Лесная ведунья. Книга третья - Звездная Елена - Страница 15

– А платье? – спросила осторожно.

– Зеленый сарафан у вас, хозяюшка, а не платье! – радостно воскликнул Никола.

Так, а вот это уже интересно – в ночной рубашке я была. Белой, длинной, льняной, свободной.

А ребенок продолжил посерьезнев:

– Я сын купеческий, товар должен знать завсегда, а потому точно отличу платье от сарафана-то. Сарафан это сарафан, под него надобно вот как у вас рубашка с вышивкой, и такая, чтобы вышиванка с вышивкой на сарафане один к одному, чтобы была эта… ну как ее… гармоника!

Я улыбнулась. Сказал, конечно, с ошибкой, но звучало забавно. А вот ситуация забавной была ли – этого я пока не знала.

– Так, – огляделась я, заприметила пенек неподалеку, замшелый уж давно, на него указала и спросила, – а тут что видишь?

Никола в указанном направлении поглядел. Лоб нахмурил, глазки прищурил, ноги поставил на ширину плеч – прямо как папка его, когда о чем-то крепко призадумается.

– Пенек там, – сказал медленно, – а было дерево, на нем ленточка висела… Красная.

И как стояла я… так и стоять осталась.

Потому что было там некогда дерево, и вот на нем да, ленточка висела красная… А дело тут вот в чем – до меня не было в этом лесу ведуньи, от того спала чаща Заповедная, как пес сторожевой всех впуская и никого не выпуская, потому девицы, что в лес забредали по-глупости и в поисках наживы нехитрой, грибов там или ягод, чтобы не заплутать вязали на ветвях красные ленточки, путь свой обозначая. На этом дереве вязали особенно усердно, потому как дальше шли низины и болота, а там и кикиморы, и болотницы и прочая нечисть, туда ходить завсегда было опасно. А опосля, уже когда я появилась, мы с лешим судьбу этого дерева были вынуждены решить в пользу вырубания – молния в него попала, а я тогда еще лечить деревья не могла. Опять же рядом ива росла раскидистая, древняя и дополнительного солнца достойная, в общем срубил леший это дерево. Пенек остался, лесовиков и домового моего поганками радуя, и забыла я об этом дереве, напрочь забыла, а сейчас вот… вспомнила.

– Послушай-ка, Никола, – я оглянулась, на домик видимый отсюда поглядела, – и давно ты видишь то, чего нет?

– Не-а, – он даже головой помахал, так что вихры взметнулись, – вот когда вы, хозяйка лесная сто лет вам здоровьица, водой напоили, тогда и начал видеть. Но не все.

То, что видит не все это я уже поняла – дерево, что девицы в качестве путевого использовали, он увидел, а то что рядом с ним было, да сгорело от той же молнии, нет, не заприметил.

– Что ж, пора мне, – сказала задумчиво, – а ты, Никола, к мамке беги, ей небось помощь нужна.

– Нужна! – радостно подтвердил мальчишка. – Токмо мамка сказала, что мне отдыхать надобно, и гулять на болото отправила. Даже Луняшку дома оставила, чтоб набегался я, нагулялся. Побежал я, как полдень наступит, тогда домой.

Какая хорошая мама. Сама, небось, света белого не видит с мальцом, Луняшей и домом разбираясь, а сына все равно гулять отпустила. Хорошая Ульяна, справная. Вот только какая баба запросто так дитятко к болотникам да русалам отпустит?

***

В избу я скользнула тенью незримою, да и застала самый разгар дел хозяйственных – сидела Луняша на лавке, качала люльку, в ней спал смешно посапывая Митятка, а Ульяна носилась по избе как носится только хорошая хозяйка – от плиты, до белья, что стирала усердно. В печи горячей подходил хлеб, вот его проведать Ульяна и бегала, на плите кипела уха, чуть подалее кислое молоко грелось, видать для творога печного, по-особенному вкусного.

Я руку подняла, мягко свет магический призвала. Не маг не увидал бы. Вот и Ульяна не увидела, пробежала обратно к белью, его до кипенно-белого цвета уж отстирала, даже я позавидовала.

Постояла, подумала, снова руку протянула да призвала свет зеленый. Его любая ведьма увидала бы. Но Ульяна лишь на детей оглянулась, да и снова принялась стирать-мять белье постельное. Значит не ведьма.

И тут вдруг Луняша возьми да и скажи:

– Мамка, а тут тетя лесная ведунья?

