Наставник - Резник Юлия - Страница 8

– Сказал же, отвезу!

Такая настойчивость мне непонятна. Он за две недели ни разу не проявил ко мне интереса. Не спросил, как я и чем живу. Да и потом, когда мне стало плохо, ясно дал понять, что я ему в тягость. Так какого черта теперь он делает вид, будто это не так? Неужели вдруг совесть проснулась? И можно ли вообще в данном случае говорить о совести? И как-то его осуждать? Ведь все мы люди. И у каждого из нас свои проблемы.

– Послушайте, я же понимаю, что у вас полно дел. А я не без рук и смогу о себе позаботиться. Правда… Все нормально.

Савва смотрит на меня, не мигая. И его взгляд, как всегда, бесстрастен. Но те самые вибрации в воздухе отчетливо дают мне понять – он раздражен и зол.

– Я заеду завтра. Дождись, – отрезает Комиссаров и, крутанувшись на пятках, шагает к двери.

– А Владислав Сергеевич…

Савва резко останавливается. Оборачивается ко мне вполоборота. Так, что становится виден его хищный профиль.

– Он в заграничной командировке.

– Понятно.

Действительно понятно, почему ко мне приехал Савва, а не тот, кто настоял на моей госпитализации. Интересно, Влад думает обо мне? Хоть иногда?

– Ага. Думает. Откуда ты взялась на нашу голову? – шепчу, поудобнее устраиваясь на подушке. Ну, ничего. Главное, чтобы он в принципе обо мне не забыл. А там, глядишь, у меня отрастут волосы, и я смогу ему хоть немного понравиться. О том, что будет дальше, я не задумываюсь. Возможно, потому, что это «дальше» в самом деле так далеко.

К утру следующего дня я понимаю, что Савва все же был прав. Еще один день в больнице действительно пошел мне на пользу. Конечно, я еще чувствую слабость и головную боль, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что я испытывала вначале. К тому же меня наблюдали хорошие врачи. А это, как ни крути, исключает вероятность развития осложнений, которые вполне могли бы возникнуть, если бы я занималась самолечением. Так что когда за мной приезжает Савва, я искренне его благодарю.

– Пустяки, – отмахивается тот.

– Нет. Вы же вполне могли пройти мимо. Но не прошли. Я это ценю.

– Ты валялась без сознания в моем ресторане. Вряд ли бы я смог пройти мимо, даже если бы захотел.

Вскидываю ресницы и гляжу на его бесстрастную физиономию в раздумьях, уж не решил ли он пошутить? Впрочем, времени на раздумья нет. Как всегда занятой, Савва начинает меня поторапливать. Я плетусь за ним по красивым коридорам клиники. У вертушки он подхватывает меня под руку:

– Там страшный гололед. Держись.

– Спасибо.

Ноги и впрямь разъезжаются. Теперь уж я сама обхватываю его предплечье для надежности сразу двумя руками. Он большой, да. Но вовсе не из-за лишнего веса. Под моими пальцами каменно-твердые забитые в зале мышцы. Ну, кто бы мог подумать? Почему-то это совсем не вяжется с тем портретом, что я нарисовала в своей голове в нашу самую первую встречу. Так-то он мне виделся ничем не примечательным мужчиной средних лет. Из тех, что бреют голову, потому что рано облысели. Но теперь я понимаю, что, возможно, это его фирменный стиль, а вовсе не вынужденная мера.

– Я что, грязный?

– Нет.

– Ты так на меня смотришь…

– Решаю, почему вы лысый, – выпаливаю на одном дыхании. В обычно бесстрастных глазах мелькает… смех. И это неожиданно тоже.

– Давай так. Я отвечу на этот вопрос, если ты ответишь на мой.

Учитывая то, что я успела сто раз пожалеть о том, что вообще это брякнула, неуверенно пожимаю плечами. Савва указывает на огромный Cadillac Escalade, который занимает едва ли не два парковочных места сразу. В отличие от Влада, он водит сам. Я усаживаюсь на пассажирское сиденье. Комиссаров велит пристегнуться. С непривычки мне приходится повозиться даже с этим не требующим особых навыков действием.

– Так вот, вопрос… – возвращает нас к беседе Савва, когда я уже, признаться, поверила в то, что он забыл о нашей беседе. – Он тоже касается прически…

– Неудачный эксперимент, – бормочу я.

– Я так и подумал.

