Спаси нашего сына (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 29

Я настигаю ее спустя три огромных шага, кладу руку на плечо, и Ева вздрагивает, оборачиваясь на меня. В глазах уже собран запас слез, готовых вот-вот пролиться, нижняя губа искусана до такого состояния, что еще вот-вот и появится кровь.

— Подожди здесь, — говорю голосом, не терпящим возражений, и чувствую, как ее плечо под моей ладонью перестает быть таким напряженным.

— Но, — начинает она и замолкает, когда я чуть сильнее стискиваю плечо.

— Просто подожди меня здесь.

И упрямая малышка Ева сдается. Я распахиваю дверь, входя внутрь морга. В нос бросается запах хлорки и чего-то еще, неуловимого, больничного и не очень приятного.

Ремонт тут такой старый, словно делался еще при вожде. Стены, крашенные синей краской, железные двери, на которые наклеен «файл» с объявлением, написанным от руки.

«Выдача справок, передача ВЕЩЕЙ», читаю я и неприятный холодок идет по спине. Да уж, в таком месте делать Еве явно нечего.

— На опознание? — мужчина в форме полицейского, вышедший из-за одной из внутренних дверей, смотрит на меня поверх очков. Это не тот сотрудник, с кем мы общались раньше.

— Да, — киваю я, — еще есть вопрос. Там, — я киваю на дверь за своей спиной, — осталась моя беременная жена, — и снова на этом слове все внутри звенит, оно дается мне так легко и просто, я даже не спотыкаюсь, говоря это, — и я не хочу, чтобы она участвовала в опознании своей тетки.

— Можете вы, — пожимает плечами полицейский, — вы хорошо знали пропавшую?

Я мысленно чертыхаюсь, тетку я в глаза не видел, даже по фоткам, но не заявлять же об этом напрямую полицейскому?

— Плохо, — говорю я, — какие есть еще варианты? Я могу привезти ее соседей.

В этот момент я не то, что соседей, я готов весь подъезд Евы волоком притащить в это унылое казенное учреждение, лишь бы не впускать ее сюда.

— Это, конечно, тоже вариант, — мужчина в форме чешет нос задумчиво. Вряд ли ему, как и мне приятно находиться здесь. Я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы такая работа стала рутиной и не вызывала отторжения. — Может, хотя бы вещи посмотрит? Или вы отказываетесь от опознания совсем?

— Вещи посмотрит, — соглашаюсь медленно, раздумывая, — но какой бы не был результат, дальше не идем. Я не хочу ею рисковать.

И не раздумывая, я достаю из кармана кошелек, выживаю пару купюр. Полицейский дергает шеей, я вижу напряженную вену на лбу, он отступает от меня на шаг и делает едва заметное движение головой.

— Камеры, — говорит одними губами, я понимающе киваю. Не испытываю ни малейших угрызений совести по поводу того, что собираюсь дать на лапу и то, что мой собеседник не пытается устыдить меня или завопить о взятке должностному лицу, мне только на руку.

— Тогда после, — отвечаю ему едва слышно и уже громче добавляю, — сейчас позову Еву.

Выхожу из помещения на улицы и щурюсь от солнечного света. Птица поют, ветер дует, касаясь кожи лица, слышен гул проезжающих машин. Здесь живое все, я это ощущаю буквально шкурой, и тем сильнее нежелание возвращаться назад, на этот раз с Евой.

— Что там? — ее голос совсем высокий, звенит от волнения и страха, и сейчас я вижу, что она совсем еще юная, и вся эта напускная решительность давно растворилась. Передо мной девчонка, неопытная, испуганная, и пусть она уже готовится стать мамой, это ничего не меняет.

— Тебе нужно будет только посмотреть вещи, — я кладу обе руки ей на плечи, говорю спокойно и неторопливо, — ничего больше. Если почувствуешь, что плохо или не можешь, мы тут же уйдем отсюда. Хорошо?

Ева кивает трижды, подбородок мелко дрожит, а я, наверное, впервые в жизни молюсь, прося Бога уберечь Еву, ее ребенка и даже эту чокнутую тетку.

Хрен с ней, с квартирой, жилье важно, но Ева так и так не останется на улице.

Заходим внутрь вместе, и я ощущаю себя практически Хароном, мысленно ругая за такое сравнение. Маленькие девчачьи пальцы так плотно обхватывают мою ладонь, что вряд ли мы сможем разделить руки после, но я совсем не против. Если Еве так проще, то пусть.

