Долгая ночь - Абашидзе Григол Григорьевич - Страница 22

Небо стало сизым, как перья голубя, потянуло холодным ветром. Хорезмийцы пошли.

Торели проснулся, потому что стало зябко. Он потянулся так сладко, что чуть не захрустела поясница. И тут же услышал грохот обваливающихся камней и лязг металла. В следующее мгновение шум барабанов заглушил все остальные звуки. Около своей палатки Иванэ Ахалцихели садился на коня, отдавая какие-то распоряжения. Его брат Шалва скакал, размахивая саблей, и что-то громко кричал. Не прошло и минуты, как авангард грузинской армии, предводительствуемый братьями Ахалцихели, был на ногах.

Но близко уж со всех сторон неслись истерические крики: "Аллах! Ил аллах!" С боевыми криками хорезмийцы карабкались на скалы. Они хватались за кусты, за камни, умудряясь угрожающе размахивать саблями. Пока их заметили, они проделали большую часть пути.

– Аллах! Ил аллах!

Хорезмийцы карабкались под прикрытием града стрел, извергаемых отрядами лучников, которые тоже успели в темноте и тишине подойти почти к самым вершинам.

– Аллах! Ил аллах!

Словно отары овец, плотной однородной массой заполнили атакующие все склоны гор. Левое крыло хорезмийцев, под предводительством брата султана Киас-эд-Дина и Орхана, ожесточенно напирало на только что проснувшихся, как следует не опомнившихся грузин. Правое крыло осыпало грузин таким дождем стрел, что не оставалось в воздухе ни одной непронзенной точки.

Грузины тоже отстреливались, но дождь их стрел был пореже, тогда как стрелы атакующих создавали непроходимое пространство, благодаря чему беспрепятственно продвигались вперед пешие отряды Киас-эд-Дина и Орхана.

На этот опасный фланг прежде всего поспешили братья Ахалцихели. Увидев вождей, грузины вдохновились и бросились на атакующего врага. Завязалась рукопашная схватка. Войска хорезмийцев скатились к подножию горы. То, что враг дрогнул, не укрылось от опытного глаза Шалвы Ахалцихели.

– Бей их, громи, гони! – воскликнул Шалва и сам обрушился на стену врагов. Стена дрогнула и прогнулась. Но в то время как один фланг хорезмийцев постепенно сползал со склона к подножию, другой фланг достиг высот и начал разворачиваться на них. Фактически атакующие зашли в тыл отрядам Ахалцихели. Тогда старший брат перекинулся на высоты, и там закипела такая сеча, такая резня, что сначала ничего нельзя было разобрать. Все же у грузин было некоторое преимущество в позиции, хотя их было гораздо меньше. Вероятно, им удалось бы в конце концов отбить высоты, если бы в это время Джелал-эд-Дин не двинул свои центральные, свои основные войска. Железная конница султана с оглушительным шумом и дикими воплями двинулась на грузин.

Шалва, увидев надвигающуюся железную лавину, еще раз оглянулся в сторону главного грузинского стана: ведет ли наконец командующий главную армию грузин на помощь истекающему кровью авангарду? Но было тихо в стороне главной ставки, на помощь никто не шел. Уж восемь гонцов отправил Шалва к Мхаргрдзели с просьбой немедленно слать подкрепления. Ни один гонец не возвратился назад, как будто вся армия грузин или перебита, или ушла.

Нельзя было допустить, чтобы конница ворвалась на высоты. Это была бы полная и окончательная гибель авангарда. Лучших воинов из тех, что оставались в живых, Шалва расположил в центре неудержимой конной атаки. Рушили скалы, засыпали конницу тучами стрел и добились того, что центр отхлынул. Но фланги конницы продвигались вперед. Там некому было с ними биться, и Шалва понял, что нужно отходить, пока еще не замкнулось сзади намертво стальное кольцо.

Появился откуда-то с фланга разъяренный Иванэ.

– Где же наши? Что они собираются с нами сделать?! Шесть гонцов я послал к амирспасалару, а от него ни слова.

– Я тоже посылаю гонца за гонцом.

– Значит, нас обрекли на смерть?

– Не жалко наших голов, но если враг укрепится на высотах – проиграна вся война, проиграна Грузия!

– Я сам поскачу к Мхаргрдзели и либо зарублю его, либо пусть он ведет войска в атаку!

Иванэ повернул коня и ускакал в сторону главного стана.

