Список моих грехов (СИ) - Герас Татьяна - Страница 38

А Сашка пристально вглядывается в моё лицо и слегка покачивает головой с пониманием, а её улыбка становится ещё горше.

— Вот то-то и оно, Данрод, — она порывисто подается к столу, беря в руки бутылку и сама наливает себе полный бокал. И тут же прикладывается к крепленой жидкости, явно не думая о том, что рискует опьянеть. Она поднимает на меня слегка поплывший взгляд и говорит тихо, — Так что ты, конечно, имеешь полное право на меня злиться, но точно не за то, что промолчала.

— Ну, допустим, — вино разливается по небу, пытаясь охладить горящие внутренности. — Твои мотивы ты так и не объяснила, но всё же. Отчего потом, когда уже знала, что Эдея объявила меня виновным в заговоре, не попыталась со мной связаться?

— Правда не понимаешь, Дан? — она зарывается ладонью в собственные волосы, то ли массируя кожу, то ли машинально пытаясь так закрыться от меня. А потом резко убирает руку, вскидывая подбородок и прожигая взглядом. — Потому что знала, что заберешь Родьку. Вы, эдейцы, все помешаны на войне и контроле. Да, вы выращиваете в ваших специальных теплицах боевые единицы правильной селекции. И считаете, что мальчикам не требуется материнская опека. В чем-то вы правы и ваши солдаты хороши, а некоторые ещё и думать научены на зависть многим. Но вот любить вы не умеете, — она качает головой. — Откуда бы? Уважать, ценить, оберегать — это да, но любить… Такое только в полной семье. У меня такая была когда-то, но и это отняли, — по ее щеке скатывается одинокая слеза, но она, похоже, этого не замечает. — И у меня никого нет, кроме Родьки, Дан, — она вновь поворачивает ко мне лицо. — Так что скажи, что я должна сделать, чтобы ты позволил мне остаться поблизости, чтобы хотя бы его видеть? Просто скажи! — Голос дрогнул. Она шепчет, а слезы уже катятся ручьями по бледной коже. — Мне не впервые становиться на колени, чтобы спасти тех, кто мне дорог…

Я оказываюсь рядом мгновенно, присев рядом на корточки и поднимаю её лицо за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Она вздрагивает, словно я сделал больно.

— Амирей?

Сашка упрямо поджимает губы, а глаза зло сужаются.

— Александра, ответь! — Но видя, что моя давнишняя проблема закусила удила, некрасиво давлю на больное, — Ты только что сказала, что хочешь знать, что надо сделать, чтобы остаться с сыном! Отвечай на вопрос, Принцесса!

Глава 20

Александра

— Что, давно никто не рассказывал поучительных историй о юношеской глупости и о том, как быстро реальный мир лишает иллюзий? — отвечаю, ещё делая слабую попытку улизнуть от вытаскивания на свет нелицеприятного прошлого.

Жду очередной резкости, но в ответ получаю тишину.

Трепыхаюсь, словно бабочка в паутине. Не отпустит. Демон ещё тот паук, и я знаю, что пропала…

Вскидываю глаза на Дана. Боги, как же я устала… Ну почему он вытягивает из меня последние силы? Умело манипулирует страхом. Давит, давит…

Разочарование и досада, подстегиваемые вином — оно вообще что-то пробило во тщательно выстраиваемых в душе барьерах.

Вот на кой он сел так близко и смотрит так внимательно, словно душу выворачивает? Пытка какая-то…

Внутри бушует буря, состоящая из сплошных противоречий: хочется одновременно злобно огрызаться, и спрятаться на груди у этого сильного мужчины. И понимание всей глупости и тех и других порывов — просто добивает.

Внезапно он снова протягивает руку к моему лицу, и кончиками пальцев проводит по щеке, стирая влагу.

Слезы. Вот же, даже и не заметила. Совсем ты, Сашка, расклеилась.

Вздрагиваю и застываю кроликом, пойманная в ловушку карих глаз.

— Просто расскажи мне всё, Саша, — произносит внезапно мягко, словно уговаривая ребенка. И этот контраст злой, только что прозвучавшей угрозе, действует намного лучше.