– Где?! – Ульяна мгновенно развернулась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И от движения ее резкого опрокинулась бадья с водой и стиркой, Уля его подхватила как могла, но табурет рухнул с грохотом, проснулся и заревел обиженно Митятка. Вздохнула я, подлетела к люльке, взяла малыша, и, баюкая, сказала Луняше:

– И как, давно меня заприметила?

Жена Саврана, опустив бадью на пол, повернулась – встревоженная, бледная, напряженная.

– Не-а, – сказала Луняша, наконец, избавившись от необходимости укачивать брата, и потому сунув куклу соломенную в люльку, начала уже играть с удовольствием, – токмо когда ты огонь зажгла синий.

Маг! Даже не ведьма, а маг!

– Ульяна, – Митяй у меня на руках сразу орать перестал, и теперь лежал, прислушивался к моему голосу, который словно из лесу доносился, – а кто у тебя отец был? Уж прости за вопрос личный.

Побледнела жена Саврана втрое сильнее прежнего, да на Луняшу кинула взгляд встревоженный.Что ж, понимаю, при девочке о таком не скажешь, да и не стоит.

– А идем, у реки посидим, – предложила я. – Да и белье поласкать пора, отстирала уж ты его, даже мне на зависть.

– А… а вы что, стирать так не могете? – сиплым шепотом спросила Ульяна.

– К сожалению – нет, – была вынуждена признать я.

И первая покинула избу.

Митяй, высвободив ручонки из пеленок, забавлялся тем что пытался ухватить мои волосы, только я тут была бестелесной, от того и поймать не мог. Но видел. Даже вот такой крошечный уже видел. Зажгла светлячка синего – попытался поймать. Значит маг. Тоже маг.

Ульяна догнала уже у самой реки, я сидела на берегу, удерживая Митяя, и листочек подкидывая, который он ловил и отпускал, заливисто смеясь. Хорошенький такой, забавный, славный, так и хочется покрепче прижать… И что это нашло на меня?

– Мамка не говорила, – Ульяна тяжело опустилась рядом, устала видать совсем, оно и не удивительно, я бы вообще уже с ног свалилась. – Но соседка, баба Рута как-то обмолвилась, что папка в карты и мамку проиграл, и счастье свое.

Посидела, тяжело дыша и на реку глядя, да и продолжила:

– Мамка тятю из дому прогнала, опосля и узнала что тяжелая была. Мной тяжелая. Да окромя меня у ней с тятькой еще трое были, а все равно вот прогнала. Так сами и жили. Тяжело жили. Совсем тяжело. Ну да ничего, всех подняла мамка, у всех судьба сложилась. Померла она, когда у меня Никола родился, в тот год.

И замолчала Ульяна.

Она замолчала, а мне слов и не требовалось более. Поняла я, от чего Николу гулять пускает – у самой детства не было, вот и старается, чтобы хоть у детей было. Изо всех сил старается. И сдается мне когда за Саврана замуж пошла в семью хорошую попала – у Горда-кузнеца и жена под стать ему была, добрая да понимающая, невестку она точно от работы берегла да во всем помогала. А теперь вот нету ни Горда ни жены его… Да, страшную беду Савран в свою семью принес, очень страшную… и вот все, что от семьи и осталось.

Митятька, извернувшись листочек хватанул и как все мальцы тут же в рот засунуть попытался – отобрала скоренько, он давай реветь. Я огненный синий листочек создала – мигом про горе-печаль забыл, и давай пытаться огненный листочек поймать. А Ульяна смотрела и понять не могла, что же это такое малыш видит, от чего смехом заливается, но как и я улыбнулась невольно.

– Отец твой был магом, – сказала ей.

И тут же исчезла улыбка с лица женского.

– И Никола, и Луняша и Митяй в себе тоже дар магический имеют, – продолжила с новостями не радостными. – Дар спал, но это Заповедный лес, и изведав воды магической, дар проснулся.

Сжалась Ульяна, и прошептала губами побледневшими:

– Так воду ту и я пила, госпожа лесная ведунья.

– Ты – дочь, – тихо сказала я, – была бы сыном – дар был бы, слабый, но был. А вот у Луняши дар есть. И не слабый.

И такая бледная Ульяна сделалась, что я уж думала сознание сейчас потеряет, но усидела, только дышала тяжело, все пытаясь понять.

– То, что проиграл свою жену тот, кого тятей зовешь, неудивительно. Кто с магами в карты играть сядет, тот завсегда проиграет, – продолжила я.