Высоты между тем затопляла понемногу кипящая масса рукопашного боя. Горстка грузин тонула, захлебывалась в этой вязкой ужасной массе. Шалва Ахалцихели пока еще не падал духом. Опоздание грузин он считал военной хитростью Мхаргрдзели. Вероятно, амирспасалар хочет как можно больше хорезмийцев заманить на высоты, а потом ударить на них, сшибить с высот, чтобы они покатились, как камни. Разве не так же поступили грузины при царице Тамар в знаменитом Шамхорском бою? Тогда враги почти совсем уничтожили грузинский авангард. Судьба сражения висела на волоске, но тут навалилась основная армия и повернула дело.

Может быть, на это рассчитывает и Мхаргрдзели, но слишком долго уж он раскачивается.

Хорезмийцы окончательно затопили высоты. Бьются до последнего вздоха и падают отборные рыцари Грузинского царства. Копьем в пах пронзили коня под Шалвой, конь едва не придавил хозяина, когда упал на скользкую кровавую землю. Шалва и пеший не оставил меча. Он, правда, не видел уж, кого поражает меч. Как пьяный, махал он направо и налево, и там, куда поворачивался Шалва, редели ряды врагов, образовывалась брешь, потому что падало сразу несколько человек. Но стена пружинила, возвращалась на старое место, когда Шалва поворачивался в другую сторону. Руки делали одно, а голова думала о другом.

Неужели командующий принес нас в жертву, неужели из-за зависти к братьям Ахалцихели он губит и армию и страну? А другие грузинские полководцы? Двоюродный брат Шалвы Варам Гагели, старый боевой соратник, неужели и он оставил друга в беде? Где Бакурцихели, верный рыцарь двора, где благородный доблестный Цотнэ Дадиани? Где… В глазах у Шалвы зарябило. Верно, дотянулся до его шлема саблей какой-нибудь жалкий хорезмиец. Но не так-то просто сокрушить богатыря Шалву.

– Шалва! – услышал он сквозь шум в ушах голос придворного поэта Торели. – Лети в ставку. Или заруби атабека, или заставь поднять войска.

Но и в главную ставку нельзя ускакать Шалве. Догонит стрела, вонзится в спину, и скажут, что Шалва бежал с поля боя. Никогда еще Шалва не показывал врагам спины.

– Шалва, спасайся, беги! – в каком-то отчаянии крикнул Турман Торели, отбиваясь от четверых сразу.

После этого обреченного крика оставшаяся горстка грузин вдруг повернулась к врагам спиной, чтобы прорваться из окружения. Враги увидели, что знамя Грузии дрогнуло и двинулось к тылу. С новым ожесточением они бросились вдогонку за знаменем. Знамя закачалось, на мгновение высоко взметнулось над сечей и рухнуло в кровавую кашу.

Шалва схватился за правое плечо. Сквозь пальцы брызгала кровь. Окровавленной рукой он начал мазать лицо, и лоб, и щеки. Солоно сделалось на губах. Торели, обернувшись, увидел кровавую маску вместо лица Шалвы.

– Мажь и ты, мажь кровью лицо, примут за мертвеца!

Шалва упал и сразу затерялся среди бесчисленных трупов. Торели окунул руку в лужу чьей-то чужой (может быть, хорезмийской) крови и, разукрасив себе лицо, тоже упал на сраженных врагов и братьев.

Бегут над Шалвой и Торели пешие хорезмийцы, с улюлюканьем мчится конница. Некогда разбирать, кто жив, кто мертв. Вот перепрыгнули через Торели, вот поднялось копыто, брызнула чья-то кровь, полетели клочья мяса. Мчатся над поверженными грузинами враги, зов к аллаху не смолкает ни на секунду:

– Аллах! Ил аллах!

Мчатся… Мчатся… Мчатся… Свистят сабли, храпят кони, вопят люди, стучат копыта, звенит оружие. Мчатся, мчатся, мчатся. Господи, будет ли им конец. Их передовые должны были уж достигнуть главного лагеря грузин. Отчего же не слышно оттуда шума боя!

Шалва знает, как шумит рукопашная схватка и как шумит ничем не сдерживаемая погоня врага. Где же наши войска? Почему не вступают в бой? Что произошло там, в главном стане? Какое непоправимое несчастье, какая неслыханная беда!

Случилось что-то такое, за что Грузия расплатится не только тремя тысячами воинов авангарда, но что явится началом небывалого страшного бедствия.