Шакалы пустыни (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 58

Флотилия занимала стратегическую позицию у причала деревушки Куах-эль-Сорхиер. Напротив, за рекой располагался практически одноименный городок Куах – туда корабли не пошли из тактических соображений, ибо «город наводнен вражескими шпионами». Едва ли шпионов за реку набежало больше чем сюда, но командованию виднее. Флотилия прикрывала тылы дивизии – полубригады и кавалерия Дезе готовились к решительному бою с мамлюками. По слухам, неукротимый Мурад-бей намеревался не допустить взятия французами Луксора. Поговаривали, что немногочисленная, но чрезвычайно воинственная армия мамлюков и их союзников поклялась умереть, но не отступить. Французы приветствовали столь решительное поведение противника, поскольку гоняться за всадниками по берегам и пустыням выглядело делом заведомо утомительным и малоперспективным. Некоторую проблему составляло  то, что штаб Дезе по-прежнему весьма приблизительно представлял истинные настроения и планы врага. Тем не менее, войска готовились к битве. Тыловую флотилию от Луксора отделяло всего один-два дневных перехода…

Но день-два в шпионском деле – довольно серьезный срок. Сейчас-то что так напрягает? Катрин яростно потерла короткие волосы на макушке – прядки чуть слиплись, хорошо, что недлинные, и так чучело-чучелом. Что за предчувствие? Сон? Сон – пустое. В смысле не пустое, понятное и плотское, да хрен с ним. Откуда страх? Вейль? Не иначе он, паскудник твердоголовый.

Шпионка скатилась с постели. Одежда, оружие…, можно обойтись без походной громоздкой кобуры… Верить предчувствиям глупо; не верить, когда из честных спутников при тебе только оно, предчувствие, и имеется – еще глупее. Встревоженная суетой Дикси спряталась за подушку и сурово заскулила из своего душного окопа.

— Сиди, охраняй!

Накидывая опротивевшую абайю, Катрин выскочила на палубу. На «Неаполе» было немноголюдно – почти все на берегу. На нервную пассажирку с недоумением уставилась пара часовых, вооруженных ружьями с примкнутыми штыками.

— Извиняюсь, граждане стрелки, мне срочно нужна… – Катрин хотела вытребовать подзорную трубу, дабы обозреть «Шеп», стоящую у дальнего причала и наполовину заслоненную иными «транспортно-боевыми» дахабьями, но тут же увидела бредущего мимо зернового склада шефа. Вейль явно направлялся в деревню, вид у него был сонный и сугубо прогуливающийся, что, конечно, ни о чем не говорило. … – Мне срочно нужно на «Легкую Шеп», – закончила противоречивую мысль архе-зэка. – Гражданка Ученый Секретарь давеча наказывала, а я чуть не проспала.

Вояки понимающе закивали. Присвоение гражданке Монтозан (от аристократической приставки «де» Камилле пришлось временно отказаться) звания ученого секретаря сразу расставило все по своим местам. Странно было сразу не додуматься и путешествовать в сомнительно-неопределенном качестве «дамы при ученых». Впрочем, взбалмошная тайная профессор успела поудивлять экипаж иными фокусами, вникать в детали которых у Катрин никакого желания не имелось. Сейчас-то перевод Камиллы в качество Очень Ученого Секретаря многое объяснил команде – ученая баба, она окончательно непонятна, она ж с заведомыми завихрениями, что такой образованной несуразности простительно.

Закрепляя завесу никаба, Катрин спрыгнула со сходен. Шефа терять нельзя, но и показывать, что тащимся за ним, неразумно. С чего вдруг нахлынула этакая жажда детективной деятельности, объяснить было сложно. Но чувство тревоги подталкивало в спину и пониже. Шпионка удивилась собственному поведению и еще больше занервничала.  Тут Катрин осмыслила, что ноги уж слишком путает подол абайи – и по какой-такой мазохистской блажи натянула платье поверх боевых шальвар? Неужели предчувствовала, что придется следить и необходимо «слиться с уличными массами»? Правда, слиться мешал жилет, по-дурацки сочетающийся с платьем. Странно, ведь абсолютно трезвая собиралась-одевалась. Катрин скинула и свернула нарядный предмет туалета, сунула под мышку. Теперь местные аборигены и солдаты вообще перестали коситься – наплывали первые сумерки, они тут быстрые, короткие и умиротворяющие.

