, - отмахнулся тот. - Идём ко мне в каптёрку.

Дальше я перечислил что у меня «при себе» есть. Старшина удивил, достал из нагрудного кармана тяжёлый золотой перстень с камешком. Правда рубин камень, настоящий, научился разбираться, не брильянт, но тоже неплохо. За перстень тот взял семь наручных часов, блок сигарет трофейных, несколько блокнотов и две ручки самописки, и как бонус пистолет «Вальтер». Торговаться с этим прожжённым старшиной было тяжело, но мы оба остались довольны, а про шмон в вещмешке предпочли оба забыть. На дежурной «полуторке» меня доставили к зданию вокзала. Едва успел представиться командиру эшелона, и забраться в теплушку, где уже хватало бойцов, но мне нашлось место, как состав двинул. На эшелоне зенитчики ехали и ещё какие-то подразделения. Я как раз с зенитчиками. Тяжёлая батарея. Катили на Брянск. А что, покидая госпиталь я получил направление в свою Сорок Вторую стрелковую дивизию. Мне это стоило свежего медового торта и двух «Парабеллумов». Хотя возможно и зря. Комдив, с которым у меня налажен контакт, переведён в командиры корпуса, благодаря мне, а точнее взятому немецкому половнику с важными документами, тот под следствие не попал, там с Павловым всех гребли, крайних искали, и не получил десять лет лагерей, как должен был. Что за новый комдив чёрт его знает, они там как перчатки меняются, может и договоримся.

Что интересно, пока ехали, парни-зенитчики обсуждали моё выступление, а они его слышали с громкоговорителя на вокзале, там целая толпа собралась. По правде говоря, те Утёсова пришли слушать, а пока собирались расходится, эшелон ждать не будет, тут и моё выступление началось, задержались и уже не смогли уйти до окончания. Шум возмущения стоял не только в нашей теплушке, но и в соседних. У многих перевернулись представления о войне с ног на голову, но всех возмущало больше всего что я трофейщик. Это противно, фи ему. Мародёром обозвали. Я только посмеивался, лежал на своей шинельке, расстеленной на нарах, и похохатывал от некоторых перлов. Только через два часа соседи узнали кто я. От командира эшелона информация разошлась, тот мои документы и направление видел. Сразу же собрались комсомольцы и начался митинг в нашей отдельной теплушке, где меня довольно настырно пытались склонить на свою сторону, указывая как жить надо. Послал всех лесом и дальше дремал, отмахиваясь от любопытных. Хотя был один интересный кадр, когда от сортира шёл, у нас заправка паровоза была, да еду раздавали, у меня своё, остановил один военврач третьего ранга. Оказалось, в эшелоне также медики ехали, на пополнение медсанбатов, что понесли потери. Тот и поинтересовался, нет ли чего у меня из медицинских препаратов, взятых трофеями? Уже по всему эшелону разошлось, что тут я еду. Начал перечислять ему по памяти, и услышав о шприцах и «пенициллине», тот забил копытом. С медиков брать плату нехорошо, но буду. Они на снабжении государством, и оно их снабжать всем должно. Если чего нет, не ко мне претензии, а к ним. «Пенициллин» те не выпускали. В общем, до начала движения эшелона успел военврач выкупить у меня одну упаковку с ампулами «пенициллина» и два стеклянных шприца. Вполне честно расплатился. Брюликом. Довольно мелким, но чистым брильянтом. Явно выковыряли из какого-то украшения. Слух пошёл и меня на следующей станции позвали в вагон где командиры и медики ехали. Он такой тут один, в основном теплушки и платформы с орудиями и техникой.

Сутки в пути, за это время я изрядно расторговался. Почти тонна ушла. Откуда у меня при себе столько трофеев, вопросы задавались, даже обыск устроили, распотрошив вещмешок, и меня раздев. Комендантский патруль для этого вызвали во время одной из стоянок. Однако ничего не нашли, включая то, что я получил в оплату. Это в основном и искали, да облом. Кстати, зенитчики у меня купил немецкую полевую кухню, у них не было, не выдали, в наличии не оказалось. Та почти пуста была, пока лежал в госпитале, подъедал, что наготовил. Ту что с ухой в основном котле. Тем более не один ел, делился с парнями из своего временного экипажа и соседями, нас в палате восемь было. Слил остатки в термосы и котелки, даже не мыл котлы, и передал батарейному старшине. Оплату за полевую кухню я уже получил. Те сразу на платформу её на руках подняли, едва успели до отправления. Там все зенитчики скидывались на эту покупку и набрали нужную сумму. Если уж совсем быть честным, по деньгам процентов двадцать набрали, остальное разным имуществом дефицитным или тоже украшениями ювелирными так и добрали. Я думал меня снимут с эшелона, не зря же в радиоэфире раздраконил желающих заполучить всё бесплатно, дразнил, такие всегда найдутся, но что-то не реагировали. Скорее всего посчитали всё шуткой или враньём. А проворят, так я уже изрядно расторговался. Для этого и делал. Жду. Меня дёрнут в Москву, и я закончу начатое. Помните те три дня до награждения, что я гулял по столице? Всего-то подарил ротному старшине компас в дорогой коже. Так я нашёл двоих из тех, что меня в тюрьме прошлой жизни держали и допрашивали, и ликвидировал их. Жаль всего двоих нашёл, но начало положено. Мне так понравилась зачистка этих тварей, что очень хочу продолжить. Раньше думал, встречу случайно, прикончу, мне они не интересны. А встретившись, понял, что ошибся, этих годов я хочу давить везде и всегда, и специально желаю их искать.