Война (СИ) - Машуков Тимур - Страница 1

Ненаследный сын императора Часть 3 Война

Глава 1

Во взгляде Марго, устремленном на меня, читалась легкая ирония, а на её пухлых розовых губках играла довольная полуулыбка. Несмотря на общий торжественный вид и роскошный наряд, приличествующий императрице, она напоминала мне озорную девчонку на костюмированном балу — из строгой прически выбивалась непокорная белокурая прядь, в облик величественной властительницы огромной державы вносили долю неповторимого очарования живость черт и лукавый блеск в глазах…

Зябко поведя плечами, я отвел свой взгляд от портрета своей жены, что по-прежнему занимал одно из наиболее почетных мест в галерее Зимнего дворца. Отдать приказ снять её многочисленные изображения, что являлись истинными украшениями дворцовой коллекции картин, у меня не поворачивался язык. За каждым портретом моей вероломной супруги стояло одно из череды счастливых воспоминаний о том времени, когда нам казалось, что впереди нас ждет радужное будущее, полное любви и радости. Погрузившись в свои невеселые мысли, я шел по бесконечным переходам дворца, направляясь на очередное заседание Высшего Совета.

Да, наверное, наша семейная жизнь могла бы сложиться по-другому…Три года, три долгих, наполненных разными событиями года миновало с тех пор, как я принял жестокое решение заточить Марго в монастырь. И до сих пор меня ежечасно мучает вопрос — мог ли я тогда поступить иначе?

Когда мне доложили о том, что фрейлина, отряженная следить за опальной императрицей, обнаружена мертвой, а сама Маргарет пропала, у меня реально сорвало крышу от злости. В тот злосчастный день я находился в расположении войск, на совместных учениях, что проходили в Гродно, на границе с Польшей. Получив это известие, я спешно бросил все, невнятно извинившись перед именитыми военачальниками нескольких государств. Все три дня бешеной скачки меня преследовало тягостное ощущение, что в глазах иностранных генералов светилось плохо скрываемое участие, смешанное с толикой жалости и легкого презрения. Несмотря на все попытки сохранить мой разлад с супругой в тайне, о наших проблемах было, похоже, известно всем, как в России, так и за её пределами. И это ввергало меня в ещё большую ярость. Если я не могу справиться с собственной женой, принадлежавшей мне безраздельно как по закону человеческому, так и по Божьему, в силах ли я совладать с управлением могущественной империей?!

В Петербург я прибыл преисполненным ледяной решимости избегать трусливых полумер. Всю охрану, что позорно прошляпила творившееся под самым их носом, я приказал немедленно казнить, а главных заговорщиков, оказавших помощь Марго в организации побега, арестовать без проволочек и держать в подвалах Тайной Канцелярии до тех пор, пока герцогиня Йоркская не окажется в моих руках. Погоня за беглянкой была организована грамотно, по горячим следам, только благодаря этому Юрий сохранил свой пост начальника дворцовой охраны, а возможно, учитывая мой настрой, и свою голову на плечах. Марго в сопровождении двух английских магов, что состояли в штате дипломатического корпуса Великобритании на незначительных должностях, едва успели перехватить на самой границе с Польшей. Вот такая жестокая ирония — пока я мчался в сторону столицы, навстречу мне, пугаясь каждого шороха, подозревая в любом встречном смертельного врага, отчаянно пробиралась на волю моя своенравная супруга. И кто знает, быть может, мы миновали друг друга, даже не подозревая, что судьба вновь свела нас на одной дороге таким изощренно издевательским, причудливым образом…

Чувствуя себя взведенной пружиной, готовой вот-вот распрямиться с огромной силой, я изредка ловил в начищенных до блеска зеркалах своё отражение — и не узнавал себя в этом хмуром мужчине средних лет с упрямо выдвинутым подбородком и хищным прищуром глаз. Видимо, изменения, коснувшиеся не только внешнего облика, но и характера, заметили все окружающие. Стремясь угодить мне и опасаясь вспышек гнева, что стали не редкостью, дознаватели провели расследование в рекордные сроки. Скорость, впрочем, никак не повлияла на качество их работы. Все детали заговора против царствующей особы — а именно так была расценена попытка англичан пойти против императорской воли — были раскрыты, каждый, кто имел хоть малейшую причастность к этому делу, был допрошен с пристрастием. С немалым облегчением я узнал, что ни один русский аристократ не замарал себя участием в подготовке побега Марго. Хотя, поселившийся во мне ярый скептик настойчиво твердил, что причиной тому стали не верноподданнические чувства, а скорее, отсутствие нужного количества времени у заговорщиков. Не так-то просто найти нужные рычаги давления и правильно их использовать в столь короткие сроки.

