Бунт османской Золушки - Андреева Наталья - Страница 5

– Когда повелитель очнется, он будет здоров, – торжественно объявил Джинджи-ходжа. – Я забрал с собой его страхи.

«Это сихр, – в ужасе подумал паж. – Колдовство, черная магия. Ходжа использует могущество джиннов! Недаром его называют Джинджи-ходжа! Запретная магия, дьявольская. Это великий грех! Валиде должна знать…»

Он отступил, согнувшись в низком поклоне и пряча от колдуна глаза, в которых застыл ужас. Ходжа стукнул согнутыми пальцами в массивную дверь, которую тут же услужливо распахнули перед ним стражники. Стоящая за дверью валиде протянула ходже мешочек с золотом.

– Храни вас Аллах, валиде, – в голосе ходжи была насмешка. – Надеюсь, мои покои все еще свободны? Ведь я Наставник Повелителя, мюдеррис в медресе Сулеймание и кади Галаты. Сиятельная валиде все еще нуждается в моих советах? – вкрадчиво спросил он.

Кёсем-султан через силу нагнула гордую и все еще красивую голову:

– Во дворце Топкапы вам рады, Джинджи-ходжа.

Когда колдун ушел, она резко повернулась к дверям султанских покоев:

– Исмаил!!!

И тут же из спальни раздался надтреснутый голос Повелителя:

– Исмаил!

Валиде отступила. Сегодня для нее был плохой день. Джинджи-ходжа опять победил. Но война была объявлена. Кёсем-султан никогда не отступала. Не собиралась и на этот раз. Любимый паж Повелителя ей поможет. Все любят золото, и мальчик не исключение…

– Принеси мне воды, Исмаил, – хрипло сказал султан.

Он долго и жадно пил, потом ичоглан аккуратно и нежно промокнул мягкой душистой тканью щеки и бороду султана.

– Какие приказания будут у моего повелителя?

– Я хочу женщину.

– Прикажете позвать Турхан-султан?

– Нет! Не ее! Она совсем помешалась на сыне! Только и говорит, что о мальчишке! Не будь он еще щенком, я приказал бы его задушить. Я знаю, мать и старшая хасеки хотят посадить на трон Мехмеда!

– Повелитель…

– Позови наложницу. Девственницу.

– Прикажете, чтобы ее выбрала валиде?

– Нет! Ты.

– Мне запрещено входить в гарем, о великий султан, – низко склонился паж.

– Да, я вспомнил… Кизляр-ага пусть выберет девушку и велит ее подготовить.

– Как прикажет повелитель, – ичоглан поклонился еще ниже и стал пятиться к дверям.

– Стой! – велел ему Ибрагим.

Паж замер.

– Иди сюда, – позвал его султан. Исмаил осторожно приблизился. Он увидел, что зрачки у повелителя расширены, отчего глаза его кажутся бездонными, как ледяные колодцы. Это действовал наркотик. Исмаил невольно почувствовал, как от страха леденеют руки. – У тебя красивое лицо. И голос приятный. Скажи, ты уже был с женщиной?

– Нет, повелитель. Я служу своему султану день и ночь.

– Сколько девушек наверняка об этом пожалели, – насмешливо сказал Ибрагим. – Вот тебе моя награда: я пришлю тебе одну из моих наложниц. Все равно я собирался ее казнить. Она была хороша, пока не стала дерзить. И перед смертью я ее награжу. Ты проведешь с ней ночь, она научит тебя всему. А ей есть чему научить девственника. А потом ты сам зашьешь ее в мешок и отдашь черным евнухам, которые бросят ее в Босфор. Сделаешь? – и султан требовательно посмотрел на юношу. – Подними глаза! Смотри на меня!

Ичоглан посмотрел на султана сквозь свои огромные и длинные ресницы, словно через паранджу, стараясь, чтобы его взгляд не был дерзким:

– Я сделаю все, что прикажет мой султан.

– Какие у тебя красивые глаза! Будь ты девчонкой, я бы тебя поимел. Впрочем, ты слишком уж тощий.

Ичоглан низко нагнул голову, погасив улыбку. Все знали о склонности султана к пышным женским формам.

– Ступай, – милостиво кивнул Ибрагим. – Завтра расскажешь мне, громко ли девчонка кричала, когда ее зашивали в мешок.

… Она кричала громко, но сначала от страсти. Наивная девушка вдруг подумала, что ее хотят отпустить. Выдать замуж, как это было заведено в султанском дворце, когда наложница наскучила Повелителю. И этот юный красавец, о счастье! Достанется ей в мужья!

