Глубокое волшебство - Дуэйн Диана - Страница 43

– Любовь?.. Что ты об этом знаешь? – Нита была так измучена, что и не замечала, что говорит с Властелином акул без всякого почтения, даже пренебрежительно.

– А кто ты есть, чтобы считать, будто я ничего об этом не знаю? Думаешь, если я убиваю без всякого раскаяния, то и любовь мне недоступна, непонятна, неведома?

Возникла длинная пугающая пауза. Эд'рум молча принялся описывать вокруг Ниты широкий круг.

– Ты думаешь, будто я столь стар, что ничего не знаю, кроме слепой привычки кружить, стремительно кидаться, одаривая шрамами, располосовывая… Убийца и Жертва. Это и есть единение. Да, я знаю такое… и очень хорошо.

Голодная алчность сквозила теперь в голосе акулы. Эд'рум все сужал и сужал круги и говорил ровно, медленно, будто в полусне:

– И… да… иногда нам хотелось бы, чтобы единение не кончалось, было вечным. Но что нам, существам холодным, делать с теплокровными? Долго ли будет длиться такое единение? – Это слово он выговаривал четко и жестко, словно оно было чуждо его языку. – Рано или поздно кто-то из нас ослабеет или попадет в беду, и другой прикончит его. Вот какой конец сулит любовь, которая соединила бы нас. Эта цена для меня слишком высока, и я не хочу расплачиваться даже за единый миг единения. И плаваю один.

Он приблизился к Ните настолько, что их тела почти соприкасались. Нита прижала к бокам плавники и отстранилась от жесткой шкуры, не осмеливаясь в то же время резко отпрянуть в сторону. Эд'рум оборвал свое кружение и принялся плавать вперед и назад, будто и не было никаких угрожающих кругов только что.

– Но, Килька, вряд ли тебя занимает и волнует вопрос МОЕЙ любви… или ее отсутствие…

– Любовь? – вырвался у Ниты горький вскрик. – Но у меня и мгновения этой любви не было! А теперь… теперь…

– Тогда тебя верно выбрали для партии Молчаливой, – словно откуда-то издали прозвучал голос акулы. – Как там звучит эта строка? «…Не дозрела я для любви, зато для смерти созрела…» Это всегда было привилегией Молчаливой – жертвовать любовью ради жизни, а не наоборот, как часто звучит в ваших песнях, жизнью ради любви.

Эд'рум отплыл в сторону, чтобы ухватить морского окуня, который неосторожно проплывал слишком медленно и близко. Когда вода унесла капли крови, глаза акулы снова сделались холодными и спокойными.

– Неужели это так много для тебя значит, Килька? У тебя на самом деле не было времени полюбить? – спросил Эд'рум.

Мама, папа, Дайрин, промелькнуло в голове у Ниты, нет, это не любовь. И тут же ужаснулась – Дайрин? Она не любит Дайрин? И все же…

– Нет, Бледный Убийца. Я люблю. Но… не так, не то…

– Тогда, – Бледный словно бы усмехнулся, – тогда, полагаю, Песня будет петься от всего сердца. Ты все еще намерена совершить Жертвоприношение?

– Я не хочу…

– Отвечай на вопрос, Килька.

Прошло немало времени, прежде чем Нита смогла заговорить снова.

– Я сделаю то, что обещала, – выдавила она и тут же услышала долетевшие до нее сквозь толщу воды ноты Песни, которые прозвучали сейчас, как погребальные песнопения.

Нита была благодарна Властелину акул за долгое его молчание, потому что сейчас, когда все внутри у нее сжалось, не смогла бы скрыть свое отчаяние, этот обуревавший ее безграничный страх. Настоящий страх. Не тот, что возникает неожиданно, неосознанно. Нет, ее страх возник одновременно с внутренним окончательным решением и охватывал медленно, словно бы сужая круги, как готовая к убийству акула. Нита не просто страшилась непонятного, она до мельчайших подробностей осознавала, что с нею произойдет.

– Я достаточно велик и силен, чтобы покончить с китом-горбачом в два приема, – сказал Эд'рум. – И нет мне надобности растягивать это удовольствие. Ты будешь говорить с Сердцем Моря. Это твоя радость. Так что не думай обо всем остальном.

Нита с изумлением поглядела на акулу.

