Наследники Борджиа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 34

Как и говорил Гарсиа, черный пифон, по счастью, оказался цел и невредим. На время охранявший его матрос вышел из помещения вместе корзиной, пока госпожа переодевалась, а затем снова вернулся на место и занял свой пост. Джованна скатала свою одежду в куль и приказала матросам сжечь ее на берегу вместе с костюмом капитана де Армеса, который передаст им его чуть позже. Затем она вернулась в римский будуар.

Чтобы девушка поскорее забыла, что ей довелось увидеть, Гарсиа рассказывал Тане о своем путешествии в Америку. По лицу самого капитана, как обычно, бледному и невозмутимому, трудно было даже предположить, какую страшную борьбу за жизнь своей госпожи ему только что пришлось вести. Стены комнаты, обитые алым бархатом, пестрели жизнерадостными изображениями мифологических сцен: терракотовые амуры, стройные белокурые эфебы резвились среди цветов на берегу водоема с молодыми людьми в патрицианских хламидах, застегнутых камеями, и горделивыми девами в перламутровых пеплумах с золотыми поясами. Свод будуара подпирали две порфировые колонны. С потолка и со стен низко свисали горящие лампады. У окна, выходящего на палубу, длинными занавесями спускались с плафона пурпурные полотна, воспроизводящие штандарты легендарных легионов Цезаря. В глубине этой небольшой полукруглой залы в куще рассаженных в вазах тонколистых растений, полулежала мраморная нимфа. Из склоненной урны богиня тихонько лила струйку воды в небольшой бассейн перед ней. Вдоль стен комнаты тянулись мраморные древнеримские скамьи, покрытые подушками. Впереди нимфы стояло три глубоких кресла, затянутых розовым индийским шелком, вышитым цветами.

Уже одетая в прозрачную газовую тунику Тана сидела на среднем из них, кутаясь в свое страусовое одеяло. Когда Джованна вошла, она радостно потянулась к ней.

— Я, правда, думала, госпожа, когда открыла глаза, что оказалась в детстве, — радостно защебетала она, — у себя дома во дворце в Каире. Знаете, в стране, где я родилась, нет ни рассветов, ни сумерек. Ночь опускается внезапно, и иссиня-голубой день следует за днем золотым, когда все дремлет под палящими лучами раскаленного, как свинец, солнца. Я только что видела в мелькавших передо мной картинах в моем путешествии по волнам сна, как яркий свет падает с бледного неба на землю, истомленную жарой, а за стенами древнего сада вокруг разрушенного дворца, где когда-то жили мои предки, все еще цветут акации, мимозы и фараоновы смоковницы, совсем такие, как они запомнились мне с детства. А вдали, на горизонте встает высокая цепь Ливийских гор, розоватых с сапфировыми тенями… Как давно я не была дома, в Каире, — она тихонько всхлипнула. — Мне все так странно в этой северной стране! Здесь ночь такая же светлая, как день, а солнце светит тускло и совсем не греет…

— Тебе необходимо пока отдыхать, Тана, — ласково погладила египтянку по руке Джованна. — Здесь, на галере, ты можешь чувствовать себя спокойно. А у нас с Гарсиа очень много дел. Судя по сегодняшним событиям, — обратилась она к капитану, — нам нельзя больше откладывать выполнение приказа Маршала. Мы должны как можно скорее забрать Цветок Луны из монастыря. Ты проникнешь в крепость и предупредишь Виктора, чтобы он открыл нам ворота.

— Но как же вы пройдете, госпожа, через коридор смерти, не имея при себе гелиотропа? — тревожно усомнился Гарсиа. — Я выполню ваш приказ. Я смогу пройти в крепость и предупрежу свенов. Надеюсь, они никак не пострадают от осады и будут держаться осторожно, так как теперь нельзя рассчитывать на то, что Ридфор будет слушаться наших указаний о том, кого можно трогать в крепости, а кого нельзя. Виктор откроет ворота, я пройду. Но я не имею права притронуться к самому Ларцу. Чтобы ни происходило, я не смею оскорбить своим прикосновением честь рыцарей ордена Храма. Ларец должны взять вы…

— Да, ларец должна взять я. Это мой долг, мой обет, мой Laissage, — задумчиво произнесла Джованна. — Вот задача… Ты не можешь прикоснуться, я не могу пройти через коридор смерти. Что же, отдавать ларец Командору Пустыни? Душу графини де Тулуз д'Аргонн, святой мученицы и любимой женщины Маршала отдать отступнику, предателю и убийце, чтобы он потешался с ней на досуге? Это немыслимо!

