Пуговицы (СИ) - Мартин Ида - Страница 90

Оглянулся на неё и вообще офигел, половина лица у неё была обожжена, олимпийка на плечах скукожилась, а глаза светились такой ненавистью, что мне до сих пор жутко об этом вспоминать. И она такая: если ты, блин, Липатов, хоть слово вякнешь, я клянусь, что убью тебя. Понял? Несколько раз потрясла меня, пока я хоть что-то связное в ответ промычать смог.

Короче, я сразу домой помчался. Без куртки. Всю ночь ужасы мерещились, будто Надежда за мной приходит. И рассказать кому-то страшно и не рассказывать тоже. Решил подождать, посмотреть, что будет. Но Надежда Эдуардовна пропала, и я постарался эту тему забыть.

— Короче Надя жива, — сообщила мне потерявшая терпение Лиза.

Вероятно, она слышала эту историю уже много раз.

— Я рассказал про это Томашу, — добавил Липа. — И он тоже забеспокоился. Сказал, что если Надежда Эдуардовна жива, то может сделать тебе что-нибудь плохое.

— Сеня может пойти с этим в полицию и её начнут искать, — Лиза оживилась. — Потому что пока Надю не поймают, тебе постоянно будет угрожать опасность. Не можешь же ты всю оставшуюся жизнь дома сидеть. Всё-таки поразительно. А ведь этот твой сон и в самом деле был вещий. Ну или как это называется…? Интуитивный?

— Надя мертва, — прохрипела я, едва сдерживаясь, чтобы не закашлять. — В полиции это подтвердили.

— Этого не может быть! — воскликнул Липа. — Я её видел собственными глазами. На светофоре возле Фикс прайса. Это ужасное, обожжённое лицо…

— Нет, — сказала я с уверенностью. — Надя мертва.

— Ладно, — Липа пожал плечами. — Так всем проще. Но кто же тогда её убил?

— Получается, что Светка. Та женщина, с которой Надя подралась. Тамара Андреевна договорилась с ней встретиться и ждала, но не дождалась. Теперь понятно почему. Надя кинула Светку на деньги. И та хотела их вернуть. Поэтому так всё и произошло. С учётом того, в каком состоянии в тот вечер была Надя, и что она собиралась сделать, это не удивительно.

— Но как же? — Лиза недоуменно похлопала глазами. — Сеня ведь сам видел, что это Надя победила Светку.

— А как Надя растяжку забрала из контейнера? Как вернулась в палисадник он видел?

— Нет, — признался Липа. — Я сразу домой побежал.

— Вот именно.

— Я ему тоже сказала, — Лиза толкнула Липу локтем. — Ну как бы Надя оставила хомяка?

— Спасибо! — я посмотрела на Липатова. — Ты мне очень помог. Я теперь хотя бы поняла, что там случилось. А как и чем Светке удалось расправиться с Надей, уже совершенно не важно. Главное, что никто из наших тут не при чём. Это меня больше всего беспокоило.

Пришла мама, она ездила к нотариусу. Поздоровалась с ребятами, после чего принюхалась и скривилась.

— Чем это у вас тут воняет?

Мы тоже принюхались, но ничего не почувствовали.

Лиза с Липой пожали плечами, но мама уже подсекла у них в руках пакетик с картошкой и, брезгливо передёрнувшись, исчезла на кухне.

— Мы пойдём, — сказала Лиза. — Поправляйся. И включи телефон. Меня твой Томаш достал.

— А чего он?

— Про тебя спрашивает, говорит твоя мама ни его, ни Бэзила не пускает.

— Нет настроения общаться.

— Это я понимаю, — на прощанье Лиза подбадривающе потрясла меня за руку. — Когда мне было плохо, я тоже никого не хотела видеть. Потом пройдёт.

Трудно сказать, почему та сцена в туалете, которую закатила Надя, на меня так подействовала. Вероятно, копившееся долгие годы чувство вины перед мамой требовало выхода, и подсознание просто воспользовалось образом Нади, чтобы заявить о себе именно тогда, когда в моей жизни поселился и стал разрастаться дестрой.

Оно предупреждало, пытаясь предостеречь меня от саморазрушения.

Когда всё успокоилось, и я поняла, что предавать меня никто не собирался, и что к случившемуся с Надей по большому счету никто не имел отношения, все мои подозрения и страхи стали выглядеть параноидально и глупо.

Не удивительно, что другим я казалась зацикленной и одержимой. Объективно говоря, я действительно была не в себе.

Однако то, что мы с Сеней и Лизой так спокойно обсудили страшную Липину историю, обнадёживало. Я уже могла говорить и думать об этом без лишних эмоций и домыслов.

Конечно, у меня оставалось ещё множество вопросов, особенно в том, что касалось моего принудительного заключения в Пуговицах, но мама клялась, что ничего про это не знала. Когда она приехала, и не обнаружила меня дома, то отправилась в школу, а там Ольга Олеговна посоветовала ей позвонить директрисе.