Граф Дарем, прикрываясь дипломатической неприкосновенностью, долго строил из себя невинную овечку, кидал смутные намеки о неких тайных договоренностях со мной… Но когда в подвалах Тайной Канцелярии ему доходчиво объяснили, что в связи с неизбежностью скорой войны все преференции остаются в прошлом, все его личные заслуги теряют свою актуальность, а рассчитывать на хорошее отношение после всего произошедшего — непростительная глупость, он быстро сдулся и заговорил по-другому. Рассказ английского посла не отличался особой длиной, был предсказуем. Но по решению Высшего Совета, его результаты были немедленно опубликованы в воззвании к народу. С этого момента Российская Империя официально разрывала все экономические и политические соглашения с Англией. Наше дипломатическое представительство спешно сворачивало все дела в Туманном Альбионе и возвращалось на родину.

Граф Дарем, как и весь английский дипломатический корпус, прежде с немалыми удобствами размещавшийся на территории столицы, после многочисленных допросов принудительно отправились на родину с пожизненным запретом пересекать впредь границы Российской Империи.

Все попытки английского государства окольными путями узнать хоть что-либо об участи, постигшей Маргарет Йоркскую, строго пресекались. Она стала подданной России, и я, как ее император, был вправе самостоятельно разбираться с ее судьбой, которая была незавидной…

Кожеозерский женский монастырь — место, овеянное легендами. Новое пристанище императрицы располагалось почти в полутора сотнях километров на юго-восток от города Онеги Архангельской области, на Лопском полуострове, который омывается водами озера Кожи. По преданиям, в этом пустынном месте еще в начале царствования Иоанна Четвёртого поселился священноинок Нифонт- муж строгой, подвижнической, уединенной и благочестивой жизни. Обитель, что своей святостью и слухами о неких чудесах начала привлекать множество паломников, со временем переродилась в монастырь. Спустя десятки лет он стал женским, причём, самым закрытым и строгим из всех существующих ныне в Империи, устав его не допускал ни малейших послаблений в отношении его невольных послушниц типа Марго. Перешептывались, что в стенах этого монастыря сгинула не одна строптивица, посмевшая пойти против высокопоставленной родни.

И именно туда я отправил Марго, дабы в бесконечных молитвах и постах она молила о прощении. Но я строго-настрого запретил заставлять её давать обеты и делать монахиней. Как бы цинично это не звучало, но необходимость в ней ещё не отпала окончательно. Возможно, она станет тем самым ушатом холодной воды, который выльется на разгоряченные головы сторонников войны с Россией.

Планировал ли я с ней помириться в будущем? Однозначного ответа у меня не было. Хотя, стоило признать, что за минувшие годы чувства к ней значительно охладели. Разбираться в хитросплетениях наших отношений у меня не было ни малейшего желания. Планировал ли я взять вторую жену? Эта мысль все чаще посещала меня, но, хотя подходящих кандидаток на эту роль было много, я так и не нашел ту, которая бы меня зацепила, как некогда Даша. Поэтому я не торопил события, положившись на судьбу.

Все мое внимание сейчас было сосредоточено на моих детях — Павле, сыне, рожденном Марго и названном в честь деда, и близнецах, что подарила мне Тэйни. Нэхуэль и Текамсех — услышав имена, что моя наложница выбрала для сыновей, я чуть не потерял дар речи. Пока она самодовольно объясняла мне, что великие духи одарили старшего покровительством ягуара, а младшего — пумы, поэтому в честь этих благородных хищников и даны подобные имена, я приходил в себя и собирался с мыслями. После максимально сдержанно заметил, что мои сыновья являются подданными этой страны, а значит, будут подчиняться её законам, соблюдать её правила и носить принятые здесь имена. И, недолго думая, окрестил мальчишек Николаем и Тимофеем. Недовольно сморщив нос, моя наложница все же не отважилась со мной спорить. Хитроумная индианка, уступив мне в малом, вытребовала для себя право самой заниматься детьми. С первых же дней она с разъяренный шипением выгнала всех придворных лекарей и нянек, что были положены малышам по рангу, и принялась на свой манер укреплять их тело и дух, втирая таинственные мази и поя их неведомыми отварами, которые готовила сама. Я не видел причин вмешиваться, с немалым удовольствием отмечая, что дети растут крепкими и очень здоровыми. Придворные медики лишь разводили руками, скрывая за показными снисходительными улыбками свою растерянность, сдобренную изрядной порцией зависти.