Вейль прогуливающимся шагом двигался по улице (практически единственной и центральной в Куах-эль-Сорхиер), вот задержался у лавки, что-то жестами спросил у торговца. Вообще улочка оказалась людной: «понаехавших» в деревне нынче хватало, на фрэнчей-неверных глазели собравшиеся обитатели окрестностей, уже без особого страха разглядывали, но и без особой радости. Но торговля шла недурно, где-то слышалась музыка. Мелодия, ведомая тамбурином и лаконичной двухструнной скрипкой, казалась несколько однообразной, но слушателям выбирать особо было не из чего, да большей части солдат и дома в Европе в Опера Гарнье бывать не довелось. Впрочем, деревенское музицирование скрашивалось клацаньем кастаньет и поющим женским голосом, народ дружно тянулся к центру культурной жизни. Вейль исключением не стал.

В небольшую толпу Катрин лезть не стала, пристроилась за углом, оставляя в поле зрения ближайшие лавки и нечто вроде кофейни, у которой пристроились музыканты. Веселый дряхлый старикан орудовал скрипкой, его помощник (юнец, лет под семьдесят) выстукивал на барабане, под этот аккомпанемент мягкие женские голоса выводили что-то сладкое и романтичное, вкусом напоминающее сахарную вату, завернутую в лоскутики бракованного шелка. Певичек видно не было – по здешнему обычаю правоверной девице-артистке приличествует петь отгороженной от взглядов чужих мужчин тщательно зарешеченным окном или, на худой случай, надежным занавесом. Репутацию певиц-альмэ это не то чтобы надежно спасает, но принципиально отделяет от бесстыжих и порочных гауази – те вообще перед мужчинами танцуют. Ужас-ужас! Все эти фольклорные подробности не особо интересовали архе-зэка, но тема живо обсуждалась на «Неаполе», ибо боевые речники в Каире ничего интересного толком рассмотреть не успели и все еще немножко верили в арабские сказки. Между прочим, Денон, несмотря на свой академический статус и несомненный интеллект, тоже как-то признался, что охотно бы зарисовал «настоящую баядерку». Угу, в этой лавке как раз парочка сладкоголосых пери сидит, жиреет.

Катрин хмыкнула, поскольку заметила упомянутого художника-портретиста-египтолога и «прочая-прочая». Прогуливаются они здесь с гражданином капитаном-артиллеристом. О, и экспедиционный лекарь по улочке бредет! Что волшебство музыки с людьми творит?! У шпионки мелькнула мысль, что она и сама как та муха сюда прижужжала, но тут наблюдательницу отвлекла пропажа шефа. Черт, только что тут стоял, одобрительно кивал невидимым кастаньетам...

Вейля она заметила чисто случайно – шеф притаился под дверьми лавки, стоящей дальше по улице, вроде бы собирался войти, почему-то затоптался, столкнулся с выходящим арабом (на редкость стройным, не по-феллахски осанистым парнем). Мужчины вежливо раскланялись, извиняясь за обоюдную неуклюжесть. Вейль даже поднял уроненный молодым туземцем сверток, вручил хозяину. Тот вновь принялся кланяться, хотя делать этого толком не умел. Даже в гаснущем вечернем свете было видно, что ликом незнакомец не на шутку пригож, особенно носом и манерой держать голову, да и вообще высокомерен и благороден. Но сверток красавчик стиснул алчно, словно утерянное и внезапно найденное фамильное сокровище.

Тут Катрин сообразила, что только что наблюдала банальную «встречу нелегалов». Сразу не сообразила, поскольку смотрела на шефа, а Вейль, как всегда, выглядел предельно убедительно. Другое дело скромный красавчик-араб, на котором и простенькая крестьянская галабея сидела словно парчовый халат. Не привык парень к нелегальной работе. Впрочем, здесь  профессиональной контрразведки и камер слежения нет, дотошных доказательств для строгого и справедливого суда собирать не принято, агент в полной юридической безопасности. Если красавчика и прирежут за измену арабскому феодальному отечеству, то по-простому, опираясь исключительно на интуицию. Впрочем, судя по гордыне и несгибаемой спине парня, «крыша» у него добротная. Может и сам прынц какой – их тут как собак нерезаных (тьфу, не к ночи эти собаки будут помянуты, опять в сапог нассать примерялась тварь, сосиску ей, понимаешь ли, недодали).