Я с трудом разрываю зрительный контакт, прислоняюсь спиной к мягкой спинке кресла и прикрываю глаза, произнося обреченно:

— Хорошо…

— Девочка моя, ты уверена, что хочешь всё бросить и исчезнуть? Если бы не знала тебя, то решила бы, что устраиваешь драму на пустом месте. Все настолько скверно? — Елизавета Сандовская смотрит с тревогой, крепко сцепив пальцы рук.

Её кабинет в возвышающемся над Любомирьем острой иглою шпиля здании, расположен на самом верху. Под носом у богов, как любила шутить мама. Ведь и вправду, то, что умели делать ее спецы, подобно деяниям божественным и позволительно лишь с их благословения. Ну, если бы они и вправду существовали.

— Да, мамуль, к сожалению сказки не получится. Разве что страшная, — улыбаюсь криво и гляжу на родного человека уверенно. — Но я ни в коем случае не хочу навредить вам с папой. И Росси. — Желание схватиться за голову и просто разрыдаться от обиды давит, а картинки возможного будущего не дают покоя уже который день. И нет, решиться на такой разговор я смогла только после очередной репетиции этого самого будущего, когда пришлось изображать счастливую таине правителя перед высшими военными Эдеи. Как же это было мерзко! И я ещё говорила, что ненавижу приемы у папы? Дура. Просто не была призовой лошадью, которую выставляют на всеобщее обозрение. Разве что в зубы не заглядывали…

— Мамочка, родная, ты же меня знаешь, я сильная, но… — голос позорно срывается. — Я просто не выдержу.

Мама долго молчит, взвешивая и принимая решения.

— Саша, не отпустит он тебя, — мама качает головой. — Я знаю политиков. Да и Малик привык решать проблемы радикально. И я уверена, что его решения тебе не понравятся, — вздыхает она. — Вот только знаешь, в одном ты бесспорно права — ты не выдержишь! Мы с отцом тебя готовили ко многому, но не к равнодушному расчету, без права выбора.

Она жестом подзывает меня и я окунаюсь в родные объятия. От нее всегда так вкусно пахнет — весенними цветами, талым снегом, а ещё уютом.

Домом, которого меня лишали, несмотря на все обещания, что я останусь тут, в Любомирье. Кем? Матерью, у которой гарантированно отберут детей? Куклой, которую охраняют двадцать четыре часа? Даже сейчас за дверью пасутся охранники. Меня и сюда-то отпустили с большой неохотой.

— Родная моя, — шепчет мама куда-то мне в макушку. — Я не могу тебя сейчас вытащить — нужно время, чтобы не подставить отца и все подготовить, — я слышу, как дрожит её голос от напряжения. — Нужен счет, который бы не отследили, документы, место, надежные люди…

— Но времени совсем нет, — бормочу отчаянно. — Я знаю, что буквально через пару дней после этого чертового обряда уже окажусь беременна, уж об этом Амирей позаботится. И куда я потом? Да он найдет своего ребенка где угодно!

И тут меня словно молния бьет озарением. Я отстраняюсь от матери и говорю задумчиво:

— А знаешь, мам, я, пожалуй, потерплю пару месяцев, раз надежно обойти систему, чтобы исчезнуть, быстро не получится…

Госпожа Сандовская смотрит на меня, вскинув удивленно брови.

— И что ты задумала?

— Полагаю, как мне, так и вам с папой будет легче, зная, что я рожу сына от мужчины, который мне действительно понравился! — улыбаюсь зло, всё больше загораясь идеей. — Не хочу видеть в ребенке черты этой хладнокровной сволочи, — цежу сквозь зубы.

Мама хмурится, глядя печально.

— Саш, нельзя винить хищника за то, что он таковой по природе, — произносит она грустно. — Амирей и вправду не худший вариант. Просто не для тебя. Вот Ника была бы счастлива! Ещё и привязать к себе мужчину попыталась бы.

О, это даже не подлежит сомнению! Её повизгиваний и стонов о несправедливости судьбы, мне хватило с лихвой. А от мечтательных рассуждений о том, как мне повезло, просто хотелось ее удавить. Спасибо Виллиану, что избавил от потока глупости — спасло только появление эдейского любовника моей любвеобильной подруги. Полагаю, присутствие породистого эдейца в ее постели, хоть немного примирило Вероничку с несправедливостью мира.