Ей было всего семнадцать, глупышке. Маленькой девочкой ее привезли во дворец, где сделали из нее усладу для властелина, научив всем тонкостям плотской любви.

Исмаил не сдерживал себя, главная ценность наложницы – ее влагалище влажное и узкое, несмотря на то что девушка давно уже не была девственницей. Рабынь султана тренировали часами, заставляя танцевать, не расплескав ни капли жидкости, впрыснутой во влагалище, и только сдав нелегкий экзамен, они бывали допущены к ложу Повелителя.

Любимый ичоглан султана тоже держал сейчас экзамен. Женские чары не должны быть сильнее преданности правящей династии. Чувствуя, как в нем взрывается очередной фейерверк, так что низкий потолок маленькой убогой комнаты становился похож на небо, усыпанное звездами, Исмаил старался не думать о том, что будет утром.

– Еще… еще… – стонала девушка, беспрерывно гладя его мускулистую спину и плечи и не стесняясь слезинок, то и дело катящихся по ее щекам. Слезы счастья от неимоверного наслаждения. Она первая у этого красивого юноши, который познал сегодня женщину. Разве можно такое забыть?

Он заставил себя смотреть ей в лицо, когда открыл загодя приготовленный мешок.

– Что это? – в ее светлых глазах застыл ужас.

– Полезай.

– Зачем? Не-ет… – она наконец поняла и упала на колени. И заплакала теперь уже от страха. Ее трясло. Из открытого кожаного мешка на девушку смотрела смерть. – Исмаил, спаси меня, спрячь! Султан ничего не узнает! Заплати евнухам, дай им золото! Я тебе все отдам! У меня много золота! Я хочу жить!

Он не выдержал и ударил ее в висок, сильно и точно, чтобы девушка потеряла сознание. Его учили таким ударам. После чего засунул ее в мешок и стукнул в дверь. Евнухи словно ждали. Исмаил понял, что за ним следили всю ночь. Он только что выиграл у судьбы главный приз: жизнь. Поддайся он мольбам султанской наложницы, в Босфор полетели бы два человеческих тела. И он сейчас судорожно рвал бы ногтями кожу, стоя на дне в затянутом мешке, набитом камнями, и пытаясь выбраться. А его легкие стремительно наполнялись бы водой. Завтра о нем уже никто бы не вспомнил.

… Султан Ибрагим провел эту ночь гораздо хуже. Девушка, которую выбрал для повелителя глава черных евнухов кизляр-ага, Ибрагиму не понравилась. Она была слишком уж старательной. Как ее учили, едва войдя в двери султанских покоев, упала на колени и поползла к ложу, на котором возлежал правитель. После чего долго целовала край этого ложа, не решаясь припасть даже к одежде самого султана. Слишком робкая, слишком послушная. И тощая. Да, тощая, хотя наложница далеко не была худышкой. Ибрагим злился от того, что никто не хочет его понять, ни мать, ни кизляр-ага. Мол, женщине не обязательно иметь грудь. Вся ценность наложницы ниже пояса.

Там, как и всегда, было влажно и сладко. Хотя не так уж и влажно, напуганная девчонка не смогла сделать все так, как ее научили. Она боялась. Главным образом не угодить и лишиться возможности и дальше приходить на хальвет. А ведь ее подготовили. Ибрагим едва сумел кончить. Последнее время – это случалось с ним все чаще, не помогали даже проверенные средства из богатого арсенала Джинджи-ходжи.

Он привычно скосил глаза на толстую эфиопку, высоко поднявшую факел в изголовье султанского ложа. Та, словно обо всем догадавшись, выпятила пышную грудь. Султану нельзя брать черных наложниц, у членов династии кожа должна быть светлой, потому в такой цене европейки. Но Ибрагим предпочел бы сейчас чернокожую толстуху-служанку белобрысой девчонке, которая неумело изображала сегодня ночью страсть.

Она стонала так громко, что Ибрагим разозлился. Все ложь и притворство. В огромном дворце ему не с кем поговорить по душам, кроме Джинджи-ходжи. Султан давно уже не занимается государственными делами, с тех пор как мать и ходжа только и делают, что стараются его развлечь. Но делают они это скверно.

…– Ты можешь идти, – наложница поспешно встала, подхватив одежду, но тут же опустилась на колени и задом поползла к дверям, изо всех сил стараясь, чтобы повелитель не увидел ее округлые ягодицы.