Мир Спока - Дуэйн Диана - Страница 22

Но для блуждающего, который вышел к началу чего-то, где уже не было и следа привычных для него вещей, она достигла высоты, на которую не могло подняться ни одно из деревьев: центр вселенной. Он упал на песок, и в нем пробудилась тоска, такая сильная, какой не чувствовал ни один из его сородичей.

Блуждающий уселся на песок, прижав колени к подбородку, и смотрел через пески на гору. В его глазах было что-то большее, нежели просто любопытство. Он не мог оценить расстояния до нее, хотя и был самым крупным специалистом по путешествиям. Он жил до сих пор в мире, где были стены из деревьев, которых можно коснуться рукой. Это было привычно, гораздо привычнее того, что он сейчас видел: пространство, которое не имело границ и простиралось, переходя в неопределенную аморфность зелено-голубого цвета. Он был уверен, что идти до горы нужно долго, очень долго. И, если высота ее будет возрастать, как возрастает высота деревьев по мере приближения к ним, то каменное дерево, как он определил для себя гору, должно быть очень и очень высоким. Он может залезть на нее, как он лазил на некоторые деревья до этого, и если доберется до ее вершины, то сможет коснуться небес. И тогда… но тогда он ничего больше не мог придумать.

Долгая, долгая дорога – вот в чем проблема. Но здесь не было воды и пищи, и, возможно, этого не будет и там. Чтобы добраться до неба, ему придется решить эту проблему. А он уже чувствовал жуткий голод и такую же сильную жажду, и еще голод, который он тоже принимал во внимание, – голод по горе, который был непереносим.

Наконец, солнце зашло, и с его заходом ТгХут медленно взошла из-за края мира, чтобы взглянуть на блуждающего. Он совершенно не сомневался, что на него смотрели. Пока он не увидел гору, он знал, что этой способности смотреть нет ни у кого, кроме его собратьев.

Теперь великая глыба раскинулась над ним, простираясь до самого горизонта, форма постоянно изменялась, ее границы расплывались под действием рефракции. Блуждающий всматривался в это видение и уже был уверен в живой природе этого мира. Он и его собратья могли мельком наблюдать ТгХут через просветы в листьях деревьев. Но они видели ее только фрагментарно, и чаще всего она являлась им в виде огромного, совершенной формы крута, спокойная и неизменная. Теперь горизонт и атмосфера, накатывающая волнами жара, каждую минуту вырезали новую форму планеты, и она казалась живой, скользящей по краю бытия, дышащей, изменяющейся, растущей, как брюхо самок после Счастья.

Границы ТгХут дрожали, она разбухала, округлялась, степенная глыба, которой не было видно конца. Огонь все еще мерцал, нимбом окружая ее.

Блуждающий вздрогнул и закрыл глаза. Если бы Другие только знали о необъятной красоте, они вряд ли смогли бы понять или объяснить ее.

Через некоторое время дождь прекратился. ТгХут, наконец, приняла свою окончательную форму и вышла из-за горизонта. Наступила тьма, и вышли "глаза", сначала белый, а затем красный. Блуждающий понял, что ему нужно возвращаться обратно.

Обратный путь показался намного длиннее, так как блуждающий истратил почти все силы на то, чтобы достигнуть границы пустыни, и несколько раз ему пришлось просто ложиться на землю и лежать целый день, отдыхая в тени какого-нибудь фруктового дерева, совершенно не двигаясь. Вначале тень казалась самой драгоценной в мире вещью. Когда же деревьев стало много, он уже барахтался в тени, словно в лесном бассейне, затем, к удивлению, стала накатывать тоска по чистому, бирюзовому небу. Когда он добрался до первого, бившего струей из-под камня ручья, он напился из него, распростер тело в воде и там же уснул. На следующее утро он присел рядом с водой, чтобы поесть сладких тыкв, а затем пил и пил так, как будто вода могла исчезнуть. Он остался на несколько дней у этого источника, наедаясь тыквами и думая о пути. назад, долгом пути к горе и о том, что там нет воды.

