Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина - Страница 2

– Ну, это как посмотреть, – скользнул по мне беглым взглядом дядя Густав. – Не удивлюсь, если судовой врач мало что смыслил в детской стоматологии и убавил тебе год. А ведь это значит, что сейчас тебе лет восемнадцать, ты девушка на выданье. Если бы не тот эскулап, сейчас бы ты была совершеннолетней и могла бы самостоятельно принимать решение о браке. А так на это нужно согласие твоего опекуна.

– Так ведь я и не собираюсь замуж, – пришлось мне пожать плечами, после чего я услышала снисходительное:

– А пора бы. И Рудольфу бы не мешало об этом подумать. Сам собирается лететь на край света, а тебя оставляет одну. Нехорошо.

– Так ведь я буду не одна, а с хухморчиками.

– Речь не о миниатюрных домашних слугах. Речь о том, что рядом с тобой должен быть кто-то, кто позаботится о тебе. Если не опекун, то законный муж. Если не один Крог, то другой. Понимаешь?

Я аж вздрогнула. Не далее, как два года назад дядя Густав овдовел. И что же это он сейчас мне собирается предложить? Ужас какой! Он ведь старше дяди Руди на пять лет!

– Тебе давно пора стать частью клана Крогов, – продолжал увещевать меня дядя Густав. – Три поколения нашей семьи сумели взрастить из крохотной экспортной конторки крупнейшую торговую компанию, с которой не может сравниться ни одна другая во всей империи. К тому же наша с Рудольфом бабка была внебрачной дочерью Эрлинга VI, а это значит, что мы приходимся троюродными братьями нынешнему императору. Теперь ты понимаешь, какая это ответственность – быть одной из Крогов? Из нашей семьи просто так не уходят. Даже Линда поняла это, когда развелась с Рудольфом, а потом вышла за Олафа. Пусть она теперь не Крог, а Мелинг, но она осталась в семье. А то, что тебя нашли в ящике с персиками, ещё не делает тебя настоящей Шелой Крог. Но ты можешь по праву называться ею, когда станешь моей невесткой.

Невесткой? Даже от сердца отлегло. Эспину, сыну дяди Густава, всего двадцать пять лет. Вот только с чего бы вдруг ему жениться на мне? Напротив, я слышала, что у него есть подружка, дочь угольного магната. Почему бы ему не сделать предложение ей? Или он успел расстаться со своей возлюбленной и теперь хочет залечить душевные раны? Но почему с моей помощью?

– Эспину давно пора остепениться, – начал излагать свои соображения дядя Густав. – Я планомерно посвящаю его в дела компании и лет через десять смогу доверить ему безраздельное управление семейным бизнесом. Для тебя это самая выгодная партия, какую можно только представить.

– Вы так думаете?

– Я это знаю, – усмехнулся на моё замечание дядя Густав.

– Но разве Эспин хочет жениться на мне? Он ведь никогда не говорил мне ничего подобного.

– Скажет, – уверенно заявил дядя Густав. – Я лишь предваряю ваш с ним разговор, чтобы он не стал для тебя неожиданностью, и ты правильно на него отреагировала. А теперь, – подойдя к двери и провернув ключ в замке, заключил дядя Густав, – самое время вернуться к гостям. Уверен, кроме Олафа кое-кто сегодня тоже будет принимать подарки.

На этом дядя Густав выпустил меня из библиотеки, и я поспешила вернуться в зал приёмов к праздничному столу, лишь бы оказаться подальше от главы семейства Крог и его провокационных речей. Жаль только, что зал опустел, ибо гости предпочли разбрестись по особняку, пока не подан десерт, а значит, есть время для непринуждённой светской болтовни в приятной компании. Вот и дядя Руди стоял на террасе в окружении десятка мужчин, что-то увлечённо им рассказывая.

Знакомая картина. В последние месяцы она преследовала меня всюду, где бы мы ни появились вместе с дядей: в аэроклубе, на слушаниях в географическом обществе, на хлебном или мясном заводе, в столярном или пошивочном цехе, да просто на улице. После того, как все газеты и радиостанции раструбили на весь мир о планах дяди Руди покорить ось мира, жителям Флесмера не терпелось узнать, чем же будут питаться участники экспедиции в северном небе, во что будут одеты, собираются ли они приземляться на вековые льды, каким образом воткнут в них флаг Тромделагской империи. И дядя Руди никогда не отказывал интересующимся в удовлетворении их любопытства. Я же за последний год успела узнать всё о предстоящем полёте из первых уст и потому стоически игнорировала столпотворения вокруг дяди Руди, вроде того, что случилось на террасе.