К полицейскому присоединяется женщина в темном халате, на груди у нее брезентовый фартук.

— Идемте, посмотрите вещи, — на ее круглом лице нет ни грамма уныния или скорби, наоборот, она кажется слишком веселой для человек, работающего в подобном месте. Но это и к лучшему, я чувствую, что Ева слегка расслабляется глядя на нее.

Идем по узкому темному коридору, на потолке болтается крашеная в грязно-белый цвет лампочка, все вокруг выложено кафелем и звук от шагов прокатывается эхом в разные стороны.

Справа от нас небольшая комната, внутри старый письменный стол, застреленный темной клеенкой. Хочется сделать замечание по поводу ремонта, но я молчу, все это ни к месту.

— Ждите тут, — говорит женщина, — сейчас принесу.

Я выдвигаю Еве стул, подталкивая к нему, но она головой мотает:

— Я не хочу ничего здесь касаться, — будто это заразная болезнь, но я понимаю. Наконец, после долгого молчаливого ожидания, нам приносят темный мусорный пакет, из которого прямо на стол вытряхивают одежду.

Халат в мелкий цветочек темно-синего цвета, резиновые тапочки, самые дешевые, из тех, что можно найти в любом переходе, белье. Я вижу бурые капли на ткани, но не хочу думать, откуда они могли взяться.

— Это все? — уточняет полицейский, женщина кивает.

Молчим. Ева не шевелится, глядя на эти вещи, она вообще замерла так, что я уже опасаюсь за ее состояние. Подхожу ближе, заглядывая в лицо, бледное до ужаса.

— Это… — голос ее ломается, она откашливается, — это не ее вещи, Егор. Это не она.

А я от облегчения выдыхаю, только сейчас понимаю, что чуть в крошку не смолотил собственные зубы.

Глава 35. Ева

Слава богу, слава богу, слава богу.

Я выбегаю из этого царства мертвых так быстро, насколько мне позволяет живот.

Не помню, как прохожу темный страшный коридор, почти не касаясь стен, распахиваю дверь и вываливаюсь.

Меня тошнит так сильно, что я едва успеваю отбежать от здания до ближайших кустов, опускаюсь низко, опираюсь одной ладонью о землю. Это давящее, распирающее чувство появилось еще там, внутри, но ничто на свете не заставило бы меня остаться в угрюмом сером здании ни на одну секунду дольше положенного.

Наконец, я сажусь прямо на поребрик, пытаясь выровнять дыхание. В горле горько от желчи, хочется прополоскать рот, чтобы смыть этот привкус, но вода осталась в машине, а ключи у Егора.

Только сейчас я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что Баринов еще не вышел. Я благодарна ему как никогда за то, что он взял инициативу в свои руки. Вся моя бравада растаяла без следа уже на подходе к зданию, я себя попросту переоценила.

И не окажись его рядом, страшно подумать, что меня могло ждать.

Но главное — что эти вещи не принадлежат моей тете.

В тот момент, когда круглощекая женщина вывалила их на стол из черного плотного мешка, мое сердце сбилось с ритма. Я вглядывалась до боли в рисунок халата, похожий и, между тем, абсолютно не знакомый. Вся проблема такой одежды — она типовая, и эти тапочки, которые, наверняка, есть у каждого соседа в нашем доме, и простое белье из магазина чебоксарского трикотажа.

Но вместе с тем, я понимала — это чужое, и к тете моей отношения не имеет.

А значит, шанс, что она жива и в порядке, снова есть.

И этого мне было достаточно, чтобы убежать оттуда, едва успевая перебирать ногами.

Минут через десять я вижу Егора, они выходят вместе с полицейским, говорят о чем-то, но мне не слышно. Я думаю, что стоит подняться с поребрика, но пока не доверяю своему телу, боюсь, что меня поведет. Егор щурится от солнца, смотрит на меня и кивает. Я замечаю, как он пожимает руку полицейскому, и оба расходятся по разные стороны.

Егор идет неторопливо, пряча ладони в карманах брюк. Наверное, ему, как и мне, хочется отдышаться после этого испытания. Я жду, что он протянет мне руку, помогая подняться, но вместо этого Егор опускается рядом, не заботясь о чистоте своих брюк — поребрик грязный и пыльный.