Спаси нашего сына (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 17

Этот день кажется бесконечно долгим, мне хочется лечь, вытянуть уставшие ноги и закрыть глаза.

Но на хозяйскую кровать я не иду. На ней слишком явно заметно присутствие черноволосой красотки, и я не представляю, как можно лечь сверху на постельное белье, на котором они…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глаза закрываю, сглатываю горечь, скопившуюся на языке. Он не твой мужчина, Ева. У тебя вообще — совершенно другая цель.

Только почему так больно и обидно, что в груди щемит? Я закрываю дверь в спальню, чтобы не видеть бесстыдно лежащее повсюду белье Вики и иду в гостиную. Здесь большой, уютный диван с кучей подушек, на него и ложусь. Не думаю больше о том, что любовная жизнь хозяев этого дома может не ограничиваться одной комнатой, иначе ночевать придется стоя.

Егор, Егор.

Закрываю глаза, удобнее сворачиваясь на диване, и трогаю распухшие губы кончиками пальцев, пытаясь воскресить воспоминания о поцелуе. И все равно от них тепло и приятно.

Сын недовольно ворочается.

— Думаешь, мама о тебе совсем забыла? Это не так, — я вожу рукой по животу, ощущая прилив нежности к сыну. Ему не нравится, когда я лежу на правом боку, и мне приходится поменять позу, повернувшись на левый.

— Так лучше, малыш? — я шепчу ему негромко слова любви, и сама не замечаю, как засыпаю.

Сон тяжелый, тягучий, и я бегу в нем бесконечно долго по темным мокрым улицам, и куда бы не сворачивала, везде упираюсь в тупик.

Вокруг меня высокие стены, не перейти — не перебраться, и живот вдруг становится совершенно огромным, в два, в три раза больше меня самой. Ноги подгибаются, не в силах вынести эту ношу, и я падаю назад, глядя в свинцовое небо над головой и понимая, что больше не в состоянии сделать и шагу.

Просыпаюсь резко от собственного крика, застрявшего в горле. Сон такой явный, что кажется, будто мне и вправду не хватало воздуха. Я лежу на спине, трогаю живот, чтобы убедиться, что он нормального размера, и дышу часто-часто, пытаясь восстановить дыхание.

Еще несколько мгновений уходит на то, чтобы понять, где я нахожусь. В сумерках квартира кажется совсем незнакомой, но осознание постепенно приходит.

Тетя. Квартира. Егор.

Прислушиваюсь: он так и не вернулся, и я не уверена теперь уже, что мы будем жить вместе. Наверное, у его черноволосой красотки есть собственное жилье, и вполне возможно, что пока я нахожусь здесь, они будут — там.

Мне становится неудобно от этой мысли, я не хочу быть никому обузой. И жить тут неизвестно сколько — одной, без телефона, без связи, без возможности открыть дверь и в любой момент выйти на улицу… Только вот куда я пойду? В моей собственной квартире сменили замок, еще немного и там будут жить совсем другие люди.

От скуки я иду на кухню и следующий час готовлю ужин. Домашняя рутина всегда отвлекает, а у Егора современная кухня и полный холодильник продуктов, из которых можно сварить, что угодно.

Пока тушится мясо, иду в душ, не зная, как потянуть еще время. Открываю кран, снимаю с себя платье, выглядящее после сегодняшнего побега не лучшим образом, скидываю белье. Нужно что-то придумать с запасной одеждой, а пока, наверное, постирать быстро эту, другой-то у меня нет.

Я переступаю одной ногой через бортик ванной и не слышу, как открывается дверь позади меня.

Только порыв ветра заставляет обернуться и замереть, забыв о собственной наготе, когда я вижу лицо застывшего напротив Егора Баринова.

Глава 21. Егор

Черт бы побрал этого Дениса со своими неотложными делами.

А может, оно и к лучшему.

Этот поцелуй… он не хило так все усложняет, мать его. И хорошо, что нам помогли вовремя остановиться.

Я и сам, приводя домой Еву, не был готов к тому, что за этим может последовать. Важным казалось спрятать ее от назойливых преследователей, защитить. Да вот только в ее присутствии мысли о тетке и черных риелторах отходят куда-то на десятый план. И как прикажите нам вместе с нею жить?

