Камни Юсуфа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 54

Козлиха спряталась за широким массивным дубом и с опаской выглядывала из-за него. Витя начал потихоньку отступать к тому месту, где должен был находиться Рыбкин. Но это только подхлестнуло толпу. Они бросились на него и на подскочившего на подмогу Рыбкина, и наверное, разнесли бы обоих по косточкам, не найди кто-то из них в отобранной у чекиста сумке половину большого каравая. Тут они вмиг забыли о чужаках и стали драться между собой, деля хлеб. Изрядно помятый, Витя поднялся на ноги.

— У тебя пряники остались? — крикнул он Рыбкину.

— Ага! — кивнул тот.

— Тогда кидай им все, и сваливаем! — приказал Растопченко. — А то костей не соберем.

Бросив в толпу оставшиеся пряники и уже больше не оборачиваясь, Витя и едва поспевавший за ним Рыбкин что есть мочи побежали вниз по склону, подальше от подворья.

Перевели они дух только у самого подножья холма. Не без страха в душе Растопченко посмотрел назад; он не на шутку боялся увидеть, что жуткая толпа мерзких уродливых людишек мчится вслед за ним по тропе. Но страхи его оказались напрасны. Вокруг опять царили тишина и полный покой. Пели птицы, стрекотали кузнечики, в воздухе пахло медом. Вдруг совсем рядом с Витей хрустнули ветки небольших дубков, и из-за них вылезла запыхавшаяся Козлиха.

— Ох, едва угналася за вами, — прошамкала она, — бросили меня тама. А тама мне чо? Мне тама не чо…

— А ты меня как бросила?! — накинулся на нее Витя. — Меня чуть не затоптали. Не могла предупредить?

— А я предупрежала, предупрежала я, — оправдывалась старуха, — только испужалась маленько. Да ты не серчай, мил человек, — она примирительно царапнула Витю когтями по руке, — я вот тебе гостинчик припасла, скушай, — она достала из потайного кармана обваленный в пыли пряник и протянула его Вите, — и сразу полегчает.

— Вот дает бабонька! — рассмеялся Витя. — И нас догнала, да еще и пряник прихватила. Вот, Леха, учись. Рекордсменка. Ей бы на Олимпиаде выступать, в эстафетной гонке. Точно медаль взяла бы!

Леха согласно закивал головой.

Не слушая Витю, Козлиха уселась на придорожный камень, разломила пряник на три части, две аккуратно положила на травку рядом, а третью принялась с аппетитом сосать, причмокивая. Рыбкин и Растопченко переглянулись, взяли оставшиеся части пряника и, присев на траву у раскидистого дуба недалеко от Козлики, последовали ее примеру. Над Москвой-рекой разнесся тягучий перезвон колоколов. В Даниловском подворье звонили к обедне. С высоты холма можно было видеть, как у реки, во владениях пана Дроздецкого, прихрамывающий кучер Андрюха, — значит, поляк все-таки догнал его с палкой, — расставляет прямо на улице на трухлявом столе, покрытом бархатной скатеркой, глиняные торели, покрашенные под серебро, чтобы подавать хозяину обед, когда тот отойдет от образов.

— Слышь, бабонька, — позвал Витя Козлиху, — а как эту подругу твою, что кинулась на меня, зовут?

— Ксения зовут, — откликнулась Козлиха, досасывая пряник. — А чо?

— А ты мне ее сможешь привести, если понадобится?

— А куды привести? — не поняла Козлиха.

— Куды скажу, — передразнил ее Витя. — Я спрашиваю, сможешь?

— Смогу, чего ж не смочь, — согласилась Козлиха, — только вот… — она как-то озабоченно заерзала на камне.

— Да заплачу, заплачу, не дрейфь, — успокоил ее Витя. — В обиде не будешь.

— Тогда прямо завтра приведу, — предложила Козлиха.

— Завтра не надо, — рассердился Витя. — Приведешь, когда скажу. Поняла? Через Лукиничну я тебе передам.

— Ага, ага… — закивала головой Козлиха, и вши гроздьями посыпались с нее.

— Тьфу ты, бабка! — отскочил Витя. — Не отдохнешь с тобой спокойно. Дезинфекция тебе нужна.

Козлиха непонимающе уставилась на него.

— Ладно, — махнул рукой Витя, — пошли, хватит сидеть.

