Глубокое волшебство - Дуэйн Диана - Страница 31

– Да, я человек, – пела Нита, – но и Волшебница. Поберегись!..

У-УУХ! Заклинание кашалотихи ударило с такой силой, что обрушившаяся стена воды показалась каменной. Ниту отбросило назад, ее буквально завертело как щепку. Она пыталась удержать равновесие и кляла себя за беспечность. Заклинание китихи было столь простым, что граничило с презрением к противнику, казалось эдаким пренебрежительным жестом, равносильным пощечине…

Ниту бросило в жар от негодования. Она сосредоточилась, почувствовала свое единение с Морем и запела. Только три ноты, но очень высокие и протяжные. Она словно бы посылала назад полученный удар, возвращала его с удесятеренной силой. Вода вздыбилась. Гигантскую китиху швырнуло и закрутило. Она кувыркалась точно так же, как минуту назад сама Нита. Обескураженная кашалотиха успела издать лишь короткий вопль.

Нита остановилась, сотрясаясь всем телом от гнева. Ш'риии, Ст'Ст и Кит окружили ее.

– Со мной все в порядке, – все еще дрожа, успокоила их Нита. – Но этой громадине требовалось преподать урок хороших манер.

– Верно, встряска ей на пользу, – сказала Ш'риии. – Х'Нииит, извини. Мне надо было держаться рядом с тобой, но… – Она смущенно умолкла.

– Все нормально, – пропела Нита, постепенно приходя в себя.

– Отличный удар, – прогудел рядом с ней низкий голос. Она повернулась к Киту и слегка, благодарно потерлась о него правым боком.

Откуда-то сверху опустилась бледная, почти невесомая тень. Плоский темный глаз рассматривал ее с интересом.

– Да, – прохрипел Эд'рум. – Наша Килька, оказывается, зубастая! Поздравляю.

– Спасибо, – откликнулась Нита, не особенно желая в эту минуту продолжать разговор с акулой.

Они медленно подплыли к Ш'риии, которая пыталась утихомирить разбушевавшуюся китиху.

– Ты не права, Ар'ейниии, – говорила она. – Мы не нарушали Обычай, не вторгались в твои воды без предупреждения. Мы пели.

– Вон та не ПЕЛА! – ярилась Ар'ейниии, и голос ее был таким резким от гнева, что причинял боль. – Мои права…

– …не означают, что можно нападать на молчащего, если он не нарушал Обычая. – Ш'риии пела на одной умиротворяющей ноте. – Ты напала на Х'Нииит в припадке злобы. Сначала злость, потом гнев. И все из-за того, что она человек. Мы слышали…

– В самом деле? А что еще вы слышали в этих водах, ты, Волшебница-младенец, и твои беспечные товарищи по играм? – Ар'ейниии окинула их таким бешеным взглядом, что, казалось, снова готова броситься на любого. – Вы слышали стоны моего детеныша? Вы видели его? Знаете ли вы, что три дня тому назад в этих водах побывали люди-китобои? С моим малюткой М'хали они поступили так же, как и с вашим другом Аэ'мхнууу! Пронзили гарпуном и оставили умирать мучительной смертью брюхом вверх. А сами стали охотиться за мной. А потом… потом они волокли его распухшее от воды тело и потрошили его. Они кидали за борт на потребу чайкам его внутренности! Да, клочки, обрывки, куски тела моего малыша!

Ш'риии молча выслушала источающую боль, гнев и бессилие надрывную песнь Ар'ейниии.

– Я разделяю твою скорбь, Ар'ейниии, – печально пропела Ш'риии. – И все же ничто, даже такое горе, не может помешать Песне. Только она остановит беду. Поэтому мы здесь.

Ответом ей был короткий смех, в котором смешались горечь и гнев.

– О какая ложь! – затряслась Ар'ейниии. – Или глупость и заблуждение! Неужели ты и в самом деле веришь, будто ЧТО-НИБУДЬ может заставить их уйти и перестать охотиться на нас, Ш'риии? – Китиха вдруг с ненавистью посмотрела на Ниту. – Теперь, как я вижу, они уже коварно проникают в самые глубины Моря!

Между Нитой и Ар'ейниии оказался Кит. Он прогудел своим ровным, глубоким голосом кашалота:

– Ты ошибаешься, Ар'ейниии. Она здесь для того, чтобы защитить твою жизнь и жизни твоих сородичей. За то, что случилось, она не может отвечать.

Ар'ейниии насмешливо фыркнула, и звук этот был похож на грохот волны, разбившейся о скалу.

– В самом деле? – всколыхнулась она. – Что же такое может сотворить эта пришелица? Такое, что изменит мою жизнь?

