Путь Малфоя (СИ) - Дадов Константин Леонидович - Страница 10

Казалось бы, что такое какие-то сто лет для мага высшей планки высшего уровня? Однако же сто лет Альбусу было только на бумаге: обучение у Николаса Фламеля отняло почти пятьдесят лет жизни, которые были проведены в созданной алхимиком временной аномалии; во время войны с немецкими силами профессор трансфигурации и декан факультета Дамблдор, вооружившись хроноворотом и беспощадно эксплуатируя феникса, который до сих пор это вспоминает, появлялся то на одном рубеже боевых действий, то на другом, стараясь помочь союзникам хоть чем-то и ощущая груз тяжёлой вины за то, что стал одной из причин появления страшнейшего Тёмного Лорда тысячелетия, а днём вновь шёл читать лекции детям и делал вид, что никуда не отлучался (война для него затянулась на субъективных двенадцать лет, полных «подвигов» и «героизма» под самыми разными именами); затем был период затишья, во время коего верный хроноворот использовался ещё не раз, а когда о себе заявил Том… Одним словом, время, отведённое на жизнь даже высшему магу, утекало сквозь пальцы, будто вода.

После войны, которая не закончилась победой над давним другом, в какой-то момент соблазнившимся могуществом самой тёмной магии, а продолжавшейся ещё около полутора лет реального времени, Альбус дал себе обещание, что сделает всё возможное и невозможное, но не допустит повторения тех кошмаров. Даже среди маглов слова могут нести большую силу, волшебникам же и вовсе не стоит лишний раз открывать рот, что в очередной раз подтвердилось с появлением Тома Слизерина и его приспешников, которые всеми силами продвигали законы и правила, крайне похожие на идеи нацистов.

В магической Англии началась гражданская война, которая выплеснулась на улицы магловских городов, а по Альбусу ударил сильнейший откат за клятву, данную самому себе, которую он не сумел исполнить из-за собственной нерасторопности. В те единственные разы, когда он смог выйти на бой с самопровозглашённым Тёмным Лордом, в организме бурлил такой коктейль из зелий и эликсиров, что самый умелый из магловских барменов лишь покачал бы головой от уважения.

И вот, когда последствия отката уже почти удалось преодолеть, а в голове составлялся план сражения с молодым и горячим тёмным магом, едва-едва ставшим высшим и до конца так и не освоившимся со своими возможностями, прозвучало это дурацкое пророчество, из-за поверивших в него волшебников давшее Слизерину практически ультимативную неуязвимость (ведь победить его может только ребёнок, рождённый от пары волшебников, трижды бросавших ему вызов).

В тот день, когда Сивилла произнесла своё первое истинное пророчество, Дамблдор впервые понял троянцев… которые сожгли одну говорливую ведьму, пусть это и было уже бессмысленно. От самых радикальных действий его удержало лишь понимание, что родная страна может и не пережить буйства двух Тёмных Лордов, достигших ранга высших магов (Атлантиде, если верить летописям, хватило столкновения четырёх высших).

И снова хроноворот, чужие личины и имена, столкновения с оборотнями, вампирами, наёмниками, поднятой на кладбищах нежитью. Не раз и не два Альбус вытаскивал членов Ордена Феникса из самого пекла, надевая на себя внешность рядового аврора, после чего возвращался в прошлое и отдыхал, сидя в кресле директора и перебирая бумажки.

А потом был Хеллоуин, во время которого погибли Поттеры и Том Слизерин. Незадолго до этого Дамблдор попросил у Джеймса мантию, надеясь на её скрывающие свойства, которые должны были помочь обойти временную неуязвимость противника, данную ему пророчеством. А ведь будь этот артефакт у той же Лили…

«Ещё одна ошибка самоуверенного старика, который возомнил себя вершителем мира. Единственным и неповторимым подражателем Мерлина», — саркастично подумал Директор, в мыслях коего было столько яда, что и какой-нибудь василиск мог бы отравиться.