И все-таки он смеется. Ну, точно. Хотя внешне это никак не проявляется.

– Теперь ваша очередь.

– Я лысый потому, что бреюсь раз в два дня.

Да он просто капитан очевидность. Я фыркаю. Он же, ничуть не изменившись в лице, уверенно ведет машину. Остаток пути проходит в молчании. Я молчу потому, что боюсь сморозить очередную глупость. Почему молчит он – не знаю. Да и не до этого мне совсем. Чем ближе к дому, тем сильней мой страх. Если честно, в больнице меня посещали мысли о том, чтобы съехать. Но по деньгам я не потяну съем квартиры, а значит, не о чем и мечтать.

В тесном дворике мы едва находим достаточно места, чтобы припарковать Escalade Саввы. С помощью его руки я выбираюсь наружу. На этот раз во дворе в кои веки пусто. Но в подъезде опять дым коромыслом. В мусоропроводе грохочут бутылки. Я вздрагиваю. Обхватываю себя за предплечья ладонями и замираю у новенькой двери.

– Спасибо. Я забыла сказать вам спасибо…

– Так Владу же… – в голосе Саввы слышатся странные нотки, которые я, погруженная в страх, пропускаю мимо ушей. Мне так не хочется возвращаться в эту квартиру, что могу думать лишь об этом. Растерянно бормочу:

– Ну да. Ключи у вас?

Комиссаров отодвигает меня в сторону и сам открывает дверь. Прежде чем войти внутрь, я зажмуриваюсь. Но даже на обратной стороне век прокручиваются картинки того, что здесь со мной произошло совсем недавно. Я чувствую, как внутри меня зарождается паника. Как она, становясь все сильней и сильней, накрывает меня с головой и утаскивает в пучину… Из которой меня выдергивает тихий голос:

– Та-а-ак. Понятно. Ну-ка, пойдем!

Глава 6

Я задыхаюсь. А он… он за каким-то чертом принимается шарить в бардачке.

– Дыши!

Не знаю, как это работает, но низкий тихий голос Саввы пробивается даже через шум крови в ушах. Он мне что-то настойчиво протягивает. Я опускаю взгляд.

– Дыши в пакет. Ну же!

Кажется, так делают в американских фильмах, но я никогда не думала, что этот способ в самом деле работает. Он спятил? А впрочем, разве у меня есть какие-то другие варианты? Выхватываю пакет из его рук и делаю вдох. Пакет бумажный. Унылого коричневого цвета, он почему-то пахнет помидорной ботвой.

Первые секунды мне совершенно все равно, как это выглядит со стороны. Я хриплю, захлебываюсь, кашляю! Но постепенно, по мере того, как моя паническая атака начинает отступать, ко мне возвращается смущение. В конце я медленно опускаю пакет и абсолютно без сил утыкаюсь лбом в обтянутую мягкой кожей торпеду. А потом мне на спину, прямо между двумя сведенными вместе от напряжения лопатками, ложится чья-то рука.

– Лучше?

– Да. Извините. – Мой голос страшно осип. – Дайте мне еще пару минут.

– И что?

Какой странный вопрос. Я заставляю себя сесть нормально и посмотреть на Савву.

– И я уйду.

– Туда? – он вскидывает подбородок, указывая на дом. Я вздрагиваю всем телом, не в силах этого скрыть.

– Нет. Это вряд ли. Я что-нибудь придумаю.

– Например?

– Пока не знаю, – отвожу взгляд. – Может быть, сниму комнату.

Савва чуть меняет положение тела, откидывается на спинку и, будто в раздумьях, трет ладонью лысину.

– Можешь объяснить, почему ты так остро отреагировала?

– Мне бы этого не хотелось, – стараясь не смотреть на него, веду по запотевшему стеклу пальцами.

– Как я тебе помогу, если не в курсе, какого черта с тобой происходит?

Мои пальцы замирают в одной точке. Конечно, я вполне могу отказаться от помощи и послать своего наставника куда подальше. Может, так даже будет правильно – потому что его это совершенно не касается, так? Кто он такой, чтобы перед ним исповедоваться, и вообще… Но, во-первых, прямо сейчас я не уверена, что смогу обойтись без помощи, во-вторых, он мне уже помог. И я никак не могу отделаться от мысли, что вроде как уже ему чем-то обязана. По крайней мере, быть чуточку сговорчивее.

– Моих родителей убили вот так, ворвавшись в их дом. Думаю, в этом все дело.