Бросив взгляд на стол, чтобы поживиться канапе или другой закуской, к несчастью для себя я увидела, что ничего подобного там уже нет, зато с десяток хухморчиков, этих прямоходящих мохнатых созданий размером с небольшую морскую свинку, активно собирают грязную посуду. Я даже засмотрелась на то, как ловко они с помощью присосок на ладошках и ступнях залезают по ножкам стола на столешницу, хватают тарелки с ложками и, покачивая на ходу полустоячими ушками, перекладывают посуду на специальную стойку с подносами, что стоит рядом, а после спускаются на пол и укатывают её в сторону кухни. До чего же проворные и расторопные. И такие милые. Но если бы не они, я бы сразу обратила внимание, что кое-кто из гостей всё же остался за столом. И этим "кто-то" оказался сын дяди Густава.

 Увидев Эспина, я замерла на месте. Изумрудно-зелёные глаза изучали меня так пристально и дотошно, будто видели в первый раз. Когда он поднялся с места и направился ко мне, я невольно залюбовалась, как проникшие в зал лучи солнца играют в его крупных каштановых кудрях.

Костюм-тройка, узкий галстук, нагрудный платок в тон рубашке – всё по последней моде. Мне даже стало неудобно за свой наспех заколотый на затылке пучок, невзрачное платьице чуть ниже колена и необъятную трикотажную кофту, которую я надела только для того, чтобы не оттенять хозяйку дома, тётю Линду. Про её ревность к молодым и одевающимся со вкусом девушкам я знала ещё с тех пор, когда она была кем-то вроде моей мачехи.

И всё равно мне было крайне обидно предстать серой мышкой перед симпатичным, статным и высоким молодым человеком, который, к тому же задумал сделать мне предложение. Оставалось надеяться, что Эспина мой внешний вид будет смущать куда меньше, чем меня саму.

Как только он приблизился ко мне, дверь, ведущая с террасы в зал, открылась, и хор о чём-то спорящих голосов вмиг залил всё пространство вокруг. Дядя Руди вместе со своими собеседниками решил вернуться в дом, а вот Эспин, увидев его, тут же склонился к моему уху, чтобы шепнуть:

– Скроемся от посторонних глаз.

Не совсем вопрос и далеко не просьба. Его предложение больше походило на вызов, и я не могла его не принять. Эспин заинтриговал меня не на шутку, и потому я послушно проследовала за ним в сторону всё той же библиотеки, которую успел покинуть дядя Густав.

– Наверное, – заметил Эспин, когда мы остались одни – тебя уже утомили все эти разговоры о предстоящей экспедиции и дирижаблях.

– Да нет же, – возразила я. – Это ведь так интересно. Я даже помогаю дядя Руди обмерять и взвешивать снаряжение и провиант.

– Зачем?

– Так ведь места в гондоле дирижабля не так много. Да и грузоподъёмность ограничена. Приходится выбирать всё самое лёгкое и компактное. Наш дом теперь похож на склад всякой всячины. В коридорах не протиснуться между бидонами с едой и деревянными санями с лыжами.

– Лишь бы эти сани и лыжи не подвели, иначе неудачная экспедиция дяди Рудольфа рискует поломать немало жизней, что на дирижабле, что здесь.

Как же мне не понравились эти его слова. Конечно, о риске никто не забывал. И о том, что дирижабль может просто не долететь до оси мира, говорили не раз. Но дядя Руди не был бы собой, если бы не предусмотрел аварийную посадку на льды Студёного моря и план пешего похода до Полуночных островов – самого северного и самого холодного из всех обитаемых архипелагов, где он точно сможет найти помощь. Он всё рассчитал до малейших деталей: сколько литров керосина нужно с собой взять, чтобы его хватило для обогрева и приготовления пищи, как лучше высушить галеты, чтобы они стали лёгкими и не испортились в дороге, какого объёма должен быть запаянный алюминиевый бидон, чтобы в него помещалась суточная норма провизии, из каких пород дерева сколотить ящики для снаряжения, чтобы они были лёгкими и послужили в дальнейшем хорошим топливом. Нет, дядя Руди и ещё пятнадцать членов экипажа непременно рассчитывали вернуться домой, кто бы и что на этот счёт ни говорил.