– Но я думала, что ты не веришь в Сердцевину Времени… ты же никогда…

– Я не волшебник, Х'Нииит, – тихо вымолвил Эд'рум, – и Море не говорит со мной, как с тобой. Я никогда не испытаю этой высокой дикой радости, о которой поет Синий: «Море, пылающее непереносимым светом…» Голоса. Единственный голос, который я слышу, это голос крови. Но разве мне иногда не хочется узнать, какая она, ваша радость?.. И пожалеть, что мне она не доступна.

Сухая, словно раздирающая горло боль послышалась в голосе акулы. И Нита вдруг вспомнила те строки из Учебника, где упоминался Властелин. "Акулы не умирают естественной смертью, – думала она. – Значит, лишь Властелин живет годы и годы, становящиеся бесконечностью. Вокруг него все умирают и умирают… а он не может…

…но хочет? Вот почему он мечется, словно пытается вырваться из каких-то невидимых, но прочных тисков".

Нита вдруг переполнилась неясной жалостью к этой бледной молчаливой тени, снующей около нее. Она уже не сторонилась, а подплыла поближе к Бледному и мгновение скользила с ним бок о бок.

– Жаль, что я не могу помочь тебе, – проговорила Нита.

– Зачем? Разве Властелин умеет чувствовать горе и одиночество? – Теперь в его голосе не осталось и намека на печаль или раздумье. Лишь спокойное высокомерие.

– А чужое горе тем более? – не удержалась Нита. Эд'рум ответил долгим молчанием.

– Я понимаю, – снова начала придавленная этим молчанием Нита, – надо страдать беззвучно и безмолвно. И все же всегда надеешься, что принесший горе сочувствует тебе.

Они проплыли еще несколько длин, рассекая постепенно темнеющую воду. И страх снова стал постепенно охватывать Ниту. А разум ее кричал и неистовствовал: «ТЫ ПРОСИШЬ О СНИСХОЖДЕНИИ, ЖДЕШЬ ЖАЛОСТИ ОТ СУЩЕСТВА КОТОРОЕ СОБИРАЕТСЯ УБИТЬ ТЕБЯ? ТЫ СУМАСШЕДШАЯ!»

Наконец Эд'рум произнес:

– Ты хорошо говорила. И мы сделаем так, чтобы Жертвоприношение было радостным. Ты молодая и никогда не любившая. Я старый и никем никогда не любимый. – В голосе акулы слышалось лишь ледяное спокойствие. – Такой Песни Море еще не видело. И вряд ли увидит.

– Х'Нииит, – донесся до них с южной стороны маяка Амброуз голос Ш'риии, – твое время уже почти истекло…

– Мне нужно возвращаться, – сказала Нита. – Эд'рум…

– Да, Молчаливая?

Нита сама не понимала, почему она сказала это:

– Прости меня!

– Впервые меня просят об этом, – бесстрастно ответил Властелин. – Ладно, и ты меня прости. Плыви, Килька. Я не забуду твоих слов.

Нита взглянула на акулу. Безжалостные, непрозрачные, словно бы лишенные глубины глаза на мгновение задержались на ней, и Эд'рум, грациозно изогнувшись, проплыл мимо.

– Плыву-у! – пропела Нита в ответ на призыв Ш'риии и повернула на юг.

И бледная тень не сопровождала ее.

Следующие несколько часов, пока вода все продолжала темнеть и тяжелеть, протекли для Ниты в бесконечных переливах музыки и пения, утомляющих повторениях слов, которые могли испугать ее, если бы у нее было время пугаться. И что-то росло в ней, медленно, постепенно охватывая все ее существо. Странное приподнятое настроение – вот что она ощутила вдруг. Она продолжала петь, не раздумывая, почти не осмысливая пропетые строчки и слова, охваченная этим радостным чувством в надежде, что оно будет длиться все время, до того самого момента, когда все кончится. Вместе с другими Посвященными она повторяла еще и еще раз то, что станет ее последними словами:

…Море, услышь меня снова

И сделай Законом мной изреченное слово…

– Правильно. Теперь немного отплыви. Никто не должен услышать этой части Песни. Плыви вверх и в сторону центра, туда, где есть острый выступ скалы. Вот сюда…

Должна ли я принять этот ничтожный Дар?

Тайну смерти познать и потерять Власть?

Так пусть же узнают, кто принял удар,

Кто кровь и дыханье свое позволил украсть,

Чей голос и разум превыше ничтожной Игры.

Появится Некто, откроет, что скрыто от вас до поры —

Что явно и тайно дано не случайно —