– Она – Молчаливая в Песне, – тихо произнесла Ш'риии.

Ар'ейниии смерила Ниту презрительным взглядом.

– Она? – И громадная китиха снова фыркнула. – Что ж, наконец-то от человека будет хоть какая-то польза. Но не сомневаюсь, что вам пришлось здорово потрудиться, чтобы заставить ее пойти на это. Ни один человек никогда не отдаст добровольно свою жизнь за одного из нас, будь он хоть трижды Волшебник. А может, вы заманили ее хитростью?

Медленно, еле двигая плавниками, словно подкрадываясь, Эд'рум подплыл к Ар'ейниии.

– Не умно, – прохрипел он, – ох как не умно, Волшебница, презирать другого Волшебника, пусть даже он не принадлежит к твоему роду. Ты хочешь сделать Х'Нииит ответственной за все неправедные дела ее собратьев? Хорошо. Тогда я стану винить тебя за те раны, которые нанесли моим сородичам твои братья за многие тысячи лун. И значит, буду вправе отплатить тебе ранами на твоей собственной шкуре. Теперь же!

Ар'ейниии повернулась спиной к акуле и спокойно поплыла назад, будто и не ее вовсе касались нешуточные угрозы.

– Ты принимаешь не ту сторону, Бледный Убийца, – откликнулась она наконец. – Люди убивают и тех, кто находится под твоим владычеством.

– Я ни на чьей стороне, Ар'ейниии. – Эд'рум продолжал неотступно плыть за китихой. – Я ни с китами, ни с рыбами, ни с людьми, ни с какой-либо Силой в Море. Вы, Волшебники, должны бы знать это. – Он принялся очерчивать круги вокруг китихи-кашалота. – И если я пою эту Песню, то только по той причине, по которой пел уже множество раз: мне это нравится. Лучше отбрось свое отчаяние, приглуши боль и поговорим о деле, ради которого мы приплыли сюда, в твои воды. Поговорим, пока ничего худшего с тобой не произошло.

Ар'ейниии медленно развернулась.

– Ладно. Если вы явились взять с меня Клятву, – она взглянула на Ш'риии, – начинайте. Но вы помешали мне расквитаться за потерю.

– Смягчись, – остановила ее Ш'риии, – От тебя идет волна ярости. Используй ее в Песне, но не обращай на тех, кто рядом. У нас не так мало Волшебников, чтобы я рискнула взять певца, обуянного слепым гневом. Выбирай и скажи мне, усмиришь ли свой гнев и отдашься ли Песне всем своим существом?

Ар'ейниии медленно и молча плыла меж ними, издавая лишь слабый звук, похожий на тиканье часов, звук, который обычно издают плывущие кашалоты.

– Приятно знать, что человек будет петь ради Моря, – наконец произнесла она твердым, ровным голосом. – Я довольна. Но на сердце у меня горечь потери. Я лишилась своего детеныша и не смогу легко и быстро забыть такое. Пусть люди знают это и не приближаются ко мне.

Ш'риии взглянула на Ниту и Кита.

– Вы согласны? – Кит-горбач и кашалот пошевелили хвостами в знак согласия. – Тогда приступим, – сказала Ш'риии. – Ар'ейниии, те, кто собрались петь Песню, которая есть и позор Моря, и слава Моря, призывают тебя. Скажи, чтобы я слышала, согласна ли ты с этой Песней?

– Я согласна… – Ар'ейниии отвечала медленно и настороженно, но постепенно голос ее приобретал глубину и ровное спокойствие, и Нита начала постепенно расслабляться.

А китиха-кашалот издавала протяжное мелодичное гудение. Звук был приятен, в нем слышалась уже не злоба, а умиротворение. И все же Нита поймала мимолетный настороженный взгляд Ар'ейниии, брошенный на акулу. Да, громадная китиха все же помнила об угрозе, о том, что Эд'рум наблюдает за ней и теперь постоянно будет держать ее под прицелом своих холодных круглых глаз.

И во второй, и в третий раз был задан вопрос, и голос Ар'ейниии поднялся до самых высоких, доступных кашалоту нот.

– Пусть я вечно буду скитаться среди исчезнувших и потерянных, если откажусь от Песни, – пела Ар'ейниии, – или от того блага, что она несет живущим. – И все же Нита уловила в ее голосе отчуждение и слабый отзвук презрения к высокой Клятве, как будто китиха полагала, что потери ждут лишь ее и лишь ей грозит исчезновение. Особенная горечь послышалась в последних словах о тех, кто жив, кто еще живет в этих водах. И боль утраты и потери придавала ее словам один-единственный смысл: жизнь – это проклятие…