Наследники Борджиа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 66

Придерживая Лехину руку, Витя почувствовал, как тот резко дернулся. Он скосил глаза на товарища — Рыбкин стоял абсолютно не помня себя в изумлении от увиденного, с по-детски широко раскрытым ртом.

А в диковинном зеркальном телевизоре уже появилось изображение: возник широкий сводчатый зал, полностью отделанный по стенам, полу и потолку тускло поблескивающим черным камнем с красноватыми прожилками. Посреди зала возвышалось могучее кресло с высокой узорной спинкой, выбитое из единого куска светло-зеленого нефрита. Оно стояло на возвышении, как трон, и к нему вели три нефритовые ступени. Мраморные плиты под ним были выстланы зелеными гобеленами со множеством вышитых фигур, изображающих охоту, и золоченой кожей с черными бархатными тюльпанами на ней. За сводчатыми окнами зала, в которых не было ни стекол, ни ставень, виднелась бескрайняя лазурная гладь моря. На нефритовом троне восседал рыцарь, голову которого украшала красная кардинальская шляпа, а плечи окутывала белоснежная мантия, на которой виднелся алый крест. У ног рыцаря, возлежа на зеленых гобеленах, дремала черная пантера.

Увидев рыцаря, Гарсиа поспешно отошел от Джованны и встал рядом с Витей, склонившись в поклоне. Сама герцогиня пала на одно колено и тоже низко склонила голову. Растерявшись, Витя не знал, что делать ему, и тоже на всякий случай кивнул головой: здрасьте, мол. Но рыцарь, слава Богу, не видел их с Лехой.

— Я слушаю вас, мой Командор, — раздался под сводами ризницы властный голос средневекового воина.

Витя оторопел: «Он еще и говорит! Мама миа!»

— Мой Маршал, — не поднимая головы, промолвила Джованна, — я нахожусь сейчас в ризнице аббатства Белоозеро, и передо мной стоит Ларец Луны. Сегодня я заберу его отсюда. Я выполнила Laissage, мой Маршал. Но я хочу предупредить вас, мой Маршал, что Командор Пустыни, посланный вами оказать мне поддержку, неверен вам. Мне стало известно, что он готовится отдать Ларец царю шахидов-ассасинов. Я не позволю ему этого, мой Маршал. Но вы должны знать о его предательстве.

Загорелое до черноты лицо рыцаря помрачнело. Стиснув рукой в кольчужной перчатке золоченую рукоятку меча, он грозно произнес:

— Не беспокойтесь, сестра Джованна, де Ридфор ответит за свое предательство. Я полагаю, я скоро увижу вас в Лазурном замке…

— Сир, — Джованна подняла голову и впервые позволила себе взглянуть на Маршала, — я хотела просить вашего разрешения остаться на Белом Озере. Ларец привезет вам царевна Атенаис. Ридфор похитил ее перед своим отъездом и хотел убить за ее верность вам, но мне удалось спасти вашу воспитанницу. Возможно, Ларец доставит кто-либо другой, кого вы пошлете за ним.

— Я уже послал вас, Командор, — ответил Маршал, и в голосе его прозвучало плохо скрытое недовольство. — И мне, признаться, удивительно слышать от вас подобные речи. Позвольте же спросить вас, Командор, от чего возникло у вас желание остаться?

Джованна промолчала и снова опустила глаза.

— Я могу догадаться.

Маршал Храма Гильом де Аре встал со своего трона и, спустившись по ступеням, стал приближаться.

Хищно оглядываясь по сторонам зелено-желтыми глазами и скаля белоснежные клыки, пантера, пригибаясь спиной к полу, почти ползла у его ног. Подойдя настолько близко, что в зеркале оставалось видным только его невозмутимо-горделивое лицо с яркими синими глазами, Маршал Аквитан сказал Джованне:

