Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 51

Шестой развёл руками и что-то сказал. На этот раз на немецком.

— Не пудрите мне мозги! Вы говорили на польском. Ты — я ткнул в первого, — спросил, что мне нужно, а ты, — в того, чья голова утопала в невозможной кепке, — сказал, что вы все знаете доктора. Или стой, это был не ты… Но кто-то из вас точно такое сказал.

Снова — семь пар настороженных глаз. Никто из них не двигался, никто не пытался грозить мне своими палками, ссориться друг с другом, громко и со вкусом материться, жевать жевательную резинку. И вообще, что они делали, когда я подошёл? Просто стояли и ждали?

Я сделал шаг и отвесил ближайшему оплеуху. Кепочка «Nike» слетела с головы в дорожную пыль, открыв взгляду тщательно расчёсанные и вымытые волосы. Шерлок Холмс, великий сыщик, удавился бы, увидев такую маскировку.

— Куда вы дели доктора?

Я ошибся. Они были не настоящими, они были образцовыми. Если немного расшевелить воображение, можно представить, как их одевают и готовят к выходу в свет. Как летают морщинистые руки, под тонкой, ухоженной кожей проглядывают синие вены. Я вижу кружевные манжеты, потом тёмно-синие рукава, разливающиеся в тёмно-синее платье с целомудренно закрытыми плечами. Тормошу воображение ещё больше и вижу наконец лицо. Её года уже катятся к закату. На лице немного штукатурки, словно она так и не смогла решить, пристало ли женщине её возраста краситься или нет; выглядит всё это как облезающая стена старого дома. Кто ещё может придумать таких неубедительных мальчишек? На шее у неё уйма пластиковых побрякушек, из-под манжетов на обеих руках выглядывают наручные часы. Под ногтями полоски грязи, которым она не придаёт внимания.

Мальчишки выстраиваются в очередь к своей маме (бабушке?), и она «как надо» поправляет воротники на их куртках.

Молчание. Я сделал ещё шаг и наступил на ногу второму.

— Вы знаете, куда делся доктор, верно?

Они надвинулись на меня, все сразу, словно решившись наконец задать обидчику хорошую взбучку. Но ничего такого не последовало. Пересилив страх, я толкнул самого большого, и он полетел кверху тормашками, грохоча всеми своими палками. Из кармана у него выпала жевательная конфета.

Остальные просто стояли и смотрели. По очереди хлопали глазами, словно морское чудище, большой белокожий осьминог, который попрятал все свои щупальца по карманам. Я повернулся и дал стрекача.

Город казался вымершим. Цветные домики с зашторенными окнами, пустые урны для мусора. Кричащие мне вслед рты почтовых ящиков. Я бежал, чувствуя спиной пристальный и слегка растерянный взгляд. Она не может придумать, что со мной делать. Поворот, ещё один, вот уже скоро аптека… в неположенном месте, поперёк тротуара и прямо у меня на дороге, припаркован автомобиль. Я огибаю его, и поперёк пути встаёт ещё один. Спокойные и сонные, как голуби, городские тополи пытаются ухватить меня за шиворот. Уже в лагере меня, не собирающегося останавливаться, за шиворот пытается ухватить Аксель, и ему это удаётся.

— Я боялся, как бы с тобой чего не приключилось, — сказал он. — Вроде кирпича на голову или открытого канализационного люка. Ты под ноги-то смотрел? Есть новости?

Не в силах вымолвить и слова, я пытаюсь отдышаться. Качаю головой.

— Значит, мы вызвали доктора, а он приехал вчера, — сказал Аксель.

— Да ладно, — бормочет Анна.

Она не находит себе места, бродит кругами, вставляя совершенно ненужные замечания в наш разговор и перебивая Акселя.

Капитан задумчиво курит.

— Эта леди с фантазией. Она не изменила причинно-следственных связей, а только повернула из вспять. Кто-то заболел, звонок в больницу или в аптеку, не важно, приезд доктора. Всё, как нужно, и не суть важно, что задом наперёд. Все танцуют.

— Куда же он исчез потом? — спросил я.

— Кто его знает? Может, следуя логике, идёт прямой дорогой в позавчера.

— Как бы его спасти?

— Это сейчас не важно. Ты думаешь, как устранить следствие. У нас уже есть причина. Устраним её, всё само собой придёт в норму, и окажется, что наш док с горя загулял в какой-нибудь пивнушке.

