Тюрьма (СИ) - Литов Михаил - Страница 68

Существенное, на наш взгляд, значение имеет то, что мы и в отношении Виталия Павловича действуем избирательно, то есть берем лишь то в его исканиях и происках, что так или иначе связано с описываемыми событиями. А потому самое время сказать, что его осведомленность, на которую он, если не ошибаемся, весьма рьяно упирал, обещая подполковнику Крыпаеву в обмен на известные услуги выдать убийц судьи Добромыслова, объяснялась не чем иным, как болтливостью Тимофея. Человек недалекий, Тимофей чрезвычайно гордился совершенным им убийством, этим преступлением, в котором он сыграл выдающуюся роль. Он испытал ощущения, выпадавшие на долю немногих, и его так и подмывало дать понять окружающим, какой он исполин.

Разболтать всем было невозможно, это Тимофей понимал, но когда ему случилось запить, остатки здравого смысла покинули его, и в уютной пивной он, низко склонившись над грязным столиком, открыл страшную и великую тайну совершенно безобидному на вид старичку. Мы с Ингой Архиповой… судья… как его там?.. не ушел от нашего суда… мы его и в хвост и в гриву… разделали под орех… Старичка Тимофей знал немного; но не знал, что тот водится с разными темными и сомнительными личностями. Пребывающий во тьме неведения, в бездне социального, а тем более политического невежества, Тимофей вообще не имел никакого представления о Виталии Павловиче, взобравшемся на вершины тайной власти над городом Смирновском и с криминальной угрюмостью подумывавшем о вершинах явных. Старичок и впрямь был довольно безобиден, но, вечно находясь в стесненных обстоятельствах, не прочь был подзаработать любым способом, а потому при первом же удобном случае передоверил Тимофееву тайну будущему некоронованному (или коронованному, кто знает) королю. И не ошибся в расчетах: роскошный, щедрый Дугин раскрыл бумажник и, не считая, сунул в карман информатора наобум извлеченную пачку банкнот.

Толстосум в этот миг взаимовыгодной купли-продажи был как нарисованный, выглядел разевающей ненасытную пасть и как будто немножко чему-то радующейся акулой, старичок даже поостерегся целовать его в плечо, как задумал было, на ощупь определившись с суммой отпущенных ему иудиных сребреников. Виталий Павлович купил информацию что называется про запас, сама по себе печальная участь судьи его, надо сказать, нисколько не трогала. Лишь когда довелось поторговаться с подполковником и предложить тому стоящий товар, беспечность Тимофея и деловитость старичка пришлись кстати, причем не весьма для первого, то есть архиповского братца, ибо над ним тут же в естественном порядке сгустились тучи. Тимофей, откровенничавший с морщинистым вкрадчивым прохвостом в состоянии пьяной одури, на следующий день даже не заподозрил, что сболтнул лишнее, — роковой разговор в пивной просто-напросто отсутствовал в памяти, а следовательно, не было его и в действительности. К тому времени, когда над ним, как мы только что сказали, сгустились тучи, он гордился собой уже выше всякой меры, однако теперь предмет его гордости составлял не один лишь факт убийства, но и необходимость хранить его в тайне. Его буквально распирало тщеславие, и, не зная, как полнее и разумнее выразить обуревавшие его чувства, он мало-помалу стал находить, что и физиономия его, разумеется, абсолютно ничем, если глянуть со стороны, не примечательная, вполне заслуживает права называться красивой.