Однажды ранним утром он решил, что больше не останется здесь, сегодня он начнет свой путь туда, где скитаются его собратья. От этой мысли у него на сердце стало легко, и он разом разбил несколько тыкв и съел сладкую мякоть. Играючи, он кинул одну половинку скорлупы в крохотную запруду ручья.

Она не потонула подобно камню. Она закачалась и, накренившись, зачерпнула воды, которая затекла в изгиб скорлупы.

Блуждающий долго смотрел на это.

Он встал, подошел к растениям, сорвал еще одну тыкву, хотя совсем не был голоден, и понес ее обратно к ручью. Он расколол ее подвернувшимся камнем и бросил половинку тыквы в пруд.

Она поплыла. Вода хлынула в нее и стала плескаться от края к краю, но не вытекла из скорлупы.

Блуждающий осторожно поднял тыкву с поверхности воды. Он неловко поднес тыкву к губам и повернул ее. Вода полилась из скорлупы, и он стал пить эту воду. По лицу потекла вода.

Он снова погрузил скорлупу в воду, встал на ноги и сделал несколько шагов с наполовину заполненной тыквой. Вода в ней заплескалась, но не вылилась. Он выпил снова, на этот раз с меньшей осторожностью, так что половина воды пролилась.

Он набрал еще, отошел в сторону, снова выпил и почувствовал свежесть в теле.

Затем он зачерпнул воду еще раз и перевернул тыкву над головой.

Даже тогда вулканцы не смеялись, но его чувства в этот момент были близки к смеху, насколько это было возможно.

Блуждающий не покидал этот источник несколько дней, и когда все-таки ушел, в руках у него была вскрытая тыква, и он нервничал. Что, если вода-не сохранится? Что, если только в этом месте у тыкв такая способность? Но на следующее утро, у нового источника, все повторилось – вода оставалась водой. И по дороге назад, в места, которые он хорошо знал, выяснилось, что некоторые виды тыкв сохраняют воду лучше, чем другие: они были больше по размерам.

Он шел домой возбужденный и довольный Другими, которые наверняка помогли ему в этом.

Собратья, которых он искал, как всегда, путешествовали по своей территории. Они обрадовались его возвращению, но не удивились: он всегда возвращался. Они видели, что он несет плод, но это был плод, который они все знали. Они были удивлены, что его содержимое не то, к которому привыкли. В конце концов, они пришли к заключению, что это новый вид растения.

Он пытался объяснить им. Он старался показать им великое каменное дерево, как далеко оно, как высоко. Он старался показать им пустыню из гравия и камня, невысокую зелень, гром и потоки дождя, такие непохожие на привычные им дожди. Он старался показать им ТгХут в ее безмолвном величии, неясно вырисовывающуюся над миром. Но у него получилось не все, далеко не все.

Только иногда получалась желаемая картинка, и уж:, конечно, он не мог передать тот интерес, который чувствовал, то благоговение и тот ужас. Он не мог добиться их понимания. В особенности о горе. Он не мог заставить их понять, и это ранило его. Должен быть какой-то способ заставить их понять. Должен быть!

Тыкву они поняли достаточно хорошо, хотя и не смогли осознать необходимости в ней. Зачем кому-то понадобилось хранить воду? Она была тяжелой и к тому же, когда ее в избытке повсюду, зачем это нужно? Они играли тыквой, как игрушкой, и это ранило блуждающего. Наконец он прекратил свои попытки им что-либо объяснить и начал готовиться к своему великому путешествию.

Он собрал тыквы, расколол их, а затем попытался нести. Это сработало, но он не мог нести их много. Когда пустые тыквы утомили его, он подумал о том, какими тяжелыми они будут, если их наполнить.

Нет, должен быть другой путь. Он сел у пруда и посмотрел на свое отражение. Две руки, две ноги. Ноги не пригодны для того, чтобы нести что-то. Он оглянулся вокруг, ища глазами то, что могло бы выглядеть как дополнительные руки. Тут ему пришло в голову, что у одного из видов лиан, который он сейчас увидел, листья похожи на кисти рук. Он сорвал несколько таких лиан, и его собратья заинтересовались, не сошел ли он с ума. Возможно, так оно и было, но несколькими днями позже он изобрел плетеную суму и сделал ее достаточно емкой, чтобы нести пять или шесть самых больших тыкв.