Лагерь притих, повозки и автобус похожи на трёх больших жуков с матовыми спинками, насаженными на иголки в альбоме натуралиста. Марины не видно — её очередь смотреть за Джагитом. Городские жители, словно сговорившись, сюда больше не суются. На проводе, всё так же натянутом между ветвями деревьев, качаются воробьи.

— Как Джагит?

— За двадцать минут не больно-то изменился. Мы всё ещё не можем завести автобус.

Аксель кивает на Костю в пластиковых очках возле распахнутого рта «Фольксвагена». Похож на шеф-повара, раздумывающего, как бы разделать такую большую рыбу.

— А такси так и не приехало, — вставляет Анна.

Всё вокруг маялось и ожидании непонятно чего. Я уселся прямо на подогретые солнцем камни, обхватил руками голову, чтобы создать в этом плывущем мире хоть одну точку опоры.

— Это всё она делает.

— Кто же?

— Город. Зверянин. Я сумел её представить, — я ткнул пальцем в висок.

Мои успехи, кажется, не больно-то волновали Акселя.

— Нужно придумать, как нам повернуть вспять время. И сделать так, чтобы вчера стало сегодня.

— Повторить представление? — спрашивает, заходя на очередной вираж, Анна.

— Ну уж нет! — хором отвечаем мы с Акселем.

Костя стягивает испачканные в масле перчатки и швыряет их себе под ноги.

— Я не могу больше ковыряться в этом долбаном моторе! Там всё в порядке! Но ничего не заводится. Катушка зажигания просто не даёт искры.

Краем глаза я замечаю работника городской службы с мешком и щипцами для мусора. Он пытается подобраться к брошенным перчаткам.

Капитан не обращает ни на Костю, ни на уборщика никакого внимания. Дирижируя сигаретой, он рассуждает:

— Она сразу пасует перед любым напором. Рвётся, как натянутая бумага.

— Словно маленькая девочка, — подсказывает Анна.

Из фургона высовывается лохматая голова Марины.

— Избегает любого конфликта, — состроив умную мину, говорит она.

Я покивал. Я был рад её видеть, так, что сам с жаром включился в разговор:

— Давайте его устроим! Этот конфликт! Что же тогда будет?

— Девочки не любят скандалов, — поморщилась Мара.

Я и не заметил, что Капитан внимательно нас слушает. Теперь же он яростно замахал руками.

— Нет, нет, ни в коем случае! Что делает маленькая девочка, когда с ней пытаются ругаться?

— Плачет?

— Устраивает истерику. — Он посмотрел на меня. — Но ты тоже прав. В лучшем случае нас зальёт каким-нибудь ливнем. В худшем — разнесёт к чертям. Провалившийся асфальт, обезумевшие жители. Что угодно.

Я воскресил у себя в голове образ женщины со штукатуркой на лице.

— Мне кажется, она не маленькая девочка.

— И к тому же, любит выпить, — встряла Анна, про которую мы совершенно забыли. — Не зря же здесь так много торгуют спиртным. И торговые точки не закрываются на ночь. Ни разу раньше не видела, чтобы алкогольные магазинчики не закрывались на ночь.

— А их здесь много? — осторожно поинтересовался Аксель. — Ни черта не помню.

— Мы нашли вчера сразу же.

— И что делали? Йо-хо! Ничего не помню. Надо же! — он тряс головой.

— Мы с Костиком пошли спать, а ты остался. Нашёл себе собеседника.

— Какого собеседника?

Аксель хлопал глазами, будто человек, которого только-только растолкали ото сна.

— Кота, — подсказала Анна. — Такого, серого. Ты пил и болтал с ним, а он слушал. И может, что-то отвечал — вот уж не знаю.

Артисты переглянулись. На лице Капитана появилось глупое выражение.

— Я не любитель общаться с котами. Если, конечно, они не занимают меня умной беседой и не составляют приятную компанию, — я от души понадеялся, что нас не подслушивает Луша. — Чем тот кот меня так завлёк? Особенно, если брать во внимание, что больше ничего в этом искусственном городе меня не заинтересовало.

Анна и Костя одновременно пожали плечами. По лицу Капитана было видно, что он что-то пытается вспомнить. Наконец он хлопнул в ладоши объявил: