Камни Юсуфа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 47

— Вот как? — обернулась Вассиана. — Держит слово, значит, смелый стал. Ты уж постарайся письмо-то от Ирины ему завтра с ночи еще подсунуть, а то как бы поздно не было потом…

— Есть у меня еще одно сведение, госпожа, уж не знаю, как быть… — осторожно завел испанец новый разговор.

— Что такое? — строго спросила Вассиана.

— Да иноземцы, что у Водьской Пятины к князю привязались, два свена те одолели меня. Так и бегают следом. Я уж устал вид делать, что не замечаю их. Один, пока с Андомой у Гостиного двора говорили, битый час под ногами валялся, мешком прикрывшись, думал, что не замечу его.

— Он же не знал, что ты и затылком видишь…

— Боюсь, как бы в главном деле не помешали… Вертятся под ногами.

— Считаешь, избавиться надо от них? — улыбнулась Вассиана. — Избавиться — шума наделаем, будут искать. Да и зачем? Только руки пачкать. Невелики фигуры. Их использовать надо в наших целях. Чтобы они не за тобой бегали от делать нечего, а по твоим поручениям. Как это сделать? — она снова уселась на кровать, взяв пифона на руки. — Старший их, по всему видно, денежки любит и домой, наверняка, вернуться хочет, к какой-нибудь бабенке своей под крылышко. Вот на том и сыграть надо. Он мне теперь как раз понадобится. Князь Никита, сам знаешь, за грязное дело не возьмется, он честный очень, сердцем чист. Марать его я не стану. По сравнению с прочими, Никита безгрешен, как ангел. Зачем портить жизнь, если человек сам ее не покалечил. У нас калек хватает, с кем дело иметь. А вот свену до ангелов далеко, он мне послужит. И помощник его. Так что постарайся, друг Гарсиа, чтобы, бегая за тобой, они на меня наткнулись. Я уж потолкую с ними.

— Хорошо, госпожа, — низко поклонился капитан.

— А теперь иди, — отпустила его Вассиана. — Слышишь, ворота отпирают, да топот копыт. Князья возвращаются. Иди скорее.

Прижимая скорбную ношу к груди, испанец удалился.

Войдя в дом, князь Алексей Петрович сразу же наткнулся на Сомыча, который при свете крестьянской лучины, дабы не привлекать излишнего внимания, азартно резался в зернь с несколькими дворовыми Шелешпанских. Сидели они почти у самого входа, готовые, если послышатся шаги Емельяны Феодоровны, тут же смотать удочки. Запрещенную церковью игру в дом Шелешпанских притащил конюх Мишутка, подглядевший ее в кабацкой бане, где собирались всякая голытьба да пешеходы. Теперь он сам обучал остальных. Рядом с Сомычем приютился Рыбкин, наблюдавший, как подбрасывают косточки с белой и черной стороной и как они упадут.

— Ну, и чья берет? — спросил, несмотря на мрачное состояние духа, Алексей Петрович.

— Чья?! — уверенно откликнулся Сомыч, хотя остальные, оробев, притихли. — Наша, конечно, Ляксей Петрович. Как иначе-то!

— Молодец ты, Сомыч, — похвалил его князь и прошел в сени. Навстречу ему кинулась Вассиана и низко склонилась в поклоне перед мужем.

— Что так задержались, свет мой? Случилось что? — встревожено спросила она. Князь с нежностью обнял жену.

— Да беда приключилась, княгинюшка. Друга моего Юсуфа супостаты покалечили, чуть не до смерти. Я бы свез тебя завтра к нему, поглядела бы, может, помогла чем.

— Конечно, свет мой, — княгиня ласково прижалась лбом к его плечу, — завтра же и поедем. Только знаешь ты, гонец грамоту царскую привез…

— Да, — спокойно кивнул головой князь, — сказал мне уже Афанасий. Что ж, на все воля государева, да нам не впервой — выдюжим. Как Сомыч говорит — где наша не пропадала. Вот сразу после боя к Юсуфу и поедем, так что соберись.

— Соберусь, свет мой, как прикажешь, — поклонилась княгиня.

Вслед за Алексей Петровичем со двора вошел Никита, и, подняв голову, Вассиана встретила его напряженный испытывающий взгляд. Улучив минуту, когда Алексей Петрович отвлекся, Никита подошел к ней и спросил вполголоса:

— Дозволь узнать, государыня, не знакомо ли тебе по жизни твоей прежней в Италии имя такое, де Борджа?

— Де Борджа? — переспросила удивленно Вассиана. — Кому ж в Италии оно не знакомо. Но для нашей семьи де Борджа всегда были слишком знатны, чтоб сблизиться с ними.

— А разве не известно тебе, — продолжал Никита, не отрывая от ее лица внимательного взгляда зеленющих, как у диковинной кошки, глаз, — что прежде, лет этак тридцать назад, галерой твоей, что на Белом озере теперь на якоре стоит, владели именно герцоги де Борджа?

— Откуда ведомо тебе это? — все больше удивлялась Вассиана.

— Сказал мне один пожилой итальянец мимоходом…

— На Белом озере итальянцев нет…

— Как знать теперь, — усмехнулся Никита, — кто там нынче есть… Только он мне здесь, в Москве сказал, когда я ему кинжал показал, которым Юсуфа поранили. Кинжал тоже, оказывается, фамилии де Борджа принадлежит…

— Все может быть, — пожала плечами княгиня, — я кинжала не видала. Показал бы мне, может, и я тебе что более ясно сказала…

— У меня его уже нет.

— Вот как? Что же ты тогда допытываешься от меня? — спросила она с обидой в голосе. — Меня тридцать лет назад еще на свете не было, сам знаешь, а у кого мой отец галеру купил — мне неизвестно, может статься, и у наследников де Борджа…

— У де Борджа нет наследников, это тоже каждый итальянец знает, — сурово прервал ее Никита.

— Почему каждый? — возразила она. — Может, твой собеседник, от которого ты столько сведений получил, что-то и знает, а я, например — нет. Да я и не итальянка, если помнишь… Возможно, отец мой купил галеру у самого де Борджа, а возможно, у кого-то, кто владел ею после них. Ведь не болталась же она в море ничья! Столь дорогая вещица не валяется на дороге, и в море не плавает без хозяина.

— Вот и я спросить хочу, — продолжал настаивать Никита, — откуда же у твоего отца средства взялись, чтобы ее приобрести? Ведь говорила ты, не очень он был богат.

— Не богат, — согласилась Вассиана, — но ведь обеднел он незадолго до смерти. А прежде… Мы хоть и византийские принцы, но знатностью латинским не уступим. Однако мы, греки — православные, а потому, конечно, с де Борджа и Медичи, истовыми католиками, дружбы не водили…

— А не была ли знакома ты с герцогиней Джованной де Борджа? — как бы невзначай спросил Никита и внимательно посмотрел на нее.

— Нет, я же сказала тебе, — начала уже сердиться Вассиана. — Что за дознавание ты мне устроил? Джованна де Борджа намного старше меня. Я еще не родилась, а ее уже в живых не было. Если я ее когда и видела, то только на фресках кафедрального собора в Риме, расписанного Сандро Боттичелли. Все свои женские образы он писал с нее. Вот и все.

Никита вздохнул и потупил взор.

— От чего ты все спрашиваешь меня? — поинтересовалась Вассиана. — Неладное что-то о галере моей узнал?

— Да нет, не о галере, — ответил он негромко и замолчал.

— Ты поручение мое выполнил? — спросила она его строго.

— Какое? — он не сразу понял, о чем речь.

— То, которое нужного человека из кабака или еще откуда, в Москве неизвестного, касалось?

— Нет, — честно признался Никита. — Когда мне было?

— Вот и отправляйся сегодня ночью. Да оденься поскромнее, чтобы глаза-то не мозолить. Андома князя нашего на поединок вызвал, так что медлить нельзя. Мало ли как битва закончится. Подготовиться надобно. Знаю, что не по нутру тебе такие дела, — сказала она, увидев, как переменился в лице Никита, — но это единственное, о чем я прошу тебя. Остальное же предоставь мне. И пришли ко мне старшего свена, если встретишь, пусть отыщет меня.

— Зачем? — не понял Никита.

— Потолковать с ним хочу.

В маленьком домике для прислуги, сквозь стены которого было отчетливо слышно, как хрюкали свиньи на скотном дворе, да мычали коровы в хлеву, бывший майор советской госбезопасности, засланный, как он сам про себя думал, в тыл неизвестного дотоле врага, плотно поев овсяной каши и стараясь не обращать внимания на тошнотворный запах коровьей и конской мочи, просачивающийся сквозь щели ветхой избенки, от нечего делать наблюдал, как Лукинична, позвав тайком от хозяев свою замоскворецкую подругу колдунью Машку-Козлиху, ведет, по мысли Вити, «прием граждан».