Незавидная невеста - Гринберга Оксана - Страница 2

Такие портреты были развешаны в каждой из комнат губернаторского дома – лорд Корнуэлл старательно демонстрировал, насколько сильно он любит нынешнюю власть.

Но король привычно промолчал, оставив мой вопрос без ответа. Смотрел на меня сурово, хмуря темные брови.

И я снова вздохнула.

Брайн Стенвей был молод и, что уж тут скрывать, демонически красив. К тому же он правил Аронделом крепкой рукой, карая без жалости и облагая налогами по собственному желанию. Какое ему дело до того, что мы с Олли – бедные сироты с бедного северного островка на задворках его огромного королевства – попали в совсем уж бедственное положение?!

– С тебя и не такое станется! – пробормотала я.

Хотела добавить «королевский кровопийца», потому что последние три года после прихода к власти Брайна эти самые налоги порядком возросли, но не стала.

Решила, что не мое это дело.

Мое дело – это прекратить думать о плохом и помолиться за здоровье дяди. Потому что в тот ужас, который последовал за смертью наших родителей шесть лет назад, когда мы с Олли оказались в приюте, а потом я оттуда сбежала, чтобы достать деньги на его лечение…

Так вот, возвращаться в тот ужас мне нисколько не хотелось.

Пусть в доме лорда Корнуэлла нас считали бедными родственниками, а Абигейл называла нас «мерзкими побирушками», но, по крайней мере, у нас была крыша над головой, вдоволь еды, и дядя, пусть и скрепя сердце, разрешал преподавателям Абигейл давать нам уроки и оплатил лечение Олли в прошлом году.

Я надеялась, что так будет и в этом.

Но тут внезапно распахнулась дверь, и в нашу комнату ворвался лорд Корнуэлл собственной краснолицей персоной. На это я подскочила, выронив книгу, потому что визита лорда Корнуэлла никак не ожидала. Да еще и полог тишины заглушил дядины шаги.

Впрочем, тут же поклонилась почтительно. Затем, распрямившись, с тревогой уставилась на своего родственника. Дядину внушительную фигуру обтягивал черный бархатный камзол, с трудом сходившийся на его животе. Пышное жабо сдавливало ему горло, и он, тяжело дыша, стоял, навалившись на резную трость.

И я отстраненно подумала, что лорд Корнуэлл, похоже, снова увлекся жарким на ночь, не забыв запить его парой литров красного вина, потому что от него шел тяжелый запах перегара, который не заглушал даже выписанный из столицы парфюм.

Тут дядя уставился на меня, и я заметила, что один глаз у него красный, налитый кровью. Второй, впрочем, тоже не сильно отставал от собрата.

Ахнула:

– Дядя Бернард! – и в полнейшем ужасе кинулась к нему. – Прошу вас… О, умоляю, вам же нельзя так волноваться! Почему вы не слушаетесь своего доктора, он ведь столько раз вам говорил?! Вам немедленно нужно сесть и успокоиться!

Он послушно опустился на стул, и я тотчас же отодвинула в сторону свои учебники.

– Вы позволите? – спросила я у него. – Я… Я могу… вам помочь!.. Я умею!

Вместо ответа он снова уставился на меня налитыми кровью глазами, а затем перевел взгляд на «Три принципа лечения» – книгу, которую я читала перед его приходом.

Моргнул.

– Мне кажется, новый приступ совсем близко, – тем временем говорила я, – а ваш лекарь ушел в Серые Пустоши собирать весенние травы. Он же не знал, что вы будете волноваться с утра пораньше! – Да так волноваться, что весь дом услышал! – Но я могу… Я прилежно учусь, и меня очень хвалит преподаватель по магии…

Не думала, что он мне позволит, потому что дядя много раз давал мне понять, что только вера в Богов не дает ему вышвырнуть нас с Олли вон. Но человек слаб, и его милосердие не безгранично, поэтому однажды мы снова можем очутиться на улице.

А ведь в нас с братом текла такая же кровь Корнуэллов – как в дяде и в Абигейл!

Но мы с Олли были Дорсеттами, потому что еще до моего рождения дед прогневался на маму и лишил ее наследства и титула за не угодный ему брак с моим отцом, обычным магом.