Перед своей смертью Том проклял мальчика, который его «победил»: кусочек ментального тела тёмного мага прицепился к энергетическому телу малыша и стал его поглощать, стремясь на столь благодатной питательной основе восстановиться и притянуть в новое тело остальной ошмёток души (истинно тёмное перерождение, которое практиковали демонологи древнего Шуммера). Самым простым было бы убить будущий сосуд Слизерина, но Альбус прекрасно знал, куда именно ведут лёгкие пути…

Гарри требовалось спасать, причём действовать следовало быстро и решительно. Директору Хогвартса пришлось вспомнить всё, что он знал о ритуалистике, а также магии японских охотников на нечисть, чтобы запечатать осколок Тома в шраме-руне, после чего тщательно выжечь то подобие разума, которым он обладал, при помощи собственных ментальных способностей.

Печать получилась надёжной, но только изнутри: снаружи её могло сломать множество вещей, начиная от боевого заклинания и заканчивая неоформленным выбросом силы. Накладывать на малыша ещё одну печать было опасно уже для маленького Поттера, который и с поддержанием этой-то клетки справлялся с трудом. Это и стало причиной, почему сын героев и ставший героем для волшебников малыш на долгие десять лет был спрятан от всего магического: чтобы за ним присматривать, старику пришлось привлекать давнюю подругу-сквибку, успевшую повоевать на магловской стороне во вторую мировую.

Дурсли, как ближайшие магловские родственники Гарри, пусть и были не самым идеальным вариантом, но честно исполняли обязанности опекунов, обеспечивая ребёнка едой и одеждой, крышей над головой и лечением болезней, устроили его в школу, да и вообще пытались защищать, о чём говорит их попытка побега при появлении письма из Хогвартса (могли ведь бросить его и сбежать втроём). Ну, а то, что мальчику давали работу по дому — это даже хорошо: привыкнув к труду руками, он по достоинству оценил магию как чудо, а не инструмент для завязывания шнурков. Да и тот факт, что ребёнок вырос добрым и любознательным, а не зашоренным и самовлюблённым, говорит о его дяде и тёте как о хороших воспитателях.

После того как маленький Поттер попал в школу, Альбус незаметно провёл ежегодную проверку шрама-печати. Результатами он был более чем доволен: ментальный паразит полностью погиб и теперь растворялся в энергетике Гарри, за счёт своей большей плотности позволяя ему разом шагнуть на несколько ступеней силы вверх, в результате чего на первый курс поступил волшебник высшей планки низшего уровня, который даже если все семь лет будет бездельничать, в итоге достигнет минимум средней планки среднего уровня.

«Хороший мог бы получиться ученик. Хоть где-то я всё сделал правильно», — лёгкая улыбка коснулась губ старца, но тут же угасла.

Кроме лечения юного Поттера, в последние десять лет Альбус занялся радикальной реформой образования и попытками запретить открытый доступ к знаниям, которые воспринимать иначе, чем оружие массового поражения, нельзя. Но невзирая на падение очередного Тёмного Лорда, старые семьи восприняли нововведения в штыки, всеми силами ставя палки в колёса. И если бы этим занимались только бывшие Упивающиеся, но ведь и многие светлые рода начали поднимать шум из-за «попрания традиций».

«Где же вы все были, когда маглорождённые и молодая аристократия грудью вставали на пути тёмных магов, не давая им превратить Англию в своё королевство? А стоило всему закончиться, как всякие «благородные сэры» полезли из каждой щели», — светлые маги не умели злиться — это была плата за использование силы специфичного окраса, но вот досада, которую испытывал Дамблдор, могла бы затопить Чёрное Озеро, если бы её можно было измерить литрами.

Фракция Малфоя требовала, чтобы в Хогвартсе преподавали ритуалистику, боевую магию, традиции… На первый взгляд — это были логичные требования, ведь волшебник должен развиваться всесторонне. Однако если взглянуть на ситуацию под иным углом, всё становится не столь радужно: ритуалы, если проводить грубую аналогию — это аналог магловской высшей физики, в которой мало знать формулы и уметь составлять комбинации цифр, но нужно иметь огромный багаж знаний, чтобы вместо безобидного светлячка не получить большой взрыв; боевая магия — это оружие, сравнимое или даже превосходящее по мощности ручное огнестрельное оружие маглов, гранатомёты Второй Мировой, помноженные на бесконечные боеприпасы; традициями же аристократы называли сборник этикета, в котором описано то, кто и кому должен кланяться, насколько низко и как долго стоять в согнутой позе.