— Душу госпожи аббатиссы? — встрепенулась притихшая было Тана. — Вы знаете, госпожа, я принадлежу к древнему египетскому роду. Было время, когда мои предки царствовали над Египтом. Но турки-сельджуки, захватив Египет, убили их. А я и два моих старших брата чудом остались в живых. Мы бежали от мусульман с пожилой кормилицей-негритянкой. Долго скитались по городам и пустыням, нигде не находя пристанища, всюду гонимые и проклинаемые. Наконец уже полуживые от голода и усталости, мы пришли в город Птолемаиду, который стал тогда главным городом франков после Иерусалима. Нас приютили братья-храмовники в одном из своих госпиталей, а затем направили в монастырь святой Бер-нардины. Мы нашли спасение у франков и приняли их веру. Я выросла в монастыре святой Бернардины в Акре, и настоятельница монастыря, госпожа Алинор, сама учила меня математике, астрономии, рисованию и поэзии.

Мои братья выросли и вступили в сирийскую пехоту ордена рыцарей Храма. Они храбро дрались за христианскую веру, и Маршал Храма Гильом де Аре не раз отличал их. Я подумала сейчас, госпожа, что сама судьба свела меня с вами, чтобы отплатить сполна за всю доброту, которую я знала от госпожи Алинор, и помочь ей вернуться к Маршалу. От своей кормилицы я слышала один древний египетский рецепт, его использовали при бальзамировании мумий… — Тана перешла на шепот. — Он может помочь вам, госпожа. Если позволите, я скажу…

— Говори, Тана, — разрешила ей герцогиня. Она почувствовала, что долгожданный выход из казалось бы безнадежной ситуации наконец нашелся. — Я слушаю тебя.

— В древние времена в долине Бибан-эль-Молюк у подножия Ливийских гор в величественных пирамидах погребали самых знаменитых и могущественных фараонов, правящих древним городом, который позднее назывался Фивами, а теперь зовется Каиром, — начала свой рассказ египтянка. — Для того, чтобы сохранить тела правителей нетленными на века, их обволакивали сплошным маслянистым покрытием, составленным из эссенций кедра, сандалового порошка, мирры и корицы, а затем оборачивали в тонкий льняной холст. Когда маска застывала, ее уже не могли взять ни проказа, ни слоновая болезнь, ни тлен, ни разрушение, ни могильные черви. Древние бальзамировщики умели побеждать смерть. И если вы, госпожа, последуете их рецепту, то сможете невредимой пройти в монастырь.

— Это хорошая мысль, — грустно улыбнулась, дослушав ее, Джованна. — Но где нам взять эссенции кедра, сандалового порошка, мирры и корицы здесь, на Белом озере, далеко на севере от тех стран, где растут такие травы и деревья?

— Моя кормилица до самой смерти заботилась обо мне, как мать, — нисколько не смущаясь ее вопросом, продолжала Тана. — Она мечтала, чтобы царский род не угас, и если ему не суждено продолжиться и властвовать в этой жизни, то пусть хотя бы в загробный мир ее маленькая принцесса отойдет как царица. Она сохранила для меня старинные эссенции. Они не выдыхаются и не портятся с годами, наоборот, становятся все действеннее. Как и завещала мне приемная матушка, я никогда не расставалась с ее наследством, и отправляясь с Ридфором сюда, взяла шкатулку фараонов с собой. Боясь, что он отнимет у меня мое сокровище, я закопала шкатулку под тремя серебристыми елями. Маршал Храма научил меня географии. Так что найти шкатулку легко. Я заметила, что если от шатра Ридфора смотреть на центр земли, туда, где находится Иерусалим, то на крайнем востоке, в стороне устья Ганга как раз и находится то самое место. И если бы господин капитан достал ту шкатулку, — Тана робко взглянула на Гарсиа, — то я согласилась бы приготовить для вас старинный бальзам. Ведь весь секрет состоит даже не в составляющих его частях, а в их пропорциях и времени обработки. Это величайшая из тайн, нигде и никогда не написанная. Ее передавали из уст в уста поколения бальзамировщиков своим сыновьям, отходя в мир иной, тихонько, на ушко, чтобы не услыхала даже птица. Кормилица, дочь одного из таких людей, открыла его мне. Ее отец умер рано, и у него не было сына. Он оставил свой секрет дочери. Теперь я знаю этот рецепт. Я помогу вам. Смерть не тронет вас, госпожа. Ей придется отступить перед верой и мудростью древних.