Дядя тоже не слишком далеко от него ушел. Много раз мне выговаривал, что его сестра Флоя загубила свою жизнь, связавшись с «тем мерзавцем» Норманом Дорсеттом. А мы с Олли – живое напоминание об этом прискорбном инциденте. Свалились ему на голову, и при виде нас он едва не умер от отвращения. Но все же проявил милосердие, хотя он много раз пытался отговорить Флою от этого брака, предрекая ей печальный конец. Но сестра никого не послушала, и все получилось именно так, как он и думал.

Потому что шесть лет назад мой отец погиб, а мама… Мама умерла через восемь месяцев после его смерти от тоски и безденежья, быстро растратив все наши небольшие сбережения. Затем наш дом продали королевские поверенные, тем самым оплатив наше с братом пребывание в Приюте Святой Истонии на несколько лет вперед, и еще на год лечение для Олли.

На большее денег уже не хватило.

А дядя даже не приехал на похороны своей сестры, хотя я ему написала – тогда он еще жил в столице. Позже я отправила еще несколько писем, умоляя его о помощи. Просила не за себя, а за Олли, потому что мой брат болен и ему нужно раз в год получать дорогостоящее магическое лечение.

Но Бернард Корнуэлл, важный столичный придворный и член Парламента, так и не снизошел до ответа на мои мольбы.

А потом… Потом в столице случилась попытка государственного переворота, и в том заговоре оказались замешаны многие из вышестоящих. Но король Брайн выжил и вернул себе власть, после чего полетели головы, титулы, состояния и места при дворе.

Бернард Корнуэлл сохранил и голову, и титул, и свое богатство. А вот место при дворе и членство в Палате Лордов он все же потерял и был выслан на наш северный остров – назначен его губернатором! – с наказом не покидать Хокк до особого королевского распоряжения.

Со слов дяди выходило, что его оклеветали завистники, хотя он всегда стоял на стороне законного короля. Его вину доказать не удалось, хотя у следствия были какие-то косвенные улики. Фальшивые, как любил заявлять дядя. Именно из-за них Бернард Корнуэлл и лишился королевской милости.

Впрочем, два с лишним года назад, когда я узнала, что губернатором Хокка стал мой дядя… Нет, я не побежала сразу же обивать пороги его особняка в центре Вильмы. Вместо этого тянула так долго, как могла, не собираясь взывать к его милосердию, пока наконец не поняла, что другого выхода у нас с Олли попросту нет.

Иначе мой брат умрет.

Именно тогда я переступила через свою гордость и упала дяде в ноги. И Бернард Корнуэлл почему-то смилостивился, разрешив нам с братом остаться. Но при этом он неустанно мне напоминал, в каком мы перед ним долгу, а Абигейл постоянно надо мной издевалась.

Зато сейчас он пришел в нашу с братом маленькую комнатку, сидел за моим столом, уставившись на меня налитыми кровью глазами.

– Ты хорошая девочка, Агата! – наконец, произнес он с чувством, когда я немного подровняла магически его состояние, убрав признаки приближающегося нервного криза. – И очень хороший маг.

– Нет, дядя! – отозвалась я с явным сожалением. – Маг из меня посредственный, но я очень стараюсь.

Мне хотелось выучиться и полностью раскрыть свой магический дар, чтобы в будущем помогать родному брату. Но пока его болезнь была куда серьезнее моих умений – с ней могли совладать только Высшие Маги.

– Агата, скажи мне, – дядя уставился мне в глаза, – ты ведь все еще девственница? – На это я ахнула, а он продолжал: – Думаю, Сестры Святой Истонии вбили в твою маленькую голову, что до брака любовные утехи неугодны Богам!

Кровь прилила к моим щекам.

– Как вы можете во мне сомневаться?! – произнесла я срывающимся голосом. – Я бы ни за что!.. Нет же, дядя Бернард, клянусь вам, я никогда!

Однажды Мэтью меня поцеловал. Это было в тот день, когда он уплывал в столицу. Но поцелуй вышел смазанным – дружеским с моей стороны и не особо дружеским с его.

– Охотно в это верю, – согласился дядя. – Ну что же, Агата!.. Никогда не думал, что мне придется это сказать, но сегодня я даже рад, что ты пришла в мой дом. Потому что настал твой черед отплатить мне за доброту и те щедроты, которыми вы с братом пользовались по моей милости.