После этого ему уже не оставалось другого пути, кроме как в чистое безумие. Инга всегда представлялась ему прекрасной и недосягаемой, он даже немного робел перед ней, но вот померещилась, Бог весть почему, доступность и влюбленность, она, мол, втайне и намертво влюблена в него, а иначе к другому обратилась бы за помощью, когда задумала порешить судью. Сделав этот вывод, Тимофей решил не ждать, пока Инга сама какими-нибудь еще знаками обнаружит питаемую к нему слабость. Надо брать быка за рога. К тому же брат в лагере и помешать не в состоянии. А когда вернется, Тимофей со всей присущей ему решимостью и умением рубить с плеча укажет на дверь этому незадачливому сопернику, не посмотрит на его якобы законные права супруга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Выдался ясный солнечный денек, на который, кстати, у Виталия Павловича намечалось немало важных мероприятий, не только предполагавшийся допрос Тимофея, допрос, само собой, с пристрастием, но вот он-то как раз в планах дельца стоял далеко не на первом месте. Дугин тут, Дугин там, все хватаются за него, рвут на части, все без него как без рук, и так каждый день, каждый Божий день. С карандашом в руке, время от времени карандаш этот мусоля влажными губами, восседал честолюбивый предприниматель над блокнотом, делал пометки. Кое-какие деловые встречи, посещение банка, митинг в поддержку его кандидатуры на предстоящих выборах в местный парламент; как назло, раненько заявилась нынче снискавшая известность в Смирновске красавица Валерия Александровна и путается под ногами, требуя любовных утех. А попробуй не удовлетворить! Личность более чем знаменитая, кто в деловых и политических кругах не слыхал о ее похождениях, кто не грелся у нее на груди? Скандальную славу Валерия Александровна завоевала быстро и уверенно, шагнула вдруг дерзновенно и нахально — и поют уже ей дифирамбы. Небывалая красота, выдающийся ум, очаровательная непринужденность плюс быстро нажитые изящные манеры и ловкие приемы, навыки всевозможные, приспособляемость страшная, — как не сделать оглушительную, ошеломительную карьеру? С легкостью одуванчика Валерия Александровна пустилась во все тяжкие. К какой партии прилепиться, за какое дело взяться, она не могла сразу сообразить, да и ни к чему было; вертелась всюду, где затевалось нечто любопытное и перспективное, и, там и сям изнемогая от любви или коротая время в душеполезных беседах, покоряла, захватывала, словно спрут, забирала в свои все удлинявшиеся щупальца лучших из мужской половины что-то бедствующего ныне города Смирновска. Итак, Тимофей спустился с пятого этажа старого обветшалого дома, где он, вечно нуждающийся, нищий, жил в тесной квартире, вышел на улицу и остановился у ворот, поглядывая по сторонам и озорно насвистывая. Руки вульгарно в карманах выцветших мятых брюк, а в скромном уме неуклюже проворачиваются Ингой внедренные геометрические комбинации. В основе этих комбинаций лежит любовный треугольник, а в идеальном итоге намечается беспрепятственное проведение прямой. Так читал Ингину геометрию Тимофей. Прямая выстрелит от него к Инге, просто и эффектно устраняя замешкавшегося в местах не столь отдаленных мужа. Уже сейчас он намеревался неспешным шагом прогуливающегося буржуа отправиться к Инге и отважно заявить свои права. Правда, будет это объяснение в любви или просьба дать на выпивку, он еще не решил и пока предполагал лишь насупиться и предстать перед женщиной, толкнувшей его на дурной поступок, суровым, требовательным, взыскующим.

Из вальяжного буржуа (одному Богу известно, откуда в люмпенском существе этого человека взялось такое представление о себе) Тимофей неожиданно превратился в бессмысленно скачущего и испускающего пронзительные трели воробышка. Размышления о деловом, а может, и любовном свидании с бесконечно обаятельной женщиной прервал визг машины, затормозившей у самых его ног. Тимофей вскрикнул. Он хотел было обругать наглого водителя, однако непомерно мужественный вид парней, вывалившихся из машины на тротуар, заставил его попридержать язык. Следовало отскочить, убраться подальше, и Тимофей действительно затопал ногами, производя выхлопами энергии немалый шум, но вышел всего лишь бег на месте, он уже без толку бился в крепких руках. Он визжал в предчувствии болевых ощущений. Затем быстро и жестко, без церемоний заталкивали на заднее сиденье уподобившееся оплывшей восковой свече тело, а из глотки тонко струился комариный писк.

Надвигалось что-то сумеречное, закатное, жизнь, отбрасывая завитушки и блестки, приближала и заполняла грубые формы, прежде только маячившие вдали, становилось жалко, что предшествовало славное время, когда можно было мыслить широко и вольготно, а не воспользовался. В дикую белиберду скатились помыслы из торжествовавшей еще мгновение назад геометрической ясности. Инга взяла фамилию мужа… мы все Архиповы… Грезилось сложение в четкое: Архиповы — сила, нас не трожь, нас голыми руками не взять; но все эти думы, едва сложившись, рассыпались, пылью клубились, никак не обнадеживая, никаким блеском, ни единой искоркой. И все же гордость не покинула Тимофея в беде, не бросила на произвол судьбы. Зря, что ли, брат предпринял отчаянную, дерзкую попытку спереть курицу, а судья, намотавший ему за это срок, отправлен на тот свет? Дюжие похитители явно не были расположены вдаваться в объяснения, напустив на себя мрачность, они хранили зловещее молчание, всем своим видом показывая, что уверенно делают работу, ни в каких комментариях, на их взгляд, не нуждающуюся. Но Тимофей, тип гордого и уважающегося себя человека, не мог просто так смириться с бесчеловечным обращением, которому подвергся. Когда ты уже испробовал свою силу, превратив живое существо в окровавленный и обезображенный труп, недопустимо, полагал Тимофей, чтобы кто-то обращался с тобой, словно с попавшей на крючок рыбиной.