Тамара Андреевна рассказала, что у меня была затянувшаяся депрессия, навязчивые состояния и апатия, из-за которых Кощею пришлось отправить меня на пару недель в пансионат.

В итоге мама решила лишний раз меня не «травмировать», ничего не рассказывать про Кощея и оставила в Пуговицах, где в общей сложности я провела почти неделю.

А когда Тамаре Андреевне позвонили и сообщили, что я оттуда сбежала и состояние у меня очень «нестабильное», она моментально поставила на уши всех, включая моего отца, который в тот момент находился в Казахстане, и должен был подыграть мне так, чтобы не спугнуть. Все считали, что я собираюсь покончить с собой.

Близняшки зачем-то рассказали, будто я неоднократно грозилась это сделать.

Поэтому Тамара Андреевна выдала Славе и Филу с Бэзилом чёткие инструкции о том, что сообщать мне о Кощее ни в коем случае нельзя, также как и раскрывать приезд матери. От них требовалось лишь найти меня, успокоить и, если понадобиться медицинское вмешательство, уговорить вернуться в Пуговицы.

Джену и её помощника тоже вызвала директриса. Даже из Минска ей удавалось неплохо руководить.

Томаш пришёл в тот же вечер, после ухода Лизы и Липы.

Я включила телефон и сама позвала его.

Обида за то, что он не нашёл для моего освобождения деньги, и вообще ничего не сделал, всё ещё сидела во мне, но уже не так болезненно и остро. Я скучала по нему. Мне не хватало его взглядов, рук, успокаивающей ровности и уверенности.

Кроме того, я до сих пор не знала, куда он пропал после нашей ссоры, и что было в Дашиной переписке с Надей. И что это вообще за переписка, раз Надя, как выяснилось, если и могла писать, то только с того света.

Мама приняла его с большим радушием, нежели Сеню и Лизу. Что не удивительно. Слава был из тех, кто производит на родителей исключительно хорошее впечатление.

Сначала он сел на табуретку у стены, где до этого сидела Лиза, но как только мама вышла, тут же перебрался ко мне на край разложенного дивана.

Потянулся, чтобы поцеловать, но я отодвинулась.

— Ты обижаешься? — не понял он.

— Я болею и могу быть заразной.

— Понятно, — он взял мою руку и поцеловал её. — Я соскучился.

В его тёмном, серьёзном взгляде читалась искренность. Мне нужно было что-то ответить, но я вдруг вспомнила, как они с Лёшей валялись под ёлкой, и невольно расхохоталась.

— Ты чего? — удивился он.

— Ёлку вспомнила.

— А, да, — он улыбнулся. — Задала ты всем жару.

— Потому что нечего было меня ловить.

— И где ты только этого гопника откопала.

— Лёха не гопник.

— А кто же?

— Да, так, — я улыбнулась. Воспоминания о Лёше заметно скрашивали весь произошедший со мной дурдом. — Нарисованный парень из другого мира.

— И кто он тебе? — Томаш нахмурился.

— Ты ревнуешь?

— Да.

— Слав, давай на чистоту, — я забрала у него свою руку. — Это ведь из-за тебя меня туда упекли?

— В Пуговицы? — зачем-то уточнил он. — Не совсем. До тех пор, пока та девушка, близняшка не пришла ко мне, я не знал, что ты там. Клянусь. Да, я знал, что твой дед отправил тебя куда-то, но понятия не имел куда. Он не хотел говорить. Боялся, что я разболтаю кому-нибудь.

— Кому это ты мог разболтать?

— Ну, понимаешь, получилось так, что после того нашего с тобой разговора, я взял у Даши телефон и почитал ту переписку, о которой ты рассказывала. Её переписку с якобы Надей. И это действительно был Надин номер и писала она такие вещи, от которых у меня волосы дыбом встали. Как будто это и правда она. Упоминала какие-то старые истории, моменты, нашу маму, деда, Пуговицы. Спрашивала про тебя и про нас. Я испугался. За Дашу и за тебя тоже. Надя была ненормальная. Она могла задумать что угодно. В том числе и какую-нибудь месть. Я даже допускал, что у неё хватило терпения отсиживаться в тени полгода и просто наблюдать. Поэтому я сразу поехал в наш старый дом в Ивантеевке. Там она спрятала деньги Корсакова. Надя боялась банков, как огня, это у неё от матери. Из серии, что всё нужно хранить под матрасом. У неё не было ни одной карты и ни одного счёта. Так вот, я был уверен, что если Надя жива, то она забрала эти деньги. Или может даже сама живёт в том доме. Потому что с тех пор, как мы оттуда уехали, я туда не возвращался, и она могла быть уверена, что я не нагряну. Ключи от дома у неё были свои. Материны. В общем, когда я приехал, то обнаружил, что деньги действительно исчезли. И никаких следов взлома или проникновения. Ну, ты понимаешь, что я почувствовал. Я действительно запаниковал. И все твои слова и подозрения стали выглядеть совсем по-другому. Надя спокойно могла попытаться столкнуть тебя в яму. Я позвонил Лизе, умолял рассказать, что она помнит.