От Даниловского подворья едва слышно доносился нестройный хор голосов, нищая братия под колокольный звон вопила псалом: «Возлюблю тя, Господи, крепосте моя…». Витю аж передернуло, он ускорил шаг, торопясь поскорее уйти подальше.

На Кучковом поле, что на Сретенке, недалеко от кремлевской стены народ начал собираться с раннего утра. Еще накануне разнесся слух, что, по повелению государя, состоится здесь кулачный поединок князя Белозерского и опричника Андрея Голенище, как именовали князя Андомского его соратники, за право владения землей белозерской, да на потеху государю великому и всему честному люду.

Едва рассвело, огородили серебряной цепью место для поединка в двадцать пять сажень. Бояре знатные стали съезжаться пораньше, стараясь опередить друг друга и занять места поближе к полю, да с государем рядышком. То и дело то там, то здесь возникали споры и даже мелкие стычки с применением палок и подножных камней за более удобные места. Кто-то грозился даже реестр принести, где указано, какая из боярских фамилий знатней, и какой, соответственно, ближе стоять положено.

К Кучкову полю спешили слободские и посадские, ремесленники и тяглые люди, купцы закрывали свои лавки и тоже торопились к Москве-реке, чтобы не пропустить знаменательное зрелище. Всякий бродячий и лихой народец собирался здесь группками, поглядывая, как бы незаметно затесаться в толпе, чтобы потом беспрепятственно шарить по карманам увлеченных поединком зрителей.

В ожидании прибытия государя бояре спорили между собой. Кто ставил на князя Белозерского, он, мол, удалец знатный, сколько побед за ним, иные же, наоборот, делали ставку на Андому, он моложе, да и злость ему поможет, обидели его, мол, белозерские князья.

Наконец, в четвертом часу дня прибыл государь Иоанн Васильевич, в сопровождении князя Афанасия Вяземского, Алексея Басманова и целого эскорта опричников, среди которых все увидели и Андрея Голенище. Князь Андомский посчитал для себя излишним приезжать на поле поединка заранее. Он полагал, что гораздо эффектнее появиться перед самым началом схватки в свите государя, заставив публику подождать, что подчеркнет его уверенность в себе. А главное — долгое ожидание в неизвестности, возможно, выбьет из колеи его соперника, которого Голенище, по правде сказать, побаивался.

Однако князь Алексей Петрович к отсутствию Андомы отнесся без особого внимания. Он был уверен, что тот в конце концов появится, и потому спокойно готовился к поединку, разминая руки в бойцовских рукавицах. Сомыч уговаривал его смазать тонким слоем жира от рассечения брови, скулы и переносицу, но Алексей Петрович отказался.

— Негоже старшему князю Белозерскому от младшего замазываться. Не дорос еще Андома меня пугать.

Сомыч огорченно покачал головой: гордость — гордостью, а коли что… И посмотрел на стоявшего рядом Никиту.

Тот молча развел руками: что сделаешь, раз не хочет?

Князь Алексей Петрович сосредоточенно катал одну рукавицу по другой, упершись их ударными выпуклостями друг в друга, потом ударил сжатой левой в раскрытую правую, и сжатой правой в раскрытую левую, раз, другой, третий. Уложил поудобнее большие пальцы, самое уязвимое место рук при ударе, и резко опустил одновременно обе руки вниз, расслабив их полностью. Потом поднял их до уровня плеч, встряхнул несколько раз, сбрасывая оставшуюся напряженность, и снова опустил вниз, окончательно убеждаясь, что он готов к бою. В сторону выехавшего к полю покрасоваться перед зрителями Андомы он даже не посмотрел.

Наконец Голенище слез с коня, скинул черный с серебром кафтан, служка помог ему натянуть рукавицы. Царский бирюч возвестил о начале поединка. Князь Алексей Петрович, осенив себя крестным знамением и поцеловав висящий на груди образок святого Кирилла Белозерского, вышел на середину поля, поклонился государю и честному люду вокруг. Навстречу ему, поприветствовав только государя, выскочил Андома, грозно поводя могучими плечами и всем своим видом демонстрируя превосходство.

Народ вокруг поля притих. Весельчаки да затейники, позванные смешить народ, ударили в накры и бубны. Противники молча разошлись, схватка началась. Первый же удар Алексея Петровича поразил Андому в грудь, так что тот едва устоял на ногах, глубоко присев, но все-таки удержал равновесие. Князь Алексей Петрович слегка отступил, позволив Андоме выпрямиться. С яростью тот бросился на него, норовя попасть в висок, но промахнулся.