Гадство…

По дороге в офис я решаю заехать в отделении полиции, узнать, не объявилась ли тетка. Особо не верю, что это возможно, но сейчас, когда Евин выключенный телефон лежит в моем бардачке, полиция до нас точно не достучиться. С дурными ли вестями или с хорошими, не важно.

За окошком сидит уже знакомый дежурный, он окидывает меня кислым взглядом и сразу же становится понятно — никто и не собирался искать тетку.

— Мы бы хотели узнать, как дело движется по Киреевой, — заглядываю к нему в окошко.

— Ведутся оперативные работы, — нехотя выдавливает в ответ, но мне этого мало.

— Кем? У кого наше дело? С ним можно поговорить?

— Послушайте, вы у нас тут не одни такие. Если оперативники будут со всеми беседы беседовать, то искать когда?

— Как фамилия оперативника? — я упорно игнорирую все эти стандартные фразы, мне пофигу.

— А вы вообще кто? Заявление девушка писала, — не сдается полицейский.

— Муж, — говорю и осекаюсь. И дело не в том, что у меня нет никаких документов, способных подтвердить мои слова.

А в самом факте.

Я никогда не был женат. И мысль о свадьбе и пресловутом штампе в паспорте мелькала всего лишь раз. В марте, когда мы познакомились с Евой.

И то, как я сейчас легко назвал себя ее мужем, удивило меня самого. Нет, Баринов, так дело не пойдет.

Все это напоминает мыльную оперу, а у тебя серьезный бизнес, энергосервисные контракты и новый офис в Дюссельдорфе.

А ты ходишь по отделам полиции и называешься чужим мужем.

Твою же мать…

Из отдела я выхожу с фамилией оперативника и рабочим телефоном, на который, естественно, никто не отвечает.

Смотрю на часы и понимаю, что безбожно опаздываю на работу. И даже если ты собственник бизнеса, нельзя начхать на договоренности.

Время до вечера летит со скоростью болида Формулы один, я только и успеваю, что разгребать накопившиеся за мое отсутствие вопросы.

Денис поглядывает на меня, и я вижу, что ему не терпится задать какой-то вопрос, но все его попытки развязать беседы не по теме, игнорирую.

— Ничего не хочешь сказать? — спрашивает он, наконец.

— Не хочу, — отрезаю жестко.

В восемь мы разъезжаемся, и я спешу к себе.

Дома такая тишина, что на секунду мне кажется, — Евы здесь нет.

И что-то внутри ухает вниз от этой мысли, вспоминая ее исчезнувшую тетку, и хоть умом я понимаю, что чужаки просто так на мою территорию бы не пролезли, внутри скребет неприятно.

Наверное, потому я так запросто распахиваю дверь в ванную комнату и замираю, не в силах двинуться с места.

Ева, совершенно нагая, стоит, перешагнув через бортик ванной. Я вижу ее округляющиеся от удивления глаза, приоткрытый чувственный рот, но мой взгляд непроизвольно скользит ниже, гораздо ниже.

Беременность меняет ее фигуру, но не делает хуже, наоборот. Грудь заметно округлилась и потяжелела, и я застреваю на ней, ощущая, как приливает кровь ниже живота. Никогда прежде меня не цепляли беременные женщины, все это казалось странным, не торкало, в общем.

А тут не то, что торкнуло, тут бошку напрочь сносит.

И от вида Евы в целом. И от этого живота, который я сейчас могу разглядеть как следует. Унизанная голубыми полосками вен светлая кожа, трогательно выступающий вперед пупок, а за ним — целая жизнь. И мне вдруг безотчетно хочется прикоснуться к нему, именно сейчас.

Подчиняясь своему порыву, я делаю шаг вперед, ладонь сама тянется к животу Евы. Ее кожа прохладная, тугая, гладкая, как шелк. Я кладу руку, а сам глаза поднимаю вверх, заглядывая Еве в лицо.

— Тебя стучаться не учили, Егор? — шепчет она, но в голосе нет упрека, я вообще не могу считать ее эмоции.

— Не учили, — почему-то и я перехожу на шепот, хочу добавить что-то еще, но вдруг чувствую уверенный толчок в ладонь.

Он достаточно ощутимый и очень неожиданный. И это — возможно — мой сын. И сейчас он не вымышленное сплетение моих и Евиных клеток, он вполне себе самостоятельная единица, которая дает о себе знать. Заявляет. Привлекает и притягивает внимание.