— Вы забываете, сестра Джованна, что мне очень легко узнать тайные побуждения вашего сердца. Я знаю, что поэтические чувства всерьез захлестнули вас. Но призываю вас, мой Командор, вспомнить о другом. Вспомнить, сколько душ человеческих погубили вы сами еще до того, как стали одной из нас. Разве вы любили короля Франции, когда добивались его взаимности? Нет, нисколько. Его руками вы хотели управлять Францией и решать судьбы других стран. Вы — верная дочь своего отца и деда. После их смерти вы высоко подняли, сестра Джованна, их знамя с круторогим быком, изображенным на нем. Вспомните, например, доверчивую графиню Диану де Пуатье, вашу наивную соперницу в борьбе за сердце короля! Невинное создание, она не ведала, с кем вступала в соперничество. В одну ночь вы высосали всю ее душу и выбросили ее несчастное тело на растерзание бесов. Теперь — я понимаю, сестра Джованна, — вам самой очень хочется, чтоб вас любили. Но за тридцать с лишним лет своей жизни на земле, вспомните, разве вы желали чего-либо иного, кроме власти и золота? Вы получили то, что хотели. И если бы вы жаждали любви, наши пути бы не пересеклись. Тамплиерских Командоров не интересуют почтенные матери семейства. Нас объединила общая ненависть к французскому престолу и желание властвовать над миром. Так кто сказал вам, сестра Джованна, что грех можно отбелить?

— Ложь! — воскликнула Джованна и резко поднялась с колен. — Ложь, — страстно возразила она Маршалу и глаза ее сверкали дерзновенной и пугающей зеленью распущенных мусульманских знамен: — Это неправда, что де Борджиа всегда желали только крови и упивались ею! Да, мы имели дерзость желать и имели смелость вырвать то, что желали. Мы не боялись быть такими, какие есть, в отличие от многих трусов, прикрывавших свои подлые душонки притворной добродетелью. А кто сказал, мой легендарный Маршал, что помыслы ложной добродетели не черны?

— Черны, — не поведя и бровью на ее слова, спокойно согласился с ней де Аре. — Что ж, это верно. Верно и то, что непомерная гордыня всегда была грехом де Борджиа. Ни ты, ни твой отец, ни дед не знали в ней ни меры, ни смирения. Но именно поэтому ваш предок герцог Борхо вступил в наш орден Соломонова Храма, а все его потомки были неразрывно связано с нами. Потому что устремления наши совпадали во всем. И ты близка к нам, сестра Джованна. Гордыня нас роднит. Когда-то еще король Ричард Львиное Сердце обещал отдать тамплиерам свою гордость, если тем не хватит своей. Но нам пока хватало. И мы сами могли бы поделиться ею с королями. Привези мне Ларец Балкиды, Джованна, и тогда мы продолжим в Лазурном замке наш спор.

— Я привезу Ларец, — потухшим голосом откликнулась герцогиня. — Я привезу вам душу графини Алинор, чего бы мне не стоило это. Но мне казалось, мой Маршал, что именно вы должны понять меня. Скажите, как полагаете вы, мессир, — с тех пор, как армии Бибарса стояли под Акрой, стало ли Мужество другим? Стала ли Гордость другой? Стала ли иной Любовь?

Она снова подняла на Аквитана свои малахитово-зеленые очи. Они были сухи. Но как тоскливы ветви иссохшей смоковницы в пустыне Галилейской, так были пронзительны ее глаза печальным беспредельным одиночеством.

При упоминании имени Алинор ярко-синий неумолимый взгляд Маршала стал глубже и темнее, но гордый рыцарь ничем не выдал своих чувств.

— Я полагаю, сестра Джованна, что и Гордость, и Мужество, и Любовь не мельчают с годами. Как хорошее вино, они становятся только крепче и надежней. Приезжайте в замок, — заключил он, — и привезите Великому Магистру столь долгожданный Ларец Луны. А Ридфора больше не опасайтесь. С его существованием покончено, я обещаю. Все. Я жду вас, Командор.

Маршал де Аре отвернулся от зеркала. Мистический желтый свет потух. Как-то неловко, словно каждое движение давалось ей с трудом, Джованна опустила крышку ларца.

Вздохнув с облегчением, Витя отпустил руку Рыбкина. И в это время бывший сержант, распираемый любопытством, скользнул к ларцу, чтобы снова открыть его и потрогать рукой зеркало.

Витя едва успел перехватить не в меру осмелевшего подчиненного:

— Ты что, сбрендил, что ли? — накинулся он на Леху. — Я же говорил тебе, ничего руками не трогать! Мало ли что! Тебе храмовники эти, тамплиеры, быстро зубы начистят, будут как у бобра в рекламе, так что и спросить не успеешь, зачем бобру такие зубы! А потом насадят на штык, как шашлык. Не понимаешь, что ли?

— На меч, — поправил его Рыбкин. — На меч насадят, товарищ майор.

— Смотри, какой грамотный! — съязвил Витя. — Ты куда почапал-то? Что тебе приспичило?

— Я… Я посмотреть. А что это было? — Рыбкин заговорщицки кивнул